В следующий раз Ва задумался о Журчалке, когда был пьян и смотрел на наличник. «Журчалка ночью собирает бисер», — сказал он. «Она ведьма, она пьет у кроликов глаза!» — ответила ему пьяная похотливая Грета. И видно было по лицу ее, что она, Грета, тоже непрочь отведать кроличьих глаз. За это он любил трогать Грету.

Потом Журчалка приснилась ему. Такая, как есть, ноги полные, зубы, два из которых кривые, платье и подол. Он порвал на ней бусы. Она стала собирать их шары. Ва подумал, что это совсем не бисер.

Вечером два мальчика мучали Журчалку на выпуклом углу. Они ее щупали и хотели. Ва шел с палкой, и они испугались его. Журчалка вырвалась и медленно ушла. Позже вечером она явилась опять, огляделась. Никого не было. Она поцеловала Ва ногу и жадно укусила его за палец; пошла кровь. Потом была такова.

Ва не мог думать ни о чем, кроме Журчалки, и пошел ее следить. Он не верил никогда, что на лугу ночью есть бисер. И не верил в ведьм. О происхождении же бисера думать — стыд и неверие, страх и воздух. На лугу была Журчалка и был бисер. Ва крался за кустами, чтобы она не заметила. Он набрал немного бисера. Весь бисер был на лугу, а за кустами только брызги.

И на другую ночь опять. На луг пришел третий. Это был Коля. Ва встал во весь рост и сказал, что место занято. Коля испугался. Подошла Журчалка, сильно плюнула Коле в лицо, а Ва в лицо плевать не стала. Утром Ва продал бисер.

Вечером Коля, Журчалка и два прошлых мальчика долго его били. Журчалка ушла ужинать, а Коля все допытывался, где Ва взял бисер. Ва сказал, что ему дала Грета. Ночью Коля прокрался в дом Ва. Тот лягнул его ногой. Коля притворился, что не заметил. Он лег рядом и стал рассказывать, что Журчалка — мужчина, только переодетый в женское платье, так родители его хотели девочку, что заставляли носить девчоночьи косынки. Потом Коля просил сделать ему хорошо. Получив отказ, нехотя удалился. Только Коля вышел, в окно над кроватью вломилась Журчалка. Она плюнула Ва в лицо и убежала.

Утром били Грету и спрашивали у нее про бисер. Грету бить было приятно, и все зашли в этом очень далеко. По очереди стали на нее мочиться, чтобы сильней обидеть. Грета не плакала. Ва наблюдал издалека. Может быть, Грете нравилось? Ва ударил ее несколько раз. Потом Журчалка стала мочиться стоя. Ва видел ее со спины и ничего не успел понять. Вечером, засыпая, он сказал вслух: «И все-таки она женщина». Потом загрустил на весь сон.

На следующую ночь Журчалка заметила, что он ее следит, и сказала ему такое, что Ва навсегда перестал ходить за ней.

«Все, хватит!» — выдохнула Журчалка, стряхнув с себя надоедливых и немытых подростков. Она поправила подол, пошевелила верхней губой и направилась к дому Ва.

Ва и Грета играли в головастиков. «Грета, золотко, — сказала Журчалка, просунув руку между ног Ва, — поживи где-нибудь еще, а я пока поживу здесь!».

«Хорошо! — ответила Грета, — Я пойду к Лидочке с Лиличкой или Павлу с Колей и стану там третьей-лишней». Она осторожно закрыла дверь и пошла через плоскую, желтую и покатую улицу.

Ва и Журчалка сходили на откос, поели рыбок и приклеили картинку на холодильник. Ва было немного боязно. Мысли о Журчалке ходили в нем, как раки в воде. «Пора приступать к личной жизни!» — предложил Ва, и Журчалка кивнула ему конопатым лицом. Она связала Ва и закрыла ему лицо платком. Ва хотел видеть и знать, но она сделала ему хорошо, и он перестал хотеть. Она сделала это ртом, и Ва ничего не понял. Потом на лицо Ва села женщина. «Так вот оно что!» — подумал Ва. Но не тут-то было. Журчалка сдернула платок. На лице Ва сидела свирепая, красноглазая Грета, и третий, кроличий глаз стекал у нее с языка. «Мочись ему в рот», — крикнула Журчалка, и стала пить вместе с Ва.

