Не доходя до жилища палача, посреди широкой еще в этом месте реки лежит омываемый ее черными водами остров. Он окружен низкими пальмами и кустами алоэ, за которыми стоит хижина, скрытая в них, так что с берега ее едва видно. На плоском берегу острова, под тенью кустарников привязан узкий челнок. Здесь ничто не шевелится, тихого острова никто не замечает. Прадо Вермудес малолюден, его развратные жители слишком заняты своими собственными делами и не обращают внимания на низенькую хижину, в которой живет одноглазая Непардо. Никто никогда не видит и не слышит ее. Свое сообщение с берегом и с остальными людьми она поддерживает, вероятно, только ночью. Старая одноглазая Непардо и есть сестра палача, которую он не хотел знать.
Мария Вермудес, теперь безобразная сгорбленная старуха, в молодости своей была очень красивой девушкой. В то время как брат ее обучался у отца наследственному ремеслу, Мария получила отличное образование. Скоро нашелся молодой человек, горячо ее полюбивший, которого не испугало звание ее отца. Он согласился лучше перенести разрыв со своими родными, со всем, что ему так долго было близко, чем отказаться от прекрасной Марии.
Молодой, достаточно богатый Непардо женился на дочери палача и несколько лет счастливо прожил с ней. Их брак оставался бездетен, что сильно огорчало их обоих.
Старый Вермудес умер, сын его, тот самый, который теперь уже был стариком, принял от него должность и старался утешить сестру в ее бесплодности.
У Марии Непардо зародилось подозрение и с каждым днем росло больше и больше. Ей казалось, что муж был неверен ей, что он у других женщин искал того, чего не могла дать ему она. Однажды ночью она проснулась, полная дурных мыслей и подозрений. Непардо вернулся домой в это самое время. Она притворилась спящей и обождала, пока он лег на свою постель и уснул.
Тогда она тихонько привстала, мучимая жаждой мести. Оттого ли, что привычка и охота убивать была у нее в крови и перешла к ней по наследству, она не могла преодолеть своего желания, подкралась к постели Непардо и задушила его своими руками. Потом побежала к своему брату, мадридскому палачу, и нахально, с хвастливой речью, созналась ему в своем преступлении.
Полиция начала искать жену убитого Непардо. Вермудес с ужасом видел приближение этого дня, когда он должен был казнить свою сестру на открытом эшафоте Пласо Педро при огромном стечении народа. Ему слышались уже страшные насмешливые слова:
— Смотрите, палач отрубает голову своей родной сестре.
Такого позора не хотел дождаться железный Вермудес. Но эта женщина, называвшаяся его сестрой, которая из слепой ревности оказалась способна задушить своего мужа, не должна была избегнуть наказания. Поздно вечером завернутый в свой плащ Вермудес поспешно отправился во дворец. В это-то время у него в доме полиция ждала его возвращения, чтобы схватить преступницу. Незадолго перед тем король Фердинанд VII, любивший палача и нередко нуждавшийся в нем, позволил ему просить себе какой угодно милости, но тогда ему нечего было просить.
Теперь, поздно ночью, он явился вдруг к жестокому, преданному низким страстям монарху, и тот приказал ему выразить свою просьбу.
— Я прошу, чтоб мне позволили казнить женщину, задушившую сегодня своего мужа, не на эшафоте, а где и как мне вздумается!
— Я разрешаю тебе, а какое же ты выберешь наказание?
— Самое страшное, чтоб быть справедливым! Я сегодня ночью собственноручно ослеплю ее!
— Отлично! — воскликнул король. — А кто эта женщина?
— Сестра моя, — мрачно ответил Вермудес. Фердинанд, этот палач на престоле, громко расхохотался, услышав забавную мысль своего собрата.
В ту же ночь, когда ушла полиция, Вермудес приказал слугам отвести Марию Непардо в зловещую комнату, где, упражняясь в своем ремесле, он дал клятву своему отцу без страха и колебания служить правосудию.
Он стоял холодный и неподвижный, точно каратель из другого мира. Пять человек слуг тащили неистово упиравшуюся женщину, и, наконец, остановились с ней в ужасной комнате, которая была ей хорошо знакома.
