— Милости просим на Гарасао, госпожа! — по-английски.

Моряк тоже приложил длинные тонкие пальцы к козырьку:

— Здравствуйте, добрая госпожа! Второй штурман вашей яхты «Антрум», которая ждёт вас у пассажирского причала. Капитан извинился, он не решается сейчас оставить судно, потому что вчера тут произошли некоторые события, которые… Э-э-э… В общем…

Таня оглянулась, и ей бросился в глаза обгоревший остов перевёрнутого автобуса. Чуть подальше ещё сгоревший армейский джип. Мостовая усыпана была пустыми гильзами. И лица у встречающих были очень серьёзны, слишком серьёзны. Даже мальчишки-носильщики были серьёзны. Белокожий человек не стал козырять, но подошёл к ней ближе и внушительно произнёс по-русски:

— Украина не имеет здесь своего представительства, и меня просили вас встретить. Был звонок из украинского консульства в Вашингтоне. Не вполне вовремя вы сюда прилетели. Сейчас едем в Российскую миссию, там вы будете в безопасности. Вчера и всю ночь здесь шли бои, и в городе очень неспокойно.

— Спасибо, — сказала Таня. — Я собираюсь поехать на корабль, который мне принадлежит, а если здесь опасно, тем более — мы уходим в море.

— Хорошо, хорошо. Подурачились, и хватит. Вечером вы улетаете в Киев, а оттуда домой. Вряд ли вас выпустят из бухты, а на внешнем рейде стоит американский крейсер.

— С Вашего разрешения, — сказал моряк. — Судовая документации в полном порядке, и задержать нас никто не имеет права. Яхта севастопольской приписки, украинской, понимаете? Это что вам шутки? Я получил приказ доставить хозяйку на борт.

— А я представитель российской миссии. Не морочьте мне голову. Решайте, Татьяна. Я теряю время. Вы не в безопасности в городе, а в море — тем более. С ума вы сошли что ли? Здесь началась гражданская война. Ночью боевики захватили несколько стратегически важных пунктов в столице и удерживали некоторые автомобильные трассы под своим контролем до самого утра, — он говорил это, невольно копируя текст последних теленовостей. — Их с трудом выбили отсюда.

— Я поеду на корабль, — сказала Таня.

— Это правильное решение, потому что ещё не известно, что боевики могут натворить в российской миссии, — сказал чернокожий моряк, — он был бледен, как это бывает у чернокожих, то есть лицо его стало серым. Но оленьи глаза были спокойны. — В открытом море всегда безопасней, вы совершенно правы, мэм.

— Я тогда всякую ответственность с себя снимаю…, — начал русский, но пока он говорил, моряк уже усадил Таню в такси.

Бронзовый водитель, улыбаясь, сказал по-испански с опозданием на пятнадцать лет:

— Советико? — моряк ничего не ответил.

— Потом он сказал, обращаясь к Тане:

— Мы будем ехать не больше пятнадцати минут. Будьте спокойны, — он сунул руку во внутренний карман кителя и достал пистолет.

Машина быстро летела по пустым улицам. Множество изуродованных, сожжённых, перевёрнутых автомобилей, выбитые стёкла и разбитые стены домов. Какие-то странные люди лежали на мостовой, они, будто спали, и вокруг каждого была чёрная лужа.

— Не смотрите туда, — заботливо сказал моряк. — Скоро приедем.

Выстрел. Водитель нажал на газ, и стрелка на спидометре дёрнулась к ста пятидесяти. Моряк и водитель говорили друг с другом по-испански. Таня понимала их очень смутно:

— Не отвечай, бесполезно. С чердака стреляли. Просто люди нервничают, и палец на курке трясётся.

— Кто это стрелял?

— Откуда мне знать? Или наши, или эти… Все сейчас не в себе.

— Твои «наши» — это кто?

— Наши, это наши, — мрачно сказал водитель.

Появились за крышами домов стрелы портальных кранов. Через минуту машина, сбавив скорость, поехала по бетонке пирса и становилась у сходни, брошенной с борта белой трёхмачтовой яхты. Коренастый, невысокий человек лет пятидесяти, гладко выбритый, с короткими очень курчавыми седеющими волосами, одетый, как на парад, сбежал по крутому трапу с крыла верхнего мостика и отдал Тане честь:

— Капитан Сорер Кутро, госпожа. Милости просим. Всё готово к отходу. Прикажите, и мы отваливаем.

— Но это имя мне незнакомо, — сказала Таня. — Другое имя мне называли.

