Аццо радостно вскрикнул, забыв свою слабость и перенесенные мучения. Он опустился на мох, стал жадно вдыхать в себя живительный ароматный ночной воздух и вскоре почувствовал, как восстанавливались его силы.
После долгого заточения он крепко заснул в своем лесу. Проснувшись на заре, он увидал вокруг себя, вместо мокрых стен подземелья, шумящие деревья, ветви которых шептались с утренним ветерком. Бедный сын свободы, привыкший к могильной тьме, не мог наглядеться на красивые окрестности.
Когда солнце поднялось выше, он подошел к развалинам Теба. Ему хотелось разузнать, можно ли еще отыскать дочь Энрики и как она сюда попала. В первый раз маленькая Мария, услыхав произнесенное им имя ее матери, взглянула на него удивленными глазами и позвала Жуану. Он все еще недоумевал, теряясь в догадках, как девочка сюда попала и как она могла жить в этих стенах.
Прислушиваясь и оглядываясь с напряженным вниманием, он приблизился к тому месту, на котором тогда увидал милую Марию, но ничего не было видно, не раздавалось ни одного звука. Мертвая степь неприветливо лежала перед ним, поиски его были бесплодны, нигде не было видно следа человеческого существа.
С грустью уже собирался Аццо покинуть развалины, как вдруг из низкой отгороженной ее части вышла старая Жуана; увидев его, она хотела воротиться и позвать Фрацко, но, собравшись с духом, спросила у странно одетого незнакомца, что ему надо.
— Мне бы хотелось знать, — отвечал цыган, — живет ли в развалинах Теба Мария, дочь Энрики?
— Кто же вы такой и откуда знаете их имена? — спросила удивленная Жуана.
— Меня зовут Аццо, Энрика меня хорошо знает, я так давно ее ищу.
— Так вы, верно, тот цыган, о котором нам говорила Мария?
— Слава Богу, что вы меня, наконец, признали! Ну, а вы, должно быть, Жуана? Я тоже о вас слышал от ребенка Энрики.
— Напрасно вы здесь ищете нашу Марию, — сказала добрая старушка, — вам я могу открыть, где она теперь находится.
— С тех пор как я ее видел, она, должно быть, очень выросла и похорошела! Если бы Энрике удалось ее отыскать!
— Энрика и ее дочь живут вместе в глуши Меруецкого леса, вдали от большой дороги.
— Неужели это правда? Энрика и ее дочь опять соединены? — воскликнул Аццо, и его бледное лицо озарилось счастливой улыбкой. — Так я пойду скорее к ним.
— Они живут, — говорила Жуана, — в уединенной хижине дремучего леса, вместе со старухой Непардо, которая долго охраняла бедную женщину во время ее тяжких испытаний.
— Благодарю вас, сеньора, тысячу раз благодарю вас! Ничто не могло меня так обрадовать, как это известие! Теперь я должен поспешить к ним.
Жуана с удивлением посмотрела на цыгана: его черные глаза блестели, а бледные щеки пылали от радости.
— Поклонитесь им от Фрацко и Жуаны! — закричала она вслед уходящему и затем направилась к своему убежищу.
Только к вечеру достиг Аццо Меруецкой чащи и вскоре увидел между деревьями хижину старого Мартинеца.
Аццо почувствовал, что невыразимое счастье наполняет его душу, когда он увидел Энрику, выходившую из хижины.
— Неужели это вы, Аццо? Сколько доброго я от вас видела! Сколько времени защищали вы меня и держали у себя — неужели я могу вам отплатить тем же? Я была бы так счастлива. Как я рада вас видеть! Да воцарится Пресвятая Дева у нас с вашим приходом!
Цыган подошел к Энрике, молча взял ее за руку и в таком положении простоял несколько секунд. Казалось, он молился. Выражение ненависти, которое во время его продолжительного заточения глубоко запечатлелось на его диком, страдальческом лице, уступило место выражению кротости и добродушия.
В эту минуту он не чувствовал своих страданий, он даже забыл о своей мести и превратился в нежного и кроткого ребенка. С умоляющим взором, выходившим как бы из глубины его души, он как перед святой опустился на колени перед Энрикой и целовал ее платье и ноги.
— О, перестаньте, милый Аццо! — просила его прекрасная женщина.
От нее действительно веяло какой-то ангельской чистотой.
