— Я буду принимать парад? — спросила Фа.
— Да, господин майор. Если сочтёте нужным, разумеется. Сегодня ночью, к утру, самое позднее, мои батальоны займут этот город, надеюсь, без особенных трудностей и потерь. Джос, прошу тебя проявить благоразумие, мой мальчик. Не тащить же мне тебя силой? Хоп! — лёгким движением руки Борноро отнял у Джоса выхваченный из-за пояса пистолет. — Успокойся. Извини, но всю твою охрану мне пришлось просто вырезать, чтобы шума не подымать. Но мы-то с тобой серьёзные люди. К тому же мой отец работал у твоего деда на канатной фабрике и всегда хорошо отзывался о хозяине. Твой дед был человек честный. Все б вы такими были. Ну, господа, прошу вас!
Мы вышли из подъезда и залезли в БТР.
— Вперёд! — сказал Бороро. — Я, признаться, хотел прихватить с собой ещё кое-кого из Генерального штаба. Господин майор, как вам кажется? Это несложно. Например, начальник Управления стратегических расчётов живёт совсем неподалёку. Он вам понадобится сегодня?
— Мне? Я не знаю, — сказала Фа. — Зачем он мне? А вы что с ним хотите сделать?
— Всё, что вы прикажете, господи майор. Я просто подумал, вы захотите его о чём-то выспросить. А у меня заговорит и мёртвый, если мне понадобятся от него какие-нибудь сведения.
— Нет, — неожиданно решительно и твёрдо сказала Фа. — Никто мне больше не нужен. Поехали.
— Слушаюсь!
Несколько минут БТР мчался по пустой улице на предельной скорости. Затем послышались винтовочные выстрелы. Затем грохнул несколько раз гранатомёт. Наш БТР остановился. Бороро, бесстрашный вождь повстанцев, сидел, закинув голову, словно изучая что-то в потолке.
— Фа, не смотри на него! — заорал я. — Джос!
— Выходите, — сказал Джос. — Только побыстрей, сейчас взорвётся эта чёртова машина. Значит, Бороро умер. Что там с его головорезами? Да шевелитесь вы! Послушайте, а вы фрекен что-то на майора армейской разведки совсем не похожи. Не знаете, как люк открывается? — он открыл люк. — Живей!
Оказавшись на воздухе, первое, что я услышал, это пение пуль. Звук этот мне немного знаком, и я не слишком уже заботясь о деликатности, повалил Фа на асфальт.
— Ты не ушиблась?
У неё оказалась рассечена бровь, и она ответила мне:
— Немножко.
— Господин! Господин! — послышался рядом хриплый голос.
Мы все, живые и уже мёртвые, лежали, укрываясь за колёсами БТРа. Рядом лежал, уткнувшись носом в асфальт, как и мы, здоровенный бронзовый парень, вооружённый до зубов.
— Главное, сейчас не двигаться. Сейчас они перестанут стрелять и потихоньку будут подходить сюда. А мы встанем и побежим. До парапета метров десять…
Я увидел, что мы находимся на набережной. Вероятно, мы какое-то время ехали вдоль этой набережной. Пока на нас не наткнулся патруль.
— Видите скоба в парапете? За неё завязан конец — там, внизу лодка, — парень держал пистолет направленным прямо мне в лоб. — Лодка эта моя. Двоих я возьму. Третий мне не нужен. Кого вы выбираете? Думайте, чёрт вас побери! Лодка моя. Я знал, что дело это добром не кончится, и спрятал её здесь. Никто, кроме покойного Бороро, о ней не знал. Мы бы на ней ушли с ним вдвоём, а может быть, он избавился бы от меня — у него это быстро получалось. Но теперь командую я. Вы решили? Это вам обойдётся в триста долларов. Есть у вас такие деньги?
— Есть. Не беспокойся об этом. Дай подумать, — сказал я.
Патруль поддерживали теперь ещё какие-то военные или полицейские, и пули шли поверх наших голов, будто струи проливного дождя, только горизонтально.
— Джос! — крикнул я. — Есть лодка! Можно в море уйти, но хозяин этой лодки…, — тут я что-то почувствовал и прыгнул на парня.