— Так точно. Прежний капитан застрелен сегодня ночью у себя дома. Фирма по набору экипажей предложила мне эту честь. Мы поднимемся в мою каюту, и вы познакомитесь с документами и рекомендациями.

Моряки, темнокожие, голые по пояс, в белоснежных, закатанных по колено штанах, босые, мыли палубу, доводя её до цвета яичного желтка. Таня увидела на гафеле свой вымпел с молнией, а на кормовом флагштоке украинский флаг. Она прошла в капитанскую каюту, где переборки были обшиты золотистым дубом.

— Хотите выпить, госпожа? Коньяк, кофе, чай? Немного вина?

— Мы уже отплываем? — спросила Таня.

— Каждая минута дорога. Я от вас не скрою, что яхту хотели ночью захватить. Им сильно не хватает плавсредств. Если б у них было хотя бы несколько самоходных барж, они атаковали бы с моря, и город был бы у них в руках ещё вечером. Посмотрите мои бумаги, пожалуйста.

Из документов следовало, что капитан Кутро почти четверть века командовал различными сухогрузами, наливными, рыболовецкими и прогулочными судами, в том числе и парусными. Четыре года он был капитаном личной яхты президента Республики Маринити. И все рекомендации были хвалебные. У Сорера Кутро было простое, искреннее лицо и прямой взгляд. Хотелось ему верить. Яхту стало слегка покачивать. После длинного перелёта очень хотелось спать.

— А команда? — спросила Таня.

— Все уволились, конечно. Они испугались, потому что с их капитаном свели счёты боевики. Я набрал своих. Эти люди надёжны. Я в них абсолютно уверен. Если хотите послушать доброго совета, сейчас вас проводят в вашу каюту. Там вы примете ванну и ляжете в постель, потому что в море порядочный ветер, будет качка, вам с непривычки станет тяжело.

— Но я хочу посмотреть на крейсер.

— Поднимемся тогда на верхний мостик. Ничего интересного. Им до нас дела нет, уверяю вас. У них тут достаточно хлопот.

Продолжение следует. Антрум, это для Вас, но от температуры у меня голова плохо варит. Извините.

С мостика Таня увидела, прежде всего, бесконечный океан, синий, волнуемый свирепым ветром. Белые гребни волн катились в этом пространстве, словно живые, ветер пронзительно пел в снастях, и всё до самого горизонта дышало грозной неодолимой силой. Яхта медленно уходила в сторону горизонта, и начинала уже прыгать на волну, выдерживая стальным форштевнем первые удары. Крейсер стоял на якоре, внешне молчаливый и равнодушный, а яхта оставляла его по левому борту. На мостике появился какой-то человек:

— Капитан, они спрашивают порт назначения.

— Отвечай: Гибралтар.

— Есть!

— Они нас не станут останавливать, мэм. Говорю вам, им не до нас. Я провожу вас в каюту. Вы проснётесь в открытом океане, и тогда прикажете, куда мне идти. Подумайте.

— Куда угодно? — улыбаясь, спросила Таня.

— Именно так. Куда вы прикажете.

Ночью Таня проснулась, как ей показалось сначала, от сильной качки. Но потом она услышала шлёпанье многих босых ног по палубе, крики и вдруг — несколько выстрелов. Она оделась и открыла дверь. Бронзовый матрос стоял у двери.

— Виноват, сеньорита, мне не велено вас никуда выпускать, — сказал он на ломаном английском. Приказ капитана, сеньорита. Успокойтесь и ложитесь спать. Просто очень плохая погода.

— Кто это стрелял?

— Зайдите в каюту. Дверь должна быть закрыта. Я вас прошу, виноват, сеньорита. Это не выстрелы, а хлопает парус.

Таня отступила, и дверь закрылась. Не смотря на сильную качку, её перестало тошнить. Только сердце колотилось. Она обошла всю свою роскошную каюту из двух комнат. Таня искала что-то, способное служить оружием. Не нашла ничего, кроме столового ножа, к сожалению, недостаточно острого. Вот удивительно, мне совсем не страшно. Выстрелы раздавались откуда-то, как ей показалось сверху, а потом несколько раз грохнуло уже рядом с каютой, в коридоре. Кто-то мучительно закричал. Дверь распахнулась и, споткнувшись о комингс, вошёл второй штурман. Лицо его было в крови и белый китель тоже. Пистолет он сунул за пояс. Матрос, с которым она только что разговаривала, лежал на палубе, и кровь вытекала из его головы, булькая и растекаясь по палубе.