«Смелей, вперед! Сейчас мы победим, Крест на Олимпе ихнем водрузим! Дрожать от страха воинам негоже. Ничем вы не рискуете, друзья. Нас разобьют, по-вашему? Так что же? Не бойтесь ран! От них, ручаюсь я, Вы умереть не сможете вторично!» Его витийство, голос мелодичный Уверенность трусливым придают. Зажмурившись, вперед они бредут, До стен дошли и приступ начинают. Их копьями и стрелами встречают. Готова и кипящая смола, И дротики, и с углями жаровни, Гвоздями сплошь утыканные бревна, Каменья, кучи битого стекла... Расплавленный свинец потоком льется О, сколько тут проклятий раздается, Как много тут расшибленных голов, Ослепших глаз и выбитых зубов, Носов разбитых, членов поврежденных. Власов и крыльев, начисто сожженных! Сражение увидев, Дух святой Внезапное почуял вдохновенье И заявил: «Сложу я песнопенье, Чтоб ангелы рвались отважно в бой». Х р и с т о с Вот глупости! На облако напрасно Взмостились вы. В резне такой ужасной Услышат ли дрожащий ваш фальцет? Не думаю. Скорей всего, что нет. К чему экспромт, когда идет осада? Б о г — о т е ц Мой сын, ты прав. Псалмов пока не надо! Победу одержав, мы их споем. Д у х с в я т о й Ну, в правоте я вашей не уверен. Б о г — о т е ц Я не учен, таиться не намерен. Ведь люди, в неразумии своем, Распределить решили все по вкусу: Ученость — вам, а кротость — Иисусу. А что же мне? Одна лишь борода, Да прозвище «отец». Ну, не беда, Спасибо и на этом! Ведь красива, Неправда ль, борода моя на диво? Х р и с т о с Зачем вы, отче, гневаетесь так? Б о г — о т е ц Я гневаюсь? Вам кажется! Пустяк! Коль взять в расчет и триединство бога, То сам себя я критикую строго. Покуда этот спор происходил, Осада началась, согласно правил. Вот лестницу уж кто-то притащил И к башне угловой ее приставил. Кто будет первым? — «Лезь, апостол Павел!» «Лезь ты!» — «Нет, нет!» — «А ты?» — «Я не решусь, Боюсь смолы». — «Я тумаков боюсь». «Я — оплеух». Друг друга все ругают, Все в трусости друг друга упрекают. Тут Христофор является святой, Широкоплеч и кривоног — такой, Каким его в церквах изображают. Благочестивым рвеньем он пылал, Христа когда-то на спине таскал. На лестницу он первым взгромоздился, За ним десяток ангелов пустился. И вот уж ухватился за зубец Поднявшийся на башню удалец... Увидел Марс его и разъярился Ряд статуй стены замка украшал; Он к собственному бюсту подбежал, Без сожаленья мощною рукою Его от пьедестала оторвал И, высоко подняв над головою, Вскричал, смеясь: «Как видите, друзья, Не пощадил своей персоны я; Пусть каждый точно так же поступает!» Бюст Христофору в брюхо попадает... Сшиб остальных в падении своем Святой толстяк, отделавшись испугом. Сорвавшись со ступенек друг за другом, Они летят на землю кувырком. Неподалеку Азаил сражался, Но и ему, увы, не повезло: Лишь только он на парапет взобрался Нептун его хватает за крыло. Заверещал от страха ангел хилый, Взмолиться о пощаде он готов. Но, раскачав его что было силы, Нептун кидает труса прямо в ров. Силач Самсон ужасно рассердился. Он, подбоченясь, встал перед стеной, Подпер ее могучею спиной И расшатать довольно долго тщился. Свой толстый зад библейский великан Употребил при этом, как таран. Крепка стена; и, побледнев с досады, Возобновил усилия Самсон. Зависит от него успех осады... Толкает, бьет и ударяет он, И градом пот с лица его струится. Алкид ему с усмешкою кричит: «Иль отросла уже твоя косица, Скажи-ка мне, давно ты не был бит? Остерегись, не лопни от натуги! Стена-то, вишь, покрепче той лачуги, Что ты тогда сумел разрушить... Да-с, Далеко филистимлянам до нас! Ну, надрывайся, раз тебе охота. Увидишь — ни к чему твоя работа». Поблизости от них костер горел, И в нем пылала ветка тамариска. Эй, берегись, Самсон, опасность близко! Взять головню твой давний враг успел С той головней приятно ли столкнуться? Не удалось еврею увернуться, Вмиг занялся его святой хохол, Вот он сгорел; остался череп гол. Как наш герой даст Геркулесу сдачи? Он походил до этой неудачи На племенного сильного быка, На жеребца, или на петушка. Все трое, как известно, горделивы, И горячи, и резвы, и драчливы... Однако же, едва у горемык Отрежут то, в чем корень их задора Куда весь пыл девается? Где бык? Увы, в вола он превратится скоро. Где жеребец? Где петушок-драчун? На месте их — откормленный каплун И жалкий мерин, то-есть просто кляча, Став робкими, сбавляют быстро тон. Похож на них стал бедный наш Самсон, Когда его постигла неудача. |