Эвелин вцепилась в край амортизационной кушетки и попыталась выглядеть расслабленной и спокойной. Она страдала. Челночная сфера — маленькое круглое космическое судно сновавшее от главного цилиндра Колонии к опоясывавшим его рабочим коконам — летело при гравитации меньше одной пятой от нормы. Веса хватало ровно настолько чтоб удержать пассажиров на местах, а желудок Эвелин — на тошнотной грани бунта.

Двенадцать обучающихся и их единственный инструктор заполняли половину рядов амортизационных кушеток челночной сферы. Все остальные пристегнулись и лежали на спине с внешним комфортом. Вероятно их подташнивало точно так же, как и меня, сказала себе Эвелин. Но они скрывают это лучше.

Она попыталась выкинуть из головы свой мятежный желудок и сосредоточиться на своей сегодняшней цели: проникновение во второй цилиндр.

«Остров номер 1» состоял на самом деле из двух громадных цилиндров, соединенных друг с другом тросами, служившими своего рода космической канатной дорогой для переброски людей взад-вперед из одного цилиндра в другой.

Но хотя главный цилиндр, где жили она, Дэвид и все остальные, казался совершенно открытым для обзора с одного конца до другого никто из всех встреченных Эвелин не признавался что когда-нибудь бывал в цилиндре Б. Тот явно был недоступен. Для всех? спрашивала себя Эвелин. Невозможно.

В цилиндре Б имелось что-то такое, что они — Кобб и его присные — не желали показывать людям. И поэтому Эвелин твердо решила увидеть его.

Если она переживет эту проклятую экскурсию для ориентации. Как ни настраивался ее мозг на то что она удобно плавает в нуль-гравитационной среде, желудок Эвелин знал, что он бесконечно падает. Съеденный ею завтрак угрожал появиться вновь.

Скачки низкой гравитации в челночной сфере мало чем помогали. Ровно как и вид за установленными в оболочке сферы круглыми иллюминаторами: проплывающие мимо звезды, и проносящийся каждые несколько секунд манящий голубой шар Земли. Она никогда не выглядела так хорошо когда я была на ней, подумала Эвелин.

Они причалили к следующему рабочему кокону, с заставившим ее содрогнуться стуком.

— Этот кокон вращается при одном Ж, — объяснил им инструктор когда они отстегнулись от кушеток. — Так что будьте готовы к нормальному весу.

Пара обучавшихся действительно крякнула с досады. Эти болваны наслаждались низкой гравитацией.

Двенадцать обучавшихся медленно прошли гуськом через люк, одетые все как один в неброские серые комбинезоны и носящие приколотые на груди значки-удостоверения.

Их инструктор долговязый мужчина с серьезным лицом и только начавшими седеть на макушке волосами стоял у люка в своем синем комбинезоне и уже читал им лекцию:

— Это сельскохозяйственный кокон, один из нескольких аграрных центров среди рабочих коконов. Хотя большая часть основного урожая колонии выращивается на обрабатываемых землях в главном цилиндре, мы используем несколько из этих наружных коконов для экспериментов по выведению новых сортов или для специализированных агрокультур, таких как тропические фрукты.

Ничего себе ферма, подумала Эвелин когда прошла через люк и огляделась внутри просторного кокона. Он выглядит больше похожим на заросший сорняком участок в самолетном ангаре.

Кокон представлял собой сферической формы тепляк из голого металла. Сельскохозяйственный участок располагался на полосе забитой растениями почвы описывавшей полный круг по центральной части сферы. Эвелин посмотрела вверх и увидела глядящие на нее сверху растения и почву. Из круглых окон вделанных в металлические стены по обе стороны от обрабатываемой полосы лился ослепительно яркий солнечный свет. В коконе было жарко и душно, а ослепляюще яркий свет мгновенно вызвал у Эвелин головную боль.

— Здесь в коконах, — говорил им инструктор, — мы можем контролировать воздушную смесь, температуру и влажность, силу тяжести и даже продолжительность дня.

Он показал на окна и Эвелин увидела что их можно закрыть металлическими ставнями.