Вермудес не считал ее более своей сестрой. Женщина, которую тащили слуги в красных рубашках, теперь была для него только Мария Непардо, задушившая своего мужа и заслужившая справедливую казнь.
— Привяжите ее к плахе, лицом кверху! — приказал он твердым голосом.
Слуги с удивлением посмотрели на своего хозяина.
— Что ты хочешь со мной сделать? Сжалься, лютый зверь! — воскликнула преступница, терзаемая смертельным страхом и всеми силами стараясь освободиться из рук ужасных людей. — Неужели ты ударишь по мне топором? Неужели брат мой убьет меня?
Вермудес молчал. Он указал рукой на плаху под лампой, освещавшей все кругом. Слуги повалили Марию Непардо на пол, потащили ее к плахе и вдавили ее шею в глубокий вырез, чтобы привязать ее лицом вверх.
В эту минуту вошел шестой слуга и быстро передал хозяину раскаленное железное орудие.
Ужасный, душераздирающий крик вырвался из груди преступницы. Мария Непардо, которую помощники палача держали своими железными руками, увидела теперь, что с ней хотели делать.
— Злодей, ты будешь выжигать мне глаза? — воскликнула она, терзаемая страхом и ужасом.
Вермудес взял у слуги раскаленное железо и с ледяным хладнокровием подошел к Марии Непардо. Твердой рукой поднял он страшное железо и поднес к ее правому глазу. Раздался ужасный шипящий звук и такой пронзительный, потрясающий душу крик, что даже Вермудес не без волнения услышал его.
Черная окровавленная впадина очутилась на том месте, где только что сиял блестящий светлый глаз. Но страшное наказание совершено еще только наполовину.
Со сверхъестественной силой, приведенная в отчаяние несказанной болью, Мария Непардо вырвалась. Ей удалось разорвать ремень, и она уже хотела высвободиться совсем, делая последнее судорожное усилие, как вдруг раскаленное железо во второй раз поднятое рукой Вермудеса коснулось ее лица.
Горловой крик, какой испускают сумасшедшие в припадке бешенства, крик боли, неистовой злобы и смертельного ужаса раздался в комнате.
Слуги не могли и не должны были более удерживать ослепленную женщину. Она вскочила, забыв, что ее лишили зрения, но через несколько шагов упала, окруженная темнотой, потом снова приподнялась, вытерла кровь с лица и, вскрикнув от боли, испустила страшное проклятие. Шатаясь, вытянув вперед руки, она побежала через двор, за ворота вдоль берега Мансанареса. Тут только она заметила, несмотря на мучительную боль, что глаз не был поврежден. Вермудес дотронулся только до брови и глубоко прожег ее. Мария Непардо, хотя готовая упасть без чувств от страшного мучения, испустила крик радости, когда увидела, что один ее глаз был спасен.
Вермудес, между тем, вышел из страшной комнаты с тем спокойствием духа, которое дается лишь тому, кто исполняет свой долг.
Одноглазая поселилась через некоторое время на острове Мансанареса, почти напротив дома палача, и до стареющего, одинокого Вермудеса часто доносился оттуда ужасный смех.
Мария Непардо нарочно показывала своему брату, что она была жива, что впадина правого ее глаза исцелилась. Она смеялась над ним, потому что он, против своего желания, оставил ей левый глаз.
Прошли десятки лет. Смех замолк. Вермудес был уже старик. Постарела и одноглазая Непардо, сгорбленная пустынница, ожесточившаяся против людей и презиравшая их. Она жила совершенно замкнуто на своем острове, и никто не обращал внимания на ее темные, подозрительные занятия. Когда-то обворожительная, прекрасная Мария превратилась в отвратительную, безобразную старуху, с черным пластырем на пустом глазу. Лицо съежилось от морщин, нос вытянулся вперед, левый глаз коварно и злобно выглядывал из-под глубокого рубца.
Между некоторыми личностями мадридской аристократии одноглазая Непардо получила странное, таинственное прозвище поставщицы ангелов.
Чтобы узнать, откуда произошло это название, перенесемся на остров одноглазой старухи, через темные волны Мансанареса.