Пастушок открыл створку окна и выглянул на улицу. Болельщики, решив, что это первый министр, зашумели. Вдруг вся толпа попятилась назад. Саламура высунулся в окно. Из парадного подъезда вихрем вылетел на бунтарей Зуботычина.

— Не бойтесь, братья! — крикнул кузнец. — Он один, а нас много.

Личный телохранитель первого министра заработал кулаками. И как! Одним ударом троих сбивал с ног. Многие тут же оказались на земле. Колонна дрогнула, некоторые болельщики показали спины.

— Куда вы, братья! — кричал кузнец.

Телохранитель всё яростней молотил болельщиков кулаками. Первый министр стоял у дверей подъезда и потирал от удовольствия руки. Зуботычина, набычив голову, врезался в самую гущу толпы. Опьянённый успехом и сознанием, что за ним наблюдает сам первый министр, он уже никого и ничего не видел: размахивал руками во всех направлениях.

Болельщики не выдержали такого натиска и пустились наутёк. Зуботычина замахнулся ещё, но под рукой уже никого не оказалось. Слышно было только, как просвистел кулак. А Зуботычина по инерции упал на мостовую. Саламура чуть не умер от смеха. «Да этот пузырь совсем не умеет боксировать», — подумал он, вспоминая уроки господина Бей-Нежалей.

Спрятавшиеся за деревья болельщики подбежали к телохранителю. Но тот, будто только того и ждал, вскочил, подхватил с десяток храбрецов и бросил их к ногам первого министра.

— Молодчина, так их! — крикнул Бородавка.

«Это уже слишком», — решил Саламура и прикрыл окно.

Итак, Зуботычина победил. А болельщики, кто с позором бежал, кто поверженный лежал на земле. Только кузнец не покинул поля битвы. Правда, он уже с трудом держался на ногах.

Зуботычина пошёл на кузнеца. Тот увернулся от удара. Бородавка приказал:

— Лови его, не выпускай. Это он взбунтовал народ.

Первый министр и не заметил, как мимо него пронёсся Саламура — пастушок вылетел из подъезда, словно стрела из лука. Зуботычина уже настигал кузнеца, когда Саламура крикнул ему:

— Эй ты, арбуз, иди сюда.

— Это я арбуз? — растерялся телохранитель Бородавки.

— Конечно, ты! Что, испугался, гнилой арбуз?

— Да я тебя раздавлю сейчас, червяк паршивый.

— Не на того напал! — крикнул Саламура и неожиданно ударил толстяка в живот.

— Ой, — икнул Зуботычина.

— Держи его, держи, кузнец от нас не уйдёт, этого держи, — засуетился Бородавка.

— Да я его мигом, — успокоил господина телохранитель.

Но Саламура стремительно нанёс ему ещё один удар в подвздошье.

— Ой, — снова икнул Зуботычина.

— Не стони, — сказал Саламура, — не поможет. Давай драться.

Зуботычина подумал: «Пока эта козявка разглагольствует, нанесу-ка удар». Но Саламура легко увернулся.

Как вы помните, пастушку нелегко дались премудрости бокса, но сейчас уроки эти сослужили ему добрую службу. Зуботычина промахнувшись ещё несколько раз, растерялся. Саламура только этого и ждал. Навязав противнику дальний бой, он всё чаще переходил в атаку и наносил удары то в подбородок, то в переносицу, то в живот.

Личный телохранитель Бородавки уже здорово устал. Он решил действовать осмотрительней. И чем больше старался Зуботычина нанести меткий удар, тем трудней ему было это сделать.

— Что ты тянешь, хлопни его, — приказал телохранителю первый министр.

«Пожалуй, он прав, пора кончать», — решил пастушок и ринулся в ближний бой.

Это был великолепный бокс. Саламура демонстрировал такое мастерство, что любо было смотреть. Он бил Зуботычину то справа, то слева, то в живот. Под конец так измотал противника, что тот опустил руки.

Зуботычина беспомощно озирался вокруг и сопел, как кузнечные мехи. Саламура угостил его последним ударом в солнечное сплетение. Личный телохранитель Бородавки растянулся на мостовой у самых ног своего господина.

— Стража, чего вы разинули рты, хватайте его! — закричал Бородавка, указывая на Саламуру.

Но стражники только переглянулись. Легко сказать «хватайте его»! Ведь этот мальчишка победил самого Зуботычину. Воспользовавшись замешательством, Саламура решил бежать. Тогда несколько стражников погнались за ним, но как-то нехотя — они то ли боялись кулаков Саламуры, то ли восхищались его смелостью и мастерством.

За поворотом стражники остановились, переждали немного и повернули обратно.

Пробежав квартал, Саламура увидел толпу. Она явно поджидала его.

«Засада, — мелькнуло в голове у пастушка. Он остановился. — Что же делать, все пути отрезаны!»

На Саламуру надвигалось человек тридцать. Они подошли так близко, что пастушок уже различал их лица. И вдруг он почувствовал такую лёгкость, словно гора с плеч свалилась. Это были те самые болельщики, которых избил телохранитель Бородавки.

И здорово же он их отдубасил — живого места на лицах не оставил. Оказывается, пока Саламура наказывал Зуботычину, болельщики отползли в сторону и уже из-за угла наблюдали за боем. А когда первый министр приказал схватить победителя, они спрятались кто в подъездах, кто за статуями их величеств Ноготков.

Первым к Саламуре подошёл кузнец. Похлопав смельчака по плечу, он громко сказал:

— Молодчина! Ты настоящий герой! Хочешь, будем братьями.

— Да-да, мы тебе братья, можешь рассчитывать на нас! — закричали болельщики, обступая Саламуру.

Каждому из них хотелось сказать своему спасителю что-нибудь приятное. Счастливые и весёлые, они забыли о ранах, о синяках и кровоподтёках. Саламура вспомнил о пузырьке, который подарил ему старый поэт, и развязал свой заплечный мешок.

— Сейчас я буду лечить вас, братья. Это лекарство творит чудеса. Только вы наберитесь терпения — раны от него горят, как от огня.

Саламура осторожно смазывал раны, а пострадавшие прыгали от боли и громко кричали.

— Успокойтесь, — уговаривал их пастушок, — вы лучше подуйте друг другу на раны, и боль как рукой снимет.

Не переставая прыгать — кто на левой ноге, кто на правой, а кто и сразу на обеих, — любители футбола дули друг на друга что было сил. Взгляни сейчас на них кто-нибудь со стороны, непременно решил бы, что жители Сноготка рехнулись.

А Саламура? Давно он не смеялся так от души. Потом захохотал и кузнец. Потом ещё кто-то, ещё… Вскоре смеялись все, кто был на улице. У многих даже слезы на глазах выступили — то ли от смеха, то ли от Саламуриного лекарства. Пойди разберись.

— Повеселились, и хватит, — сказал кузнец. — Пора разойтись по домам. Бородавка не простит нам ни демонстрации, ни позора Зуботычины. Скоро здесь появятся дубинорукие.

В стране Сноготок королевская гвардия была вооружена дубинками — иного оружия у них не было. Поэтому народ и прозвал гвардейцев дубинорукими. При одном упоминании о них болельщики мигом перестали смеяться и разбежались в разные стороны.

На опустевшей улице остались только Саламура и кузнец.