Поскольку местоположение колонии в точке L-4 вечно держало ее на солнечном свете, контролировать продолжительность дня было делом простым. В коконах «день» и «ночь» определяло открытие и закрытие ставень. В главном цилиндре большие солнечные зеркала запрограммировали для обеспечения двадцатичетырехчасового цикла.

— Таким образом мы можем установить практически любые условия произрастания какие только пожелаем, не нарушая землеподобный цикл дня и ночи и другие условия проживания в главном цилиндре.

Все равно по-моему они похожи на сорняки, молча настаивала Эвелин.

— … В этом коконе, — продолжал инструктор с чрезвычайно серьезным лицом, — мы изучаем произрастание растений-паразитов могущих атаковать производственные культуры или вызвать аллергические реакции у подверженных им колонистов. Иными словами сорняков.

Эвелин едва подавила смех.

Она повернулась посмотреть на собратьев по обучению, шестерых женщин и пятерых мужчин — все моложе тридцати. Они все выглядят такими абсолютно серьезными, словно их жизнь зависит от каждого слога, изданного этим занудой.

Тут она сообразила что их жизнь может и впрямь в самом буквальном смысле зависела от приобретаемых ими знаний. Они планировали жить в колонии; они не испытывали ни малейшего желания вернуться на землю.

Но почему они обязаны выглядеть словно миссионеры? Неужели они не могут хоть изредка улыбнуться?

За последние несколько дней Эвелин и сама мало улыбалась.

После своего первого дня экскурсии по главному цилиндру и ночи с Дэвидом, она вписалась в обычный для обучающихся порядок учебы и исследования. Дэвид несколько раз звонил, и она согласилась наконец пообедать с ним в пятницу вечером. Не вздумай чересчур сближаться, предупредила она себя. Забава забавой, но ты останешься здесь не так уж и долго. Не дай себе обжиться, старушка.

Наконец инструктор закончил лекцию и погнал их обратно в челночную сферу.

— Сэр? — спросил один из обучающихся, — Я не вижу здесь никаких людей. Этот сельхозкокон полностью автоматизирован?

— Насколько возможно, — ответил с каменным лицом инструктор. — Коконы не так сильно экранированы от вредной космической и солнечной радиации как главный цилиндр и мы собственно стараемся сводить пребывание людей в коконах к минимуму.

Премного благодарна! подумала Эвелин.

Если кого-то из остальных обучающихся и обеспокоила получаемая ими доза радиации, то внешне они не показали никакой озабоченности. Они послушно направились гуськом к люку челночной сферы, так мало разговаривая или болтая что Эвелин подумала, что она могла с таким же успехом вновь очутиться в церковной школе Богородицы Печали, готовясь под строгим присмотром монахинь к Первому Святому Причастию.

Тут она сообразила что ее ждет еще один полет при низкой гравитации. Как раз когда мой желудок начал успокаиваться. По крайней мере на сегодня он будет последним, надеялась она.

Она почувствовала что ее похлопали по плечу.

Повернувшись она увидела что инструктор внимательно смотрит на нее. У него было худое, серьезное лицо. Если б он только улыбнулся, он мог бы быть красив.

— У вас кажется возникает некоторое расстройство на низкогравитационных стадиях поездки, — сказал он.

Пол мгновения Эвелин гадала не следует ли ей отрицать это. Но решила что пытаться бравировать будет еще хуже чем признаться в слабости. Он явно наблюдал как она позеленела.

— Боюсь, что мой желудок не одобряет низкой силы тяжести. — Она попыталась говорить легковесно, словно подтрунивая над собой.

Другие обучавшиеся проходили мимо них словно небольшая колонна автоматов, и пролезали через причальный люк в челночную сферу.

— Нам не полагается давать обучающимся медикаментов, — сказал инструктор роясь в карманах комбинезона, — но я думаю от этого не будет никакого вреда.

Он вынул небольшую пластиковую коробочку для пилюль и достал из нее белую капсулу. И вручил ее Эвелин со словами:

— Это удержит желудок под контролем.