За ужином из жирной хрящеватой баранины старик нехотя поведал, что в паре дней пути отсюда находится город Легранн, самая северная из белораннских крепостей. Дальвиг рассказал старосте, что присутствовал при смерти дворянина по имени Милсер Гердоманн и желал бы сообщить об этом его родственникам. Старик проворчал, что это не его дело, и на том их разговор затух.
Выспавшись на мягкой и чистой постели, Дальвиг отправился дальше, оставив Хака в деревне с половиной сокровищ. Слуге он оставил арбалет и стрелы, приказав стрелять при малейшем подозрении – причем приказ этот был отдан громко, чтобы староста его как следует расслышал. Наивная уловка, но Дальвиг дополнил ее настоящей угрозой, сказав старосте:
– Видишь этот меч, старик? Если я вернусь и не застану тут своего слугу, он снесет твою голову. Без всяких оправданий! Так что береги его, как зеницу ока.
Староста затрясся от страха и злобы, но ему была обещана щедрая оплата всех забот, и он видел – у странного путешественника есть деньги. Хватит ли у него сил побороть страх из жадности? Дальвиг предпочел не ломать над этим голову. Вскочив в седло Дикаря, к которому было приторочено три сумки с золотыми монетами, он умчался по дороге на север.
Местность за деревней вскоре начала подниматься, болото осталось позади. Дальвигу пришлось свернуть в чащу, потому как дорога уводила левее, чем показывал путеводный луч. Сквозь буреломы, крутые косогоры, вперед, туда, где за густыми кронами сосен и елей виднелись синие зубцы гор – длинный, тянущийся с запада на восток хребет. Вечером того же дня, в который он покинул деревню, Эт Кобос добрался до предгорий. Среди чащи стали попадаться проплешины, поросшие густой низкорослой травой, из которой тут и там торчали камни – от маленьких, с голову ребенка, до огромных валунов размером с дом. Еще дальше высились остроугольные террасы с теснящимися на них карликовыми кедрами и тощими березками.
Когда утром Дальвиг собрался продолжать путь, то оказалось, что проехать вперед нельзя – там стоял крутой склон горы, уходивший, казалось, в самое поднебесье. Пришлось сворачивать направо, на берег заметно сузившегося Нолана. У хребта река разливалась величественным озером, протянувшимся далеко на запад вдоль каменной преграды. Только в одном месте воде удалось победить горы и проточить себе проход с севера на юг. К счастью, случилось это очень давно и с тех пор русло реки образовало довольно широкую пойму. По берегам рос жидкий кустарник неизвестной Дальвигу породы и сочные высокие травы. Деревьев он не увидел – очевидно, весной здесь тек бурный поток, который не давал прижиться лесу. Ехать было трудно – луг был неровный, будто бы изрытый норами. То и дело дорогу перегораживали гнилые колоды, а то и целые завалы. С севера в лицо дул резкий ледяной ветер, по небу ползли косматые сизые тучи. Въехав в ущелье, Дальвиг словно оказался между двух рек – одна текла у ног коня, бурля и выбрасывая на покатые галечные берега пену, другая бесновалась над головой, грозя обрушиться вниз холодным дождем.
Позади остался величественный камень, как кинжалом рассекающий реку надвое. Поток бурлил и бесновался, разбиваясь на две части, а на вершине скалы трепетала угрюмая рощица крохотных сосен. Кажется, за их кронами виднелись какие-то развалины, но Дальвиг, как ни силился их разглядеть, так ничего и не увидел. Несколько сосен, будто бы обреченные, выбившиеся из плотного строя сестер, цеплялись за трещины на боках скалы. Как они выросли в этом мрачном месте? Или здесь бывают более приветливые дни? Не очень-то верилось.
Наконец путеводный луч перстня, который к тому времени набрал силы и цвета, указал в сторону от угрюмого и бурного Нолана. В тело горы здесь врезалось еще одно ущелье, казавшееся высохшим руслом другой реки. За каменными склонами от ветра и половодья спрятались выросшие почти до обычных размеров деревья, впрочем, тоже тощие и ободранные. Прямо между корнями сосен и пихт струился маленький ручей, прозрачный, будто сам воздух, поток в русле из крупных галек. Дальше, как стадо улегшихся на отдых зверей, виднелась группа валунов с плоскими вершинами.
