Когда его. наконец, привезли в Гасиенду дель Кастро, генерал бредил, кровь опять начала течь из раны и для его спасения были призваны лучшие доктора Мексики.

Вдекабре 1861 года вся Европа с интересом следила за экспедицией в Мексику испанских, французских и английских войск под предводительством генерала Прима. Успех этой экспедиции ни у кого не вызывал сомнений, так как крайне расстроенные государственные дела Мексики были хорошо известны.

Поэтому, когда в следующем, 1862 году Прим и Топете вернулись в Испанию со своим войском, оставив в Мексике французскую армию, все были поражены и придумывали разные объяснения такому исходу дела.

Рана маршала Испании, причины которой он, однако, никому не сообщил, несмотря на заботливый уход, затягивалась очень медленно.

Топете вместе с французским адмиралом Жюльеном де ла Гравьером принял на себя главное командование, но, не желая рисковать, предпочел выжидательную позицию. Положение иностранных войск было незавидным: казалось, мексиканцы только и ждали случая, чтобы навредить чужеземцам и лишить их продовольствия, которое в конце концов пришлось доставлять на кораблях — армия начала терпеть голод.

Неоднократно случалось, что небольшие отряды или аванпосты попадали в западню и погибали. Ожесточение мексиканцев росло с каждым днем, и мелкие стычки с войском Хуареса стали повторяться все чаще, хотя открытая война не объявлялась.

Едва рана зажила и доктора позволили ему ходить, Прим тотчас же, опираясь на палку, отправился в лагерь соединенных войск, и был с радостью встречен солдатами.

Супруг богатой и знатной Марианны дель Кастро до сих пор все еще надеялся занять Пуэблу и Мехико без кровопролития. Он ожидал, что большинство жителей встретит его криками восторга и забросает цветами — на деле же всюду наталкивался на препятствия, и только очень немногие приверженцы семейства дель Кастро обнаруживали к нему искреннюю привязанность.

Но честолюбивый Жуан Прим, мечтавший о мексиканской короне, несмотря на все неудачи, не оставил своей сияющей надежды. Он считал, что население попросту боится присоединиться к нему из страха перед армией Хуареса. Поэтому Прим старался улаживать все недоразумения мирным путем, хотя понимал неизбежность военного столкновения.

Его армия, наступавшая на Мехико, вдруг очутилась лицом к лицу с отрядами президента Хуареса, которые хотели отрезать дорогу. Накануне битвы маршал Испании обратился к солдатам с речью, в которой особенно просил щадить раненых и выразил сожаление, что наемники президента навязали им бой, от которого он охотно избавил бы свое войско.

Прим сам повел испанские полки, французы должны были нападать с фланга, английский флот образовал арьергард и в случае надобности тоже вступил бы в бой.

С наступлением следующего дня кавалерия Хуареса, имевшая прекрасных лошадей, начала сильную атаку, в ответ тотчас же прогремела инфантерия.

По приказанию Прима вступил в действие и флот, битва велась обеими сторонами с одинаковым ожесточением. Ряды испанцев значительно поредели, и наемники уже рассчитывали на успех, как вдруг французы с победным криком «Ура!», атаковали фланг неприятеля. Но почти одновременно с этим против испанцев и англичан с другой стороны выступили свежие мексиканские отряды.

Закаленный в боях Прим, сразу заметив, что обстановка изменилась, поскакал впереди своего войска навстречу опасности.

Пример маршала Испании вдохновил солдат.

Французы, испанцы и англичане с яростью снова бросились на неприятеля и, воспламененные отвагой своего генерала, рядом с которым сражался контр-адмирал Топете, дрались вплоть до вечера, и уже после заката солнца маршал Испании с гордостью воскликнул:

— Победа на нашей стороне — наемники Хуареса обращены в бегство!

Когда на утро после сражения Прим, как обычно, получил известие о здоровье своей супруги и с радостью подумывал о том, что, возможно, Марианна и ее отец уже узнали о его победе, на главную квартиру прискакал второй курьер от дель Кастро и передал большое запечатанное письмо.

