Саламура шёл, с трудом передвигая ноги.

— Пошевеливайся, разбойник! — снова обозлился и погрозил кулаком хромой акробат.

— Там моя свирель…

— Где?

— Упала на землю. — Саламура показал рукой на то место, где валялась свирель.

— О-о, свирель нельзя терять, спустимся за ней, — сказал Але-Гоп и увлёк Саламуру вниз.

Ранним утром Але-Гоп и Саламура тайком покинули канатный город. Они направились к другу хромого акробата, к тому самому, которого звали Бей-Нежалей.

Дорога утомила пастушка. Он не поспевал за Але-Гопом и слёзно просил его немного отдохнуть, — Шире шаг, лентяй, — подгонял Але-Гоп. — Вчера ты отделался лёгким испугом, но сегодня я из тебя сделаю отбивную котлету, если ты вздумаешь сердить своего доброго учителя… Чего придумал! Он, видите ли, хочет отдохнуть.

Саламура был вынужден бежать за хромым Але-Гопом. Так они шли до самого вечера. У несчастного пастушка за целый день маковой росинки во рту не было.

— Пожевать бы что-нибудь, господин Але-Гоп, я голоден, — просил мальчик.

— Потерпи ещё немного, ягодка, скоро мы досыта наедимся у моего благородного друга.

Город, куда пришли Але-Гоп и его ученик и где жил Бей-Нежалей, оказался таким, как и все города на свете. Люди там ходили по земле, а парадные двери домов находились, как обычно, на первом этаже. Одно только поразило Саламуру: на всех площадях шли кулачные бои.

— В этом городе, — объяснил Саламуре старый акробат, — очень любят драться.

Каждый вечер люди собираются на площадях только для того, чтобы расквасить друг другу нос. Хороший боксёр здесь собрал бы кучу денег… Впрочем, я и без бокса наживусь… Однако на что это похоже, почему не расклеены на стенах афиши?! Или я плохо вижу…

— Во всём городе нет ни одной афиши, господин Але-Гоп, — сказал Саламура.

— Тем хуже для этих драчунов, — ухмыльнулся хромой акробат. — Уж я заставлю их раскошелиться, будь спокоен!..

Они подошли к приземистому домику.

— В этом особняке живёт мой гостеприимный друг, — похвалился Але-Гоп и постучал в дверь.

— Кто там? — спросил чей-то сиплый голос.

— Это я, Але-Гоп.

— О мой добрый и честнейший друг Але-Гоп! — Дверь открылась, и Саламура увидел огромную лохматую голову. — О-о великий и бессмертный Але-Гоп, кого я вижу, неужели это ты, дай прижать тебя к сердцу!

Бей-Нежалей так крепко обхватил Але-Гопа, что, казалось, никакая сила не оторвёт лысого акробата от заросшего густой щетиной боксёра. Они целовались, хлопали один другого по спине. Наконец Бей-Нежалей выпустил своего друга из объятий. Но они ещё долго разглядывали друг друга.

— Рассказывай, как ты живёшь, старина? — спросил Бей-Нежалей и хлопнул друга по плечу.

— Теперь ничего, а было худо.

— Но где твой хвалёный акробат? Показывай, посмотрим, что за птичка.

— Саламура, подойди ближе. Поздоровайся с господином Бей-Нежалей.

Пастушок встал на ступеньку лестницы и поклонился.

— Какой ты крохотный! — удивился боксёр.

— Мал золотник, да дорог, — улыбнулся хромой акробат. — А это правда, что он делает четверное сальто?

— Делает, да ещё как!

— Интересно. — Бей-Нежалей задумался на минуту, потом сказал: — Что ж вы стоите у порога? Заходите. Наверное, устали, не грех и отдохнуть. Будьте как дома.

Все четыре стены комнаты боксёра были увешаны фотопортретами разных размеров. И с каждого смотрело незнакомое лицо юного Бей-Нежалей. Надо сказать, боксёр в молодости был мастером своего дела. Даже по портретам нетрудно было догадаться об этом — нос у славного Бей-Нежалей так расплющен, словно на нём ковали подковы.

— Мы очень устали, — сказал Але-Гоп, опускаясь на табуретку. — К тому же и голодны как волки.

— Отдыхайте, гости дорогие, отдыхайте, — сказал Бей-Нежалей. — Только вот насчёт еды… Видите ли, я не ждал вас сегодня, поэтому и об ужине не позаботился.