Дикарь осторожно двинулся в путь по скользким камням, иной раз ступая в воду ручья и содрогаясь при этом от холода. В ветвях сосен уныло свистел выдохшийся в борьбе с горой ветер; ручей громко журчал, прыгая от одного валуна к другому. Вскоре вокруг не осталось ничего, кроме этих камней, причудливых и заурядных, наваленных кучами или лежавших ровно, словно кто-то нарочно раскладывал их. Даже ветер остался сзади, предостерегающе бормочущий и неодобрительно воющий высоко у краев ущелья.
Здесь каменные стены стояли выше и теснее, чем раньше. Почти отвесные, испещренные уступами и трещинами, словно лицо – оспинами. Через какое-то время на пути встретилась развилка: ущелье делилось на два «коридора». Кольцо указало в правый, более широкий. Казалось, скоро он кончается тупиком… нет, не казалось! Так оно и было. Ущелье упиралось в крошечную котловину, усеянную обломками камня.
От площадки величиной шагов двадцать в поперечнике поднимались неровные и узкие кольцевые террасы, покрытые выбоинами, местами обрушившиеся. На высоте десяти человек они сливались в сплошную серо-зеленую стену.
Остановившись посреди котловины, Дальвиг спрыгнул на камни, которые ответили глухим звуком, заметавшимся между стен. Дикарь нервно переминался с ноги на ногу и подковы его стучали по валунам, будто щелкающий бич. Поежившись от обилия резких отраженных звуков, Эт Кобос с открытым ртом оглядел местность. Никто не смог бы подняться по такой ненадежной лестнице, как эти террасы. Они вряд ли выдержат тяжесть человеческого тела… да и есть ли уступы там, наверху? И куда следует лезть? Кажется, он заехал в тупик. Раздраженно дернув поводья, Дальвиг потянул Дикаря за собой, к похожему на толстый длинный палец камню, который на время превратился в коновязь. Тут же пожалев, что вымещает гнев на невинном коне, Эт Кобос успокаивающе потрепал его за холку. Не прекращая разглядывать окрестные стены, он запустил руку в суму и вынул из нее горсть монет. Что ж, надо попытаться найти те загадочные ступени, о которых говорил Ргол. И, хотя вокруг нет ничего похожего, идти до конца. Дальвиг медленно прошел к дальнему краю котловины и почти сразу увидел то, что не чаял найти. Сердце его затрепетало от радости, многократно усилившейся после того, как он совсем было упал духом. Среди скопища мелких осколков лежал огромный плоский валун, на котором бугрились грубо вытесанные формы. При известной толике воображения их можно было назвать тремя ступенями крошечной лестницы. Прямо за валуном котловина обрывалась в бездонный провал, заполненный непроглядной теменью. Осторожно ступая, Дальвиг подошел к краю камня и заглянул в бездну. Носком сапога он толкнул в нее камешек, и тот сразу исчез из виду, как будто упал в черную воду, не оставив за собой кругов. Звука падения Эт Кобос так и не дождался…
Значит, все правильно. Где-то здесь, на другом конце волшебной лестницы, которую еще нужно было «воздвигнуть», живет Толоха, Уродливый маг, пострадавший от людской неблагодарности. Дальвиг прекрасно понимал, какие чувства заставили его забраться в такие глухие и мрачные места.
Встав на валун, Эт Кобос небрежно бросил в пропасть монетку. Тут же раздался веселый, кажущийся неуместным в этой жутковатой котловине треск. В воздухе появилась искрящаяся золотистая нить, которая потянулась над самой верхней из каменных ступеней. Вот она резко повернула, образуя прямой угол, потом еще раз и еще, пока не дотянулась до собственного начала. Очерченная нитью площадь мягко сверкнула – и перед глазами восхищенного Дальвига оказалась парящая в воздухе пластинка идеальной прямоугольной формы. Он осторожно ткнул ее носком сапога: тверда! Подождав некоторое время, новых ступеней Дальвиг не увидел. Судя по всему, капризная лестница ждала очередной монеты. Не дождавшись, золотистая ступенька с разочарованным тихим звоном распалась на облако крошечных искр, запрыгавших по окрестным камням.