Прим отошел в сторону, сломал печать и прочел:

«Дону Жуану Приму, графу Рейсу.

Дядя вашей супруги просит вас, если вы действительно любите Марианну, графиню Рейс, в чем я уверен, поспешить сегодня обратно в замок дель Кастро. Вы найдете там, господин маршал, подписавшегося и еще одного господина, которым необходимо переговорить с вами. Не мешкайте — дело важное.

Ваш дядя Этхеверриа».

Прим еще раз перечитал письмо. Этхеверриа был влиятельным министром Мексики, имевшим неограниченную власть. О каких важных делах хочет он говорить с ним? Глаза графа Рейса заблестели — может быть, ему намерены предложить корону, сделать главой Мексики? Одержав блестящую победу, он все-таки не смел верить такому повороту событий.

В сопровождении Топете он немедленно пустился в путь, но даже при быстрой езде мог быть в замке только через шесть часов, и раньше ночи не рассчитывал вернуться назад в лагерь.

По дороге через лес Прим поделился новостями с Топете, и тот сказал, что в любом случае он может полагаться на него.

В полдень они прибыли в замок дель Кастро. Марианна и ее отец с нетерпением ждали графа Рейса.

На террасе замка Прим увидел нескольких мужчин, к которым скоро вернулся генерал дель Кастро, чтобы ввести их в высокую комнату, где был накрыт стол.

Марианна проливала слезы радости, обнимая мужа и поздравляя его и Топете с одержанной победой, но Прим чувствовал, что за этими словами скрывались грозовые тучи.

Раздался звонок к обеду. Генерал дель Кастро подвел супруга своей дочери к министру Этхеверриа — высокому, суровому на вид человеку, который, дружески приветствуя маршала Испании, не упомянул ни слова о своем письме. Второй господин, ожидавший Прима, разговаривал с подошедшим к нему генералом дель Кастро. Он был среднего роста, худощав, без орденов или других знаков отличия.

Приму и Топете этот человек был неизвестен.

Приближаясь к столу, отец Марианны представил им этого господина.

— Господин Сьюард, — отрекомендовал генерал дель Кастро незнакомца, — министр Белого дома.

Прим поклонился, с изумлением глядя на представленного ему господина — ближайшего советника президента Линкольна. Этот невзрачный человек был прославленный дипломат Северной Америки, своими действиями заслуживший уважение многих государств.

Разговор за столом крутился вокруг разных посторонних предметов — все, видимо, избегали говорить о мексиканских делах.

Когда обед был окончен, генерал дель Кастро проводил дам в парк, оставив в обществе любезного им контр-адмирала. Прим, Этхеверриа и Сьюард перешли в кабинет. Лакеи принесли кофе и сигары.

Этхеверриа подошел к Приму и подал ему руку.

— Вы приехали на мое приглашение, господин маршал, — начал он, — прежде чем мы приступим к разговору, позвольте сказать вам, что вы внушаете самое глубокое уважение. Победа, одержанная вами, блестяща. Поэтому не приписывайте родственному чувству мое предостережение: вам не следует идти дальше. Вы жертвуете людьми, вы не жалеете самого себя и все-таки никогда не добьетесь успеха.

Прим, обескураженный, отступил на шаг — он не ожидал подобного.

— Что касается успеха, господин министр, то еще одна такая победа откроет мне Пуэблу, — ответил Прим с достоинством.

— Вы забываете, господин маршал Испании, что сражаетесь с призраком и хотите завоевать то, что никогда не будет вашим, — проговорил Сьюард с таким хладнокровием и твердостью, которые убеждали лучше всяких слов.

— Позвольте мне быть откровенным, — снова обратился Этхеверриа к супругу своей племянницы, дружески положив руку ему на плечо, — поговорим, как люди, желающие друг другу добра. Вы хотите завоевать Мексику, хотите сделать ее испанской или французской провинцией и носить корону — это грезы, господин маршал! Не сердитесь, слушайте дальше! При вашей храбрости вам удастся одержать еще одну победу над армией президента.