* в силу самого факта (лат.).

Но где же тогда, спрашивается, остается углубленность учения, где наука и вся сущность высшей культуры? В чем заключается реформа, предназначенная придать новому установлению сугубо воспитательный характер? Или хотят, чтобы мы поверили, будто она заключается в новом порядке, навязанном многострадальным ректорам, деканам и инспекторам, в назначении приват-доцентов и в полекционной оплате?

Путем этих реформ, заимствованных, по крайней мере по названию, у Германии, каким-то мистическим образом надеются достигнуть более высокого уровня образования. Если бы у нас существовала свобода, присущая немецким университетам, их методы можно было бы, вероятно, перенять с пользой для дела. Но форма без содержания - бессмыслица.

Для всех, кто не ослеплен своими эгоистическими интересами, совершенно очевидно, что новый устав окажется губительным для подлинной науки, ибо для ее процветания свобода и независимость так же необходимы, как воздух для всего живого.

Если политическая ортодоксальность признается единственно обязательным качеством для всех академических назначений, то цвет русской интеллигенции почти неизбежно исключается из университетских стен. Старый порядок вмешательства правительства изгнал с кафедр многих наших выдающихся профессоров - Костомарова, Стасюлевича, Пыпина, Арсеньева, Сеченова и других. Все это люди умеренных взглядов, ученые, годами с честью исполнявшие свой долг и повинные лишь в одном: они пожелали сохранить свое личное достоинство и достоинство своей науки и отказались повергнуться ниц перед деспотизмом министра. То, что прежде бывало исключительно злоупотреблением властью, теперь возведено в правило. Профессоров превратили в чиновников - это ненавистное слово глубоко презираемо всей нашей молодежью, - и их качества скоро вполне будут соответствовать новым назначениям. Один за другим все подлинные ученые покинут свои кафедры, и правительство, пользуясь своим правом, заполнит их своими ставленниками. При недостатке людей, обладающих глубокими научными знаниями, на смену старым профессорам придут преподаватели и так называемые ученые, выбираемые попечителем по своему вкусу среди лиц, не прошедших даже испытаний, предписываемых факультетом, если только они "получили известность благодаря своим трудам", достоинствам которых единственный судья - его превосходительство господин попечитель.

Война царского правительства против высшего образования - давнишняя. Она возникла при Александре I, в эпоху реакции, наступившей после убийства Коцебу студентом Зандом, сначала в Германии, а затем быстро распространилась на всю континентальную Европу. В царствование Николая, в период вообще не прекращавшейся реакции, университеты неукоснительно находились под особым попечением Третьего отделения. Чтобы нейтрализовать, как он надеялся, пагубное влияние либеральной культуры, император организовал университеты наподобие батальонов, и за лекциями в аудиториях следовала муштровка на плац-параде. Он рассматривал знания как социальную отраву и военную дисциплину как единственное противоядие. Действие введенного им нелепого устава было пресечено его сыном, чье царствование началось так блистательно и окончилось так ужасно. Александр II ослабил оковы, наложенные его отцом, и некоторое время после его восшествия на престол народное образование расправило крылья и достигло заметных успехов. Но в 1860 году, после происшедших в университетах обеих столиц "беспорядков" и "манифестаций", власти всполошились, посыпались репрессии, и с тех пор борьба между правительством и цветом нашей молодежи шла с возрастающей силой. Против среднею образования война - именно война! - началась позднее.

4 апреля 1866 года Каракозов сделал роковой выстрел из револьвера, и этот выстрел навсегда, как казалось, утвердил правительство в его решимости следовать по опасному пути реакции и притеснений.

- Ты, верно, поляк? - спросил Александр, когда к нему подвели Каракозова.

- Нет, я - русский, - был ответ.

- Так почему же ты покушался на меня? - удивился император. В то время ему еще трудно было поверить, чтобы кто-нибудь, кроме поляка, мог покушаться на его жизнь.

Но Каракозов сказал правду. Он был одним из "собственных" русских подданных царя, и последующее дознание, проводившееся Муравьевым, показало, что многие университетские товарищи Каракозова разделяли его убеждения и сочувствовали его целям.

Последствия покушения и открытия, к которым оно привело, имели решающее значение. Польское восстание, как известно, обратило Александра II к реакции. Но теперь уже очевидно, что реакционные меры, принятые в 1863 году, не принести желаемого успеха - революционное брожение усиливалось. Однако вместо вывода о том, что причина неудачи лежит в новом реакционном политическом курсе, был сделан обратный вывод, что следует еще крепче натянуть поводья. Именно тогда безрассудная реакционная партия выдвинула роковую фигуру - графа Дмитрия Толстого, которого будущие поколения будут называть бичом России и разрушителем самодержавия.

Этому рыцарю абсолютизма были предоставлены неограниченные полномочия для очищения школ по всей империи от социальной ереси и политического недовольства.

Как он расправлялся с высшим образованием, нам уже известно. Однако там он лишь укрепил и упрочил систему, давно уже применявшуюся его предшественниками. Но ему одному принадлежит сомнительная честь "очищения" - в меру сил и возможностей - сначала среднего, а затем и начального образования.

С наибольшим блеском его изобретательский талант проявился в реформе гимназического образования. В основе своей идея Толстого была совершенно верна: чтобы радикально "очистить" университеты, необходимо сначала обратиться к первоисточнику и очистить гимназии, откуда высшие школы черпают свое ежегодное пополнение. И вот министр принялся чистить средние школы, что, разумеется, означало поручение их нежному попечению полиции. И это совершеннейший факт, что школьники в возрасте от десяти до семнадцати лет теперь могут быть наказаны за так называемые политические преступления и за порочные политические взгляды.

Не далее как в сентябре 1883 года министр народною просвещения издал циркуляр, в котором указывалось, что в тринадцати гимназиях, одной прогимназии и десяти реальных училищах раскрыты следы преступной пропаганды, а еще в четырнадцати гимназиях и четырех реальных училищах имели место "коллективные беспорядки", что бы это там ни означало. Все эти учебные заведения были переданы под особое наблюдение полиции.

Трудно себе представить, каких размеров достиг шпионаж в наших гимназиях. Педагоги, обязанные внушать уважение своим питомцам, призванные вселять в сердца подрастающего поколения чувство чести, превращены в агентов Третьего отделения. Школьники находятся под постоянным надзором. Их не оставляют в покое даже в родительском доме. Особым циркуляром классным наставникам предписывается посещать учеников в семье или где бы они ни жили. Министр не стеснялся издавать время от времени указы вроде знаменитого циркуляра от 27 июля 1884 года, в котором он с необычайным цинизмом обещал награды и выдачу особого вознаграждения классным наставникам, которые неуклонно и с наибольшим успехом следят за "нравственным развитием" (читай - политическими взглядами) своих учеников, и угрожал, что "классные наставники наравне с директорами и инспекторами подлежат ответственности, если во вверенном им классе обнаружится пагубное влияние превратных идей или молодые люди примут участие в преступных деяниях"*. Все это означает, конечно, деньги и продвижение по службе для тех, кто играет роль доносчиков, и немедленное увольнение тех, кто отказывается поклоняться Ваалу.