— Сюда хотел я тебя довести, брат! — промычал Жозэ глухим голосом. — Теперь прими от меня долг!

С быстротою молнии и таким ловким ударом, какой только употребляют мошенники для того, чтобы ранить сильнейшего противника, он поразил своего врага в непокрытую голову. Франциско зашатался. Он хотел отплатить мошеннику, но рука его вместе со шпагою тяжело опустилась. Жозэ же в это самое время с ловкостью кошки побежал назад к вертящейся двери. С торжествующей улыбкой на бледном и искаженном страстями лице, подошел он к лестнице и нагнулся, чтобы взять Энрику. Жозэ произнес отвратительное проклятие — Энрика исчезла!

Распаленный гневом, но боясь все-таки, чтобы его не поймали, он пробежал через ротонду на улицу.

Прим увидел его, бежавшего с блестящей шпагой в руке. Объятый страхом, вошел он в ротонду, там между колоннами лежал Франциско Серрано, истекая кровью, бежавшей из его раны на голове.

— О Боже! Мое предчувствие! Что случилось, мой Франциско?

Раненый пришел немного в себя.

— Где этот дьявол Жозэ? Он меня чуть не убил. Прим посмотрел с удивлением и заботою в глаза своему другу.

— Ты должен на меня опереться, — проговорил он, подымая Франциско, потом прибавил потише, — он в лихорадочном бреду.

С большим трудом вытащил он из дворца истекавшего кровью, почти бесчувственного Франциско и едва нашел фиакр, чтобы свезти его в замок. К счастью, никто их не встретил.

Прим перенес Франциско на постель и оставался при нем, пока он, наконец, не заснул, хотя и беспокойно, так как во сне все говорил про Жозэ.

Наступила уже ночь, как вдруг королева послала за главнокомандующим, желая ему передать что-то важное.

Адъютант принес удивленной королеве таинственное известие о том, что герцог де ла Торре ранен.

— Но ведь господин герцог не вернулся же в последние четыре часа в Бургос? — сказала королева колким тоном, который выдавал ее волнение и опасения. — Я, право, в затруднении, какой орден дать храброму герцогу.

Водном из флигелей замка, имеющем прямое сообщение с покоями королевы, жила с недавних пор одна благочестивая и даже, по уверениям отца Фульдженчио, удивительно вдохновенная монахиня, которая благодаря этому и удостоилась милости королевы.

Патер имел большое влияние на королеву, так что вследствие его ходатайства и склонности самой Изабеллы верить во все неземное, последняя отыскала монахиню, одержимую чудесным недугом, как называли тогда ясновидение, и предложила ей помещение в своем замке. Появление монахини Рафаэли дель Патрочинио произвело на нее хотя и своеобразное, но все-таки выгодное для иезуитов впечатление.

В придворных кружках рассказывали, что в определенные ночи неодолимая сила повергала эту монахиню ниц и тогда она могла давать чудесные ответы на самые таинственные вопросы, что она была одержима сомнамбулизмом и в этом состоянии видела будущее.

Этот рассказ, конечно, передавался друг другу под строгим секретом и тем скорее сделался всем известен.

Королева также скоро узнала его. В ту самую ночь, когда так неожиданно был ранен Франциско Серрано, благочестивый отец Фульдженчио пришел к королеве с известием, что достойная сожаления монахиня Патрочинио погружена в свой магнетический сон. Это случилось как нельзя более кстати.

Но никто не должен был об этом знать и потому Изабелла, набросив на голову и плечи густую вуаль, без провожатого последовала за отцом Фульдженчио к флигелю замка.

— Позвольте вас предупредить, ваше величество, чтобы, несмотря на ваше великое благочестие, вы не испугались при виде тяжело испытываемой сестры, — шепнул патер королеве.

— Так она, бедная, действительно страдает?

— И очень сильно, ваше величество. Болезнь эта неизлечима и постоянно повторяется через известный промежуток времени, истощая душу. Монахиня очень часто предсказывает с удивительной точностью день и час, в который она снова впадает в свой сон.

