Полет обратно к главному цилиндру занимает примерно пятнадцать минут и большую часть этого времени мы проведем при силе тяжести меньше одной пятой Ж.

Эвелин уставилась на капсулу у нее на ладони, а затем подняла взгляд на него:

– Это… очень любезно с вашей стороны.

Он наконец улыбнулся и лицо его превратилось в набор резких и глубоких морщин.

– Меня зовут Гарри – Гарри Бранковски.

– Спасибо, Гарри.

Он пригляделся к значку на ее комбинезоне.

– Эвелин Холл.

– Это я.

Он прошел с ней к люку челночной сферы, достал ей пластиковую грушу воды, и сел на амортизационную кушетку рядом с ней, на весь полет рядом с ней к цилиндру, болтая всю дорогу о своей жизни, о своей работе учителя и инструктора, о своих увлечениях, о том какой одинокой бывает жизнь холостяка.

Эвелин заметила что некоторые из женщин бросали на нее сердитые взгляды. Берите его себе на здоровье, молча сказала она им, космическая болезнь и то была б лучше.

Как только они прибыли обратно в главный цилиндр, обучающиеся получили двухчасовой перерыв на обед. Они могли поесть в кафетерии пятиэтажного центра подготовки или прогуляться в деревню и пообедать там в одном из крошечных ресторанов. Эвелин сказала всем что предпочитает вернуться в квартиру подремать, чем рисковать принять еще какую-то пищу на беспокойный желудок.

Она покинула центр подготовки и двинулась в направлении многоквартирного комплекса. Но она прошла по этой дорожке всего дюжину метров. А затем остановилась и оглянулась на террасированное, пастельного цвета здание центра. Ее соученики скрылись из виду, отправившись каждый своим путем на обед.

Эвелин осторожно обошла здание и вышла на противоположную сторону. Она прошла мимо открытых окон детсадовской группы поющей детские песни. Неужели для них нет места в обычных школах? – подивилась она. Или это особый класс? Наконец она нашла то, что искала: вход с лестницей ведущей к подземной трубе метро.

Платформа была пуста. Эвелин вгляделась в туннель. Не видать никакого поезда. Она нервно расхаживала ожидая по платформе. Сенсоры на турникете автоматически дают сигнал компьютеру что пассажир ждет поезда, зачитала она про себя. И снова посмотрела вглубь туннеля. Так где же этот проклятый поезд?

Тут она увидела в туннеле вспышку света и чуть ли не раньше чем она осознала это поезд бесшумно подлетел к ней. Он имел только один вагон, из сверкающего анодированного алюминия. Она быстро отклеила от опознавательного значка зеленый винкель обучающегося и заботливо положила его в карман комбинезона.

Двери поезда с шипением открылись и она шагнула в вагон. Ей подумалось что вагон слегка качнулся на магнитных подвесках когда она вошла в него, но качнулся он так слабо, что это вполне могло ей померещиться.

Со свистом от плавного ускорения поезд вновь полетел вперед. В вагоне сидел еще только один пассажир, темноволосый мужчина с квадратным лицом мирно жевавший бутерброд.

Обедаем где придется и где найдется, подумала Эвелин садясь на ближайшее к двери куда она вошла сиденье.

Поезд не делал никаких других остановок; а мчал в почти полной тишине по продольной оси колонии. Эвелин улыбаясь думала о своем первом дне и о том каким болезненным было путешествие пешком.

Когда поезд затормозил и остановился, она встала и подождала открытия дверей. Другой пассажир подошел к ней и бросил пластиковую обертку от бутерброда во вделанный в стенку вагона мусорный бачок. Ростом он чуть уступал Эвелин, но отличался очень плотным телосложением. На подбородке у него осталось пятнышко от горчицы.

– Вы заблудились? – спросил он. В голосе у него звучал намек на континентальный акцент.

– Нет, – ответила она взглянув на кодовый символ профессии у него на значке. Стилизованная пара крыльев: значит он астронавт. – Что заставляет вас думать будто я заблудилась?

– Я вас здесь никогда раньше не видел. Вы не космонавтка и не летный диспетчер; такую прекрасную как вы я бы запомнил.

Эвелин улыбнулась ему, такой улыбкой какую она применяла для того чтоб заставить мужчин думать что они ей нравятся.

