Бхаджат и Хамуд стояли на крыше, когда солнце ушло за западные холмы.
— Ты ничего не слышал об Ирине? — спросила она.
— Ничего. Она не важна. Главное — это ты.
— Но она моя подруга.
— Среди нас нет никаких друзей, — прошипел он. — Дружба — непозволительная роскошь для нас.
У Бхаджат опустились плечи.
— Это жестокий образ жизни.
— Ты предпочла бы остаться в отцовском доме? — спросил Хамуд.
Бхаджат вскинулась и, бросив на него гневный взгляд, ответила контрвопросом:
— Ты предпочел бы, что бы меня отправили на «Остров номер 1»?
Он пожал плечами.
— Наверно, отказываться ехать туда было ошибкой.
— Что ты имеешь в виду?
— Возможно, было бы полезно иметь агента в космической колонии. Подумай о том, чего бы мы смогли достичь, если бы сумели уничтожить ее.
— Уничтожить ее? Но почему?
— А почему бы и нет? Разве она не является символом корпораций и власти богатых? Уничтожив ее, мы могли бы показать свое могущество.
Бхаджат отвела от него взгляд и вновь посмотрела на небо.
Его вертолет опаздывает.
Хамуд внутренне поморщился.
Дожидается своего любовника, словно собака в течке. Но скоро у нее не будет никого кроме меня, и только меня.
— Ты уверен, что наши люди в Мосуле…
— Ас-Саид вполне надежен, — заверил ее Хамуд. — Как по-твоему ему удастся сохранить свое положение в университете? И свою голову?
Он надежен по части двух дел, мысленно добавил он. Математики и бомбы с часовым механизмом.
Бхаджат задрожала от внезапно налетевшего с отдаленных холмов ветра. И обхватила себя руками.
Наконец на темном фиолетовом небе появилась серебристая точка.
— Это он? — воскликнула Бхаджат.
— Должен быть он, — кивнул Хамуд.
Красно-белые огни замигали им, вертолет медленно приближался. Он слегка наклонился набок, словно скакун, перешедший на легкий галоп. Хамуд понял, что пилот должно быть борется с сильным боковым ветром.
Он хороший пилот, подумал Хамуд. Но ради дела приходится идти на жертвы. Она ни за что мне не поверит, если при взрыве не погибнет один из моих людей.
Вертолет увеличился и приобрел очертания. Они услышали отдаленное гудение его винта, когда тот приближался к посадочной площадке неподалеку от доков.
А затем он расцвел огненным цветком: яркая вспышка, и чуть ли не раньше, чем ее смогли зарегистрировать глаза, на том месте, где был вертолет, расцвел тяжелый темный цветок из дыма и пламени.
Хамуд услышал придушенный крик Бхаджат:
— Нет!
Она неподвижно стояла, приросши к крыше, когда горячие остатки вертолета безумно закружились на пыльной земле, разбрасывая огненные осколки, словно шаровые молнии.
— Нет… — рыдая, повторяла Бхаджат. — Нет… нет…
Хамуд жестко держал руки по бокам, с предельно бесстрастным лицом.
Вертолет ударился о землю с таким шумом, словно рухнул склад металлолома. Топливный бак разломился и взорвался.
— Я убила его, — произнесла она надрывным шепотом. — Это моя вина, моя…
— Нет, — ответил Хамуд. — Его убил твой отец. Должно быть, он бросил использовать его для твоих поисков.
Бхаджат подняла на него взгляд покрасневших глаз, с искаженным в муке лицом.
— Мой отец. Да, это был он. Он ненавидел Дэнниса.
Хамуд ничего не сказал.
— А теперь я ненавижу его! — прорычала Бхаджат. Боль сменилась яростью. Она подняла к небу кулаки. — Я отомщу ему! Я заставлю весь мир поплатиться за это убийство!
И, снова повернувшись к Хамуду, решительно заявила:
— Мы уничтожим-таки «Остров номер 1». Мы с тобой, сообща.
18
Говорил я сегодня вечером с мамой и папой. Квартира их выглядит страшно маленькой, но они говорят, что она их вполне устраивает. Вероятно обманывают, чтобы я не беспокоился за них.