— Я очень жалею благочестивую сестру и считаю своим долгом заботиться о средствах, могущих облегчить ее страдания и принести ей пользу. Только мне кажется, что ее наружность говорит о силе и здоровье.

— Это именно и есть, ваше величество, чудесный признак ее состояния, тело процветает, между тем как душа томится! Позвольте мне, ваше величество, быть проводником вашим, — шепнул патер, и, проскользнув на цыпочках вперед, вошел в слабо освещенную комнату, которую темно-синий ковер делал еще более мрачной.

Посреди комнаты на постели, не шевеля ни одним членом, лежала монахиня Патрочинио. Руки ее были стиснуты и лежали вдоль тела, вытянутого как мертвое. Бледное как мрамор красивое лицо покоилось на белой шелковой подушке, по которой рассыпаны были длинные черные волосы. Немного открытые губы показывали кончики прекрасных зубов. Дыхания же не было слышно. Грудь ее не опускалась и не подымалась, и она так походила на мертвую, что Изабелла, которую патер подвел к постели монахини, при первом взгляде на нее, с ужасом отвернулась.

Наконец, преодолев страх, подошла она к монахине, спавшей мертвым сном. Глаза последней были полуоткрыты, выражение их было восторженное, и неземной их взгляд сделался еще страшнее, когда монахиня почувствовала, что к ней подошли.

— Сестра Рафаэла дель Патрочинио, — начал отец Фульдженчио, сложив руки и став к ногам неподвижно лежавшей монахини, — видишь ли ты нашу великую королеву?

— Я вижу не только королеву, стоящую у моего изголовья, но и всех близких ей, — начала монахиня монотонным голосом, — я вижу короля, преклонившего колени в своей спальне. Я вижу королеву-мать, отворяющую в эту минуту потаенную дверь, через которую должен прийти к ней герцог дель Рианцарес. Я вижу герцога де ла Торре, только что раненого в доме своей возлюбленной.

Королева побледнела, услышав, что опасения ее оправдались. Надеясь еще больше узнать от ясновидящей монахини, она сделала знак патеру, чтобы он удалился.

Фульдженчио тихо вышел в переднюю и запер за собою дверь, так что Изабелла, любопытство которой было страшно возбуждено, осталась одна с хитрой монахиней.

Графиня генуэзская, Ая, жаждущая мести, играла смелую комедию.

Королева стала на то же место, с которого патер допрашивал ясновидящую и, в свою очередь, спросила:

— Как зовут возлюбленную герцога де ла Торре?

— Которую? Ту, которую он более любит, зовут Энрикой.

Королева задрожала, услышав, что Франциско любит незнакомку, одетую в черное, горячее и постояннее, нежели ее; этого было слишком много для пылкого сердца Изабеллы.

— И Франциско Серрано был сегодня у этой Энрики?

— Он ее искал на Гранадской улице, во дворце нынешнего покровителя Энрики, дона Аццо, который позаботился о том, чтобы не каждый мог к нему проникнуть. Франциско Серрано не нашел своей возлюбленной.

По лицу Изабеллы пробежала торжествующая улыбка.

— Но как же он попал в драку? — спросила она.

— Он встретился на лестнице дворца с третьим любовником Энрики.

— Нравственная красавица! — прошептала с насмешкой королева, потом прибавила громко:

— Когда Франциско Серрано увидится с Энрикой?

— Завтра вечером. Когда Аццо уйдет из дворца, нетерпеливый герцог найдет возможность проникнуть

к своей возлюбленной.

— Ты говорила мне, что чужой не может войти во Дворец, так скажи мне теперь, что надо сделать, чтобы найти Энрику? — спрашивала королева с возрастающим нетерпением.

— Ты увидишь перед собой пять входов, из которых три будут привлекать тебя таким великолепием, какое только может создать рука человеческая. Два же из них непроницаемо темны. Ты выбери один из последних, а именно тот, который лежит направо. Возьми с собой свечку и в десятом часу вечера ты найдешь Серрано у Энрики.

— Отлично, — подумала Изабелла, — мне теперь недостает только предлога, чтоб забрать в свою власть прекрасную Энрику. Может быть, и в этом поможет мне ясновидящая.