— Встаньте, милый! Здесь, вдали от света, найдете вы счастье! Мария опять с нами, пойдемте к ней.
Цыган вошел с Энрикой внутрь хижины. Старая Непардо, весело улыбаясь, слушала Марию.
Увидев ее, Аццо остановился в удивлении; он вспомнил, как она, подобно видению, явилась ему в развалинах Теба и своими миловидными чертами напомнила ему Энрику.
Как быстро развилась эта девушка! Она была так прелестна, что он невольно пришел в восторг. Густые локоны окаймляли милое личико Марии и, хотя она напоминала мать, в ней уже были видны задатки более блестящей красоты.
Когда Энрика назвала имя того, которого она привела с собой в хижину, старая Мария Непардо приветствовала его немым поклоном. Мария пошла к нему навстречу и протянула руку.
— Я вас хорошо помню, — сказала она приветливо, — и так благодарна за помощь, которую вы мне оказали в ту страшную ночь. С тех пор моя маленькая норка в стене сделалась мне чужой. Пресвятая Дева помогла мне найти мать и теперь уже ничто не разлучит нас!
— Она постоянно это повторяет, — сказала Энрика с сияющим от радости лицом и затем рассказала своему прежнему покровителю все с ней случившееся.
Мария принесла Аццо еду. Бледный, измученный, но бесконечно счастливый сидел он между Энрикой и Марией, которые ему радостно улыбались.
— Я знаю все ужасы, которые вы пережили за последние годы, — говорила Энрика, — вас, наверное, будут преследовать, так останьтесь с нами! Здесь вас никто не будет искать, а мы так будем счастливы, если вы будете с нами.
Слова эти совершенно осчастливили Аццо, но он вспомнил при этом цель своей жизни и данную клятву, и сказал:
— Если вы позволите мне остаться здесь некоторое время, то я вам буду очень благодарен. Я выстрою себе убежище из листьев и молодых деревьев вблизи вас!
Я перенес много страданий, и тело мое ослабло в подземельях Санта Мадре, но я надеюсь, что лес и ваше присутствие благотворно подействуют на меня. Если же когда-нибудь ночью Аццо вдруг убежит из своей хижины, молча послав вам свое благословение и последнее прости, то только не называйте его дурным и неблагодарным. Когда возвратятся мои силы, и я буду знать, что вы и Мария счастливо и спокойно здесь живете, тогда я должен буду исполнить данный обет и совершить еще одно дело.
— Вы говорите, Аццо, таким мрачным голосом, что мне даже стало страшно, — отвечала Энрика, — глаза ваши еще никогда не светились такой злобой и никогда ваше лицо не принимало подобного выражения!
— Будьте же справедливы — я долго томился без света и воздуха! Но в вашем присутствии мне кажется, что я успокаиваюсь и дух Божий проникает в мою необузданную душу!
— Оставайтесь здесь и забудьте прошлое, простите ваших и моих врагов, ведь я знаю, что они одни и те же — встаньте, Аццо, помните ли вы, кто с такой радостью учил вас молиться Богу и Пресвятой Деве?
— Это были вы, Энрика! — тогда я имел счастье вас защитить… Но с тех пор… я опять разучился молиться!
— Оттого именно, мой друг, я и зову вас — пойдемте. Энрика взяла Аццо за руки и повела его в ту часть хижины, в которой стоял крест, вырезанный Мартинецем.
Долго они стояли рядом на коленях и пламенно молились. Когда цыган опять встал, он был исполнен благодарности к Энрике. На дворе уже давно стемнело.
— Оставайтесь на эту ночь в хижине, — заботливо и нежно предложила ему Энрика.
— Тут еще стоит постель старого Мартинеца, некогда приютившего нас. Воспользуйтесь ею, а завтра принимайтесь за работу и стройте себе отдельное помещение. Меня очень радует, что вы будете находиться вблизи от нас, тем более что недавно явился мне и дочери в лесу, по дороге к Меруецкому монастырю, как страшное привидение, наш смертельный враг.
— Жозэ? — побледнев, спросил Аццо.
— Я с ужасом узнала его, хотя уже настала ночь, когда он с другим монахом проскользнул мимо нас. Он еще не отыскал наше убежище, но тем не менее последние его слова были: «Я скоро приду», а вы знаете, Жозэ держит свое слово.