Мы уже сдаем экзамены. Здесь зря времени не теряют. Я пока еще не рассказал маме с папой о Рут. Черт, я даже Рут не говорил о своих чувствах к ней. Чересчур много приходится изучать!
Дневник Уильяма Пальмквиста.
Вести трактор через Океан Бурь было все равно, что плыть через бушующее волнующееся море, за исключением того, что лунный океан состоял из камня. Но у него имелись волны, застывшие в виде твердой поверхности, волнообразные валы холмов и долин, кратеры, заставлявшие трактор качаться, когда гусеницы одолевали их скользкие склоны, длинные участки огромной пустоты, навевавшие Дэвиду сон.
И, как и в водном океане, в Океане Бурь не имелось никаких ориентиров, никаких знаков, указывающих направление. В нем было легко полностью заблудиться.
В здешней навигации нельзя было рассчитывать даже на звезды, так как северный полюс Луны находится отнюдь не под полярной звездой, а совсем в ином направлении.
Но в направлении у Дэвида имелся имплантированный коммуникатор, и через него он мог напрямую «говорить» с навигационными спутниками, вращавшимися высоко над каменными пустынями Луны.
Если по спутнику могут наводиться на цель баллистические ракеты, то смогу и я, говорил он себе.
Он был уверен, что нацелился в правильном направлении для достижения Селены, на противоположном берегу тысячекилометровой шири Океана Бурь.
Но хватит ли у меня до туда воздуха?
Произведенный с помощью компьютера расчет говорил, что хватит — только-только. Никакой пищи у него, конечно, нет. Придется протянуть следующие несколько дней на последнем завтраке.
Тридцать шесть часов, прикинул он. Придется протянуть этот срок на скудном запасе консервированной воды в скафандре.
Единственное чего Дэвид не предвидел, так это своей потребности в сне. Езда по безлюдной однообразной пустыне вызывала бесконечную скуку. Он обнаружил, что его клонит в сон. Не расслабляйся! — приказал он себе. Выспаться ты сможешь, когда доберешься до Селены. Кроме того, ты недавно продремал целых два дня. Но тяга поклевать носом стала безжалостным соблазном.
В тракторе не имелось ни автопилота, ни систем наведения. Дэвиду приходилось каждую минуту управлять им. На широком просторе Лунной поверхности хватало разбросанных там и сям валунов и кратеров, чтобы делать опасным даже мгновение невнимательности. Он задремал раз, другой, а затем резко очнулся, когда трактор накренился на крутом склоне свежего кратера с острыми краями.
Когда Дэвид задремал за управлением третий раз, трактор задел боком скалу размером с его дом на «Острове номер 1». Одна гусеница затерлась о скалу и начала влезать по ее гладкой стене, заставляя трактор накрениться и зашататься.
Дэвид очнулся, съезжая с сиденья в сторону распахнутой двери. Все же не приобретя инстинктивного знакомства с управлением, он попытался остановить трактор там, где тот был, но массивная машина перла вперед, гудя моторами, кренясь на одну гусеницу, все еще крутившуюся по пыльной земле.
Если он завалится на бок, меня раздавит под ним, сообразил Дэвид.
Но трактор, словно обладая собственной упрямой волей, перевалил через скалу и тяжеловесно упал на обе гусеницы. При полной земной силе тяжести такой удар сломал бы Дэвиду хребет. Даже в умеренном тяготении Луны его голова болезненно треснулась об умягченную затылочную часть шлема.
Вспотев от страха только что миновавшей опасности, Дэвид остановил трактор.
Ладно немного посплю.
Но теперь он не мог сомкнуть глаз, так как был слишком взвинчен из-за только что пережитого потрясения.
Он рванул дальше. Спустя не один час, он остановил трактор, когда не смог больше заставлять глаза оставаться открытыми, и ненадолго вздремнул. А затем снова вперед. Он пригубил воды из трубки в шлеме, проверил уменьшающийся запас воздуха в баллонах и попробовал найти радиопередачи, способные помочь ему оставаться бодрствующим. Абсолютно ничего. Радиочастоты были также пусты и мертвы, как ландшафт. Единственные передачи, какие он мог вызвать, были кодированными сигналами навигационных спутников.