— Да нам немного надо, хотя бы хлеба с сыром.

— Эх, дружище Але-Гоп, если бы ты знал, в какой нужде я живу. Признаться стыдно: в моём доме все мухи и крысы передохли с голоду.

— Я, признаться, подумал, что ты изменился, когда читал твоё письмо. Вижу, ошибся, и ты всё такой же скупердяй.

— Бедный я, а не скупой. Будь у меня деньги, такой пир вам закатил бы…

Старые друзья ещё битый час пререкались и обменивались новостями. Но Саламура из всей их беседы понял одно: как и накануне, он ляжет спать на голодный желудок.

Пастушка разбудила громкая перебранка старых друзей.

— Почему не расклеены по улицам афиши? — кричал боксёру Але-Гоп.

— Не успел. Точнее, не смог достать бумаги. Бесплатно в нашем городе ничего не дают.

— Это же безобразие, — возмущался хромой акробат, — так торопил меня с приездом, а сам даже ужином с дороги не угостил и бумаги не купил, пожалел денег! Да я бы отдал тебе!

— Откуда мне было знать, что ты не захватишь с собой еды!

— По-твоему, я должен был из другого города тащить на себе припасы?

— Не сердись, Але-Гоп, вместо ужина я такое придумал, ахнешь! Идея тоже чего-то стоит, не так ли?

— Старый хрыч! В твоей голове только ветер гуляет, откуда в ней появиться идее.

— Друзья мы с тобой или нет?

— Что это меняет?

— Если друзья, то должны помогать друг другу.

— Я не совсем понимаю тебя, Бей-Нежалей.

— У нашего мальчугана все данные стать замечательным боксёром. Он мал, подвижен, ловок, смышлён. Эта крошка сможет со временем отдубасить любого верзилу. Представляешь, какая будет сенсация!

— Саламура не любит драться, — отрезал Але-Гоп.

— Мне почему-то кажется, что ему и на верёвке прыгать не очень хотелось, но ты же заставил его. А я научу Саламуру драться, и станет крошка первой перчаткой города.

— Ни за какие деньги я не соглашусь на это! — отрезал хромой акробат.

— Деньги будем делить пополам. Мы ведь друзья.

— Ни за что на свете! — Але-Гоп поднялся.

— Как — ни за что на свете? Или ты решил, что мальчуган — твоя собственность?!

— Вот именно — моя собственность. Я его нашёл, воспитал, обучил.

— А сейчас я его воспитаю и обучу. И он станет нашей общей собственностью.

— Нет, нет и нет!

— Но мы ведь друзья?!

— Не дай бог никому иметь таких друзей. Гостей без ужина оставил, а сам всю ночь что-то жевал.

— Значит, отвергаешь, Але-Гоп, моё предложение?

— Мы сейчас же уйдём отсюда.

— Скатертью дорожка. Иди на все четыре стороны. А мальчик останется у меня. Просто руки чешутся обучить его боксу.

— Как это останется у тебя?

— А так… просто! — Бей-Нежалей присел на тахту, сладко потянулся, зевнул. — Не выношу, когда один богатеет, а другой подыхает с голоду.

— Саламура, вставай, мы уходим! — сказал Але-Гоп. — Побыстрее одевайся. С этим забиякой у нас нет ничего общего.

— Ну зачем же сердиться, дружок? — спокойным голосом сказал Бей-Нежалей. — И вообще советую тебе держать язык за зубами. Что касается мальчика, то оставь его в покое, а сам отправляйся хоть к чёрту на рога.

Але-Гоп, будто ничего не слыхал, торопил Саламуру. А Бей-Нежалей ходил по комнате, что-то напевал про себя и при каждом повороте оглядывал с ног до головы старого друга и ехидно улыбался.

Саламура чувствовал, что дело пахнет дракой, и потому у него от испуга дрожали коленки.

Але-Гоп подтолкнул Саламуру к выходу. Но дверь оказалась закрытой на ключ.

— Открой! — приказал он хозяину.

— Последний раз прошу, Але-Гоп, не артачься, этот мальчик прокормит нас обоих. Мы ведь…

— Грабитель, разбойник, гангстер! — прервал его на полуслове хромой акробат. — Немедленно отвори дверь.

— Малютка, а ну отойди-ка в сторону, — сказал Саламуре боксёр. — Я сейчас покажу этому хромому шуту, как оскорблять почтенного человека.