– И вы безусловно не похожи на такую женщину какая работает в строительной бригаде. – Он напряг мускулы и выпятил грудь изображая тяжеловеса.

– Я новенькая, – рассмеялась Эвелин когда они сошли с поезда и направились к ведущему наверх эскалатору. – Я работаю на средства массовой информации – знаете, телевидение и газеты.

– Ах так? – он улыбнулся. – Вы собираетесь написать о нас статью, о нас лихих наездниках на ракетах?

– Сейчас я просто привыкаю к обстановке. Но как только мой период ориентации закончится… – она представила ему самому мысленно закончить обещание.

– Чудесно! Меня зовут Дэниэл Дувик. – Он постучал указательным пальцем по опознавательному знаку. Кивнув, Эвелин назвала ему свое имя и фамилию.

Эскалатор казался бесконечным, вечно двигающейся металлической лестницей забиравшийся в какой-то недоступный взору лимб.

– На сколько хорошо вы реагируете на нуль-гравитацию? – спросил Дувик. – К тому времени когда эта лестница доберется до верха мы будем почти невесомы.

– О, слабо, – сказала Эвелин, – Но полагаю справлюсь.

Она почувствовала как ее желудок снова проваливается. И инстинктивно схватилась за движущиеся перила.

– О, да, – улыбнулся ей Дувик, – Вы отлично справитесь.

Он конечно решил быть ее большим, сильным покровителем и взял ее под руку. Она ему позволила. Данная ей инструктором пилюля должно быть помогла, потому что ее внутренности волновались совсем не так сильно как прежде. И все же когда они сошли с эскалатора и вступили в район шлюза с металлическими стенами, она двигалась на резиновых ногах. Подо мной нет никакого твердого тела, чувствовала Эвелин, даже хотя видела кафельное покрытие и его цветные полосы «Велькро» для притягивания подошв и облегчения ходьбы. Все равно она чувствовала себя так словно падает сквозь пустоту. Словно вывалившись из окна.

Каждые несколько футов в металлических стенах коридора попадались тяжелые стальные люки.

– Весь этот район – серия шлюзов, – объяснил Дувик. – Причал для космических судов всего в нескольких метрах за этими стенами. Там они выгружают пассажиров и груз, принимают груз. Если падение воздуха упадет все эти люки автоматически загерметизируются. Иначе весь этот сектор мог бы потерять воздух… фук! – вот с такой быстротой.

– Но где же все? – спросила Эвелин. Я думала что это самое деловитое место во всей колонии.

– Так оно и есть, – подтвердил Дувик, – Но это не значит, что нам требуются толпы народа. Большую часть работы делают машины и компьютеры.

Все еще твердо держа ее под руку Дувик отвел Эвелин в центр управления космическими полетами, темноватую, жаркую, тесную клетушку набитую полудюжиной техников носивших наушники и сидевших у пультов, глядя на экраны связи, шепча одновременно в булавки – микрофоны и выстукивая команды на сложных клавишах перед ними. Единственное освещение в помещении исходило от сверхъестественных зелено-оранжевых дисплеев на видеоэкранах.

Один главный экран господствовал на целой стене. Он показывал во всех красках изображение одного из фабричных коконов, висящего в пустом пространстве в нескольких дюжинах километров от кокона. Кокон раскололся пополам, аккуратно разделяясь по прямому шву и открываясь словно раковина моллюска. Он извергал полностью собранный солнечной энергии, неуклюжее скопление металлических рук, сияющих черных солнечных батарей напоминавших квадратные крылья и микроволновых антенн выглядевших на взгляд Эвелин словно выпученные глаза какого-то гротескного жука.

– Мон анфан, [мой ребеночек (фр.) ] – сказал Дувик перекрывая гудящую какофонию космодиспетчеров. – Мне предстоит отбуксировать эту уродливую штуку к Земле и поместить ее на двадцатичетырехчасовую орбиту Кларка.

Себе вопреки, зная, что у нее утекает время проскользнуть в цилиндр Б, Эвелин наблюдала как спутник солнечной энергии медленно выплывает из серебряного фабричного кокона. Это было все равно что наблюдать как появляется из яйца какой-то огромный неуклюжий паук.