Он этого не ждал. И пистолет мне, хотя и не удалось у него отобрать, но удалось выбить из руки. Слишком далеко он отлетел. Тогда я схватил парня за волосы и ударил головой об асфальт. А Фа смотрела на всё это. И я ударил парня головой об асфальт ещё раз. Для верности. А Фа смотрела на меня. Потом она сказала:
— Но подожди, Беглый, что ты делаешь? Ты же его убьёшь, — мне стало ясно, что со мной сейчас просто девушка fasetka, которой завтра утром нужно на работу, на улицу Большая Бронная, в Москву. А где сейчас находится разведчица с тем же именем — мне уж на это было наплевать.
— Точно знаешь, что там лодка? — спросил Джос. — Тогда давай ждать, когда загорится машина. Мы побежим под прикрытием огня и взрыва. Взорвётся через мгновение после того, как загорится. Понимаешь? — я кивнул головой.
И когда загорелось, мы побежали и уже перелезали через парапет, когда ударил взрыв, это взорвался двигатель, а потом стали взрываться гранаты, которыми БТР был, видно, доверху зачем-то набит.
— Я не умею. Сможешь двигатель запустить? — спросил Джос.
— Смогу. Но сейчас нельзя показываться из-за парапета. Они не видят нас, а мы по этим скобам будем двигаться и уйдём довольно далеко, туда, видишь, где парапет заворачивает под прямым углом.
— Да ты молодец, — сказал Джос.
Мы с ним изо всех сил стали подтягивать лодку, хватаясь за скобы в парапете, а Фа старалась помочь нам своими тонкими руками. Когда взрывы стихли, когда солдаты выждали время, когда они, наконец, подобрались к пылающему БТРу, а потом вспомнили про нас, мы были уже за углом. И за нами не погнались. На кой чёрт мы были им нужны? Очень жаль было Джоса. Никто бы не усомнился в том, что он хотел бежать в горы к повстанцам. Ему ничего не оставалось, кроме пули в лоб.
— Куда ты думаешь идти? — спросил я.
— Пойду к зданию парламента. Там меня узнают.
— Но туда ещё надо добраться. Тебя же ищут и имеют относительно тебя, я думаю, такой приказ, что…
— У них приказ меня немедленно расстрелять. Хотя нормальные люди сперва допросили бы сбежавшего депутата. Но здесь всегда очень торопятся. Слушай, а что это за история с никанийской разведчицей?
— Пока не знаю, — сказал я. Я, впрочем, и сейчас этого не знаю.
Я запустил дизель, и мы пошли вдоль набережной, очень осторожно, стараясь оставаться в тени высокого парапета.
— Смотрите! Что это? — сказала Фа.
Джос засмеялся:
— А! Защитница всех заплутавших в ночном океане. Вы читали Александра Грина? Я читал. В очень плохом переводе, к сожалению. Как её звали?
— Фрези Грант, — сказала Фа.
— А эту звали Жозефина Новель. Очень похожая история. И верят, будто она встречается в океане тому, кто терпит бедствие и готов отчаяться. Вот поставили памятник ей. Во время карнавала её засыпают цветами так, что ничего уже не видно, кроме лица. Мы все этот памятник любим здесь. Больше, сказать по правде, нас нечем здесь объединить, а остров наш такой маленький… Михаил, высаживай меня здесь, а сам с девушкой уходи подальше в море. Вас подберёт аргентинский сторожевик. Они регулярно здесь ходят, потому что в море у нас всегда неспокойно.
— Но мы же должны подтвердить, что вы не бежали к повстанцам. Мы это можем подтвердить, — сказала Фа. — Они сами вас захватили.
— Вы милая девушка. От всего сердца желаю вам хорошего мужа. Но кто вы? Вас тут никто не знает. Даже я не знаю кто вы. Прощайте! — он вышел на набережную, постоял немного у памятника и пошёл в сторону, откуда слышна была автоматная стрельба. Мне показалось, будто Джос что-то насвистывал, когда не торопясь шёл в ту сторону.
Около часу я уходил прямо в открытый океан. Стрельба не стихала, и мы уже слышали залпы артиллерийских орудий. Кажется, на Торлеерме начинался карнавал.
Почти прямо по курсу мне виделся какой-то предмет, который несло течением впереди меня. Наконец, ясно стал виден ярко-красный спасательный жилет и длинные размытые волной чёрные волосы. Прошло минут пятнадцать, пока я догнал то, что оставалось от женщины, о которой нам с Фа нечего вам рассказать. Она была мертва. Тонкий сыромятный ремешок удавкой был затянут вокруг шеи. А когда я освобождал её от жилета, чтобы тело по обычаю предать морю, на шее увидел тонкую стальную цепочку. На цепочке было что-то вроде серебряной стрекозы и надпись fasetka.
