Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Глава XXXII

РОССИЯ И ЕВРОПА

Теперь пора кончать. Мы завершили наше путешествие. Оно поневоле было торопливым, и мы лишь немногое увидели из того, что стоило видеть. Но мы ознакомились с сущностью и духом царизма, с его политикой по отношению к образованным классам, хоть и малочисленным, но выполняющим важнейшие назначения в общественной жизни страны. Оглядываясь назад, мы снова бросаем взгляд на это ограниченное поле действия самодержавия.

Странное зрелище! Перед нами государство и его правительство, называющее себя национальным, патриотическим, но оно неуклонно, из года в год совершает то, что мог бы совершать лишь самый варварский завоеватель в припадке дикой ярости и безумного фанатизма. Скажу без преувеличения, что деяния наших нынешних правителей сравнимы лишь с подвигами какого-нибудь восточного халифа. И не сомневаюсь, что никогда в другой стране не существовало подобного правительства!

Если бы все, что мы рассказали в настоящей книге, не было доказано - и сто крат доказано! - горами официальных документов, не верилось бы, что все это правда. Но, к несчастью, это действительно правда. И, что еще хуже, всегда будет правдой, до тех пор пока в России правит самодержавие.

Какой-нибудь оптимист, возможно, скажет, что политика российского триумвирата лишь временное отклонение, вызванное чрезмерным влиянием на императора Победоносцева, Каткова и Толстого. Да, политика нынешнего правительства, несомненно, отклонение, но только по своим бессмысленным действиям и циничной откровенности. Если бы Победоносцев и Катков потеряли свое влияние, а Толстой оказался в опале, их преемники, возможно, были бы не столь опрометчивы и более разумны. Все же внутренняя политика правительства в ее главных чертах по необходимости останется неизменной. Элементарное чувство самозащиты делает неизбежным сохранение его образа правления.

В конце XIX столетия единственной гарантией сохранения самодержавия является только невежество народа. Недостаточно сжигать книги и подавлять вольнолюбивые журналы. Единственный способ уничтожить революционное брожение - подавлять читателей. Если даже крестьяне не читают ничего, кроме "Московских ведомостей", они найдут в их столбцах "Иностранных сообщений" известия о европейской политике, о парламентах и свободных собраниях и многие другие вещи, которые не менее "возбуждают умы" против самодержавия. Те, кто ограничиваются чтением суворинского "Русского календаря", обнаружат в нем сведения о распределении налогов, и если они будут правильно поняты, то окажутся таким же горючим материалом, как революционные листовки. Между тем правительство вынуждено отстранять общественность от всякого участия в управлении государством. На кого же тогда может опираться самодержавие, как не на полицию и бюрократию, как известно, отнюдь не заслуживающую доверия?

Находясь в непримиримом противоречии с культурой, ведя открытую войну с большей частью образованных классов, самодержавие вступило в конфликт с самим государством, изо всех сил толкая его к неизбежной гибели. Противодействуя просвещению в любой форме, оно осушает источник сил народных масс. Оставляя управление государственными делами в руках бесконтрольной бюрократии, столь же бездарной, как и продажной, самодержавие благодаря злоупотреблениям своих слуг еще более ограничивает свои возможности. Неуклонное разорение государства, растущий беспорядок в финансах, непрестанное обнищание крестьянства - все это лишь естественные и неизбежные последствия деспотического режима. Как раз этому мы и являемся свидетелями в России.

***

Такое ненормальное положение не может долго продолжаться. Катастрофа неизбежна. Некоторые публицисты находят много общего между нынешней Россией и дореволюционной Францией. Действительно, мы видим много сходных черт, и самая яркая - это распространение в России среди всех слоев народа антиправительственных настроений, благородных творческих идей, называемых "подрывными", ибо они стремятся уничтожить несправедливость и восстановить господство права. Некоторое сходство мы видим также в материальных условиях и нравственных склонностях народных масс. Однако есть одно существенное отличие, на которое мы хотим обратить особое внимание, так как оно касается того, что в значительной степени должно способствовать усилению распада царской империи и приблизить неизбежный кризис. Мы говорим о политическом положении России.

Франция XVII века была окружена государствами с таким же деспотическим строем, как она сама. Соседи России - конституционные страны. Их конституции весьма далеки от идеала свободы. Но, во всяком случае, они не допускают состояния открытой войны между своими правительствами и народом. Ни прусское, ни австрийское и ни одно другое правительство в Европе умышленно не препятствует распространению образования или установлению более разумных и передовых методов управления государственными делами только из страха усилить своих внутренних врагов. Соседи России становятся все более могущественными. Их правительства прилагают все усилия к тому, чтобы способствовать общему прогрессу, используемому ими в своих интересах. В царской России прогресс либо не существует, либо он движется черепашьими шагами, все время наталкиваясь на непреодолимые препятствия.

Будучи неразрывно связана с другими европейскими странами политическими узами и вынужденная вступить в экономическое, военное и политическое соперничество со своими соседями, царская Россия неудержимо катится к катастрофе. Ибо, несмотря на все растущие противоречия внутреннего развития европейских стран, Россия не может состязаться с ними, не перенапрягая своих сил. Чем острее соперничество, тем гибельнее оно для России. Поэтому грядущий политический кризис гораздо ближе и грознее, чем кризис социальный. Нынешнее положение в стране напоминает период, предшествовавший реформам Петра Великого. Самодержавие так же подавляет и угнетает культуру и прогресс, как это делал московский клерикализм в XVI и XVII столетиях. Сыграв свою роль в создании политического могущества России, царизм стал теперь причиной его неуклонного разрушения. Если самодержавие не падет вследствие внутренних причин, то оно потерпит поражение в первой же серьезной войне; будут пролиты реки крови, и страна будет расчленена на куски.

Свержение самодержавия стало политической, социальной и нравственной необходимостью. Оно обязательно для безопасности государства и для блага народа.

***

Говоря о нашей центральной власти, очень поучительно и, разумеется, весьма утешительно отметить, как преступления против человечества сами по себе превращаются в кару, падающую на голову преступников. Библия сохранила легенду о вавилонском царе Навуходоносоре, который в наказание за чрезмерную гордыню был превращен богом в быка и целых двенадцать лет питался одной травой. Я не помню, почему гордыня вавилонского царя заслужила столь ужасное наказание. Вряд ли он был более гордый, чем его петербургский собрат, претендующий на то, чтобы всеми повелевать, всеми распоряжаться, за всех решать и всеми помыкать в стране со стомиллионным населением. Было бы только справедливо подвергнуть его подобной же каре и присудить всю жизнь жевать одну только бумагу.

В бюрократическом государстве, где все делается в письменном виде и ничего не оставляется для собственной мысли и инициативы, самые незначительные дела восходят от низших служителей системы к самой вершине - царю. Что, например, скажет читатель о следующем императорском рескрипте - одном из тысяч совершенно сходных "высочайших указов", как они называются на официальном языке, относящемся не более и не менее как к студенческим кителям. Привожу указ дословно, со всем его бюрократическим красноречием:

80
{"b":"41694","o":1}