Грета развязала Ва, и они долго катали одетую Журчалку по полу, пытаясь заняться ею насильно. По лицу ее было видно, что несколько раз ей становилось хорошо. Ни Грета, ни Ва так и не добрались до ее живота.

Грета и Ва разозлились на нее и занялись друг другом. Журчалка трогала их в это время и страшно хотела. Ва было жалко ее и больно от сложного желания, но Журчалка так и не изменила себе.

Ночью Ва кого-то любил, а к утру забыл, кого. В памяти поселилась девчонка с лошадиной головой и норовила укусить Ва за духовное плечо желтыми большими зубами.

Ва вспоминал, вспоминал, но осмелился вспомнить лишь кусок безличного бедра с плотным белесым оволосением. Ва решил, что придется спать теперь со всеми по очереди, пока тайна не откроется сама собой. «Думай, что хочешь, — сказал он Грете, — а я пошел вступать в связи, чем бы это ни кончилось!»

На дороге лежал Коля и растирал свой живот половиной тыквы. Ва поклонился и вымолвил: «Ты просил кое о чем, я раньше не мог, а теперь пожалуйста!» «У Павла нет ни одного волоса, и родинка на мизинце!» — мечтательно произнес Коля и отвернулся от соискателя.

В липкой жиже серого цвета Ва обнаружил Лидочку и Лиличку. Они держали друг дружку за лодыжки и перечмокивались. «Прекрасные знакомки, волосатые и не очень, — обратился к девицам Ва, — у нас имело место быть, продолжить не желаете?». «Можешь пососать нам пальчики, — ответствовала Лиличка, — только самые кончики.» «Блядь лысая! — завизжала Лидочка. — С кем захочешь, с тем и пляшешь!» Девочки схватили друг друга за волосы и утонули в серой луже.

Ощутив безнадежность предприятия, Ва решился на страшное. Он вышел на площадь, где всегда было полным-полно человечков, и выкрикнул: «Люди, люблю и хочу вас всех, подходите, как пожелаете!» Никто не подошел, а все стали шушукаться. Самый маленький и неопытный человечек из всех подошел к Ва и шепнул ему потихоньку: «Беги скорей! Они станут бросать в тебя палками!»

Ва убежал, а маленького человечка забросали палками, как предателя.

Ва пришел домой и уснул без любви, озадаченный.

На следующий день его поймали и любили у пруди по очереди. Сначала ему было все равно, и только под конец стало приятно. Он вернулся домой и все думал: «Чего это они?»

За окном грохотнуло. Ва посмотрел на пол, Грета на потолок. «Только бы не Павел», — сказал Ва. Грета представила безволосого человека и потихоньку заплакала. «Не плачь! — сказал Ва. — Я пойду посмотрю и скажу, что это не он».

Дверь открылась сама собой и впустила Журчалку. На губах у той была кровь, на ступнях мох, а за спиной парабеллум. «Спокойно, — крикнула она. — Я больше не владею собой, но владею вами, немедленно оставьте мои владения».

Грета и Ва спаслись через окно и полночи просидели в камышах, обнявшись. Еще полночи они ходили у стены своего дома и подслушивали. Внутри пилили древесину и кусали девочек за ноги. Ва и Грета уснули на задках, напуганные до особого весеннего счастья.

Утром они осторожно проникли в дом через чердак. На окнах были новые занавески и цветы, в кофейнике горячий кофе, доски на полу оказались совсем чистыми, а сушеные пяточки под потолком висели в шахматном порядке.

Ва и Грета аккуратно поцеловались и обрадовались, что кошмар кончился.

Ва очень боялся детей и потных бабушек, но еще сильнее он любил достигать того, что ему сначала было не по плечу. Добравшись до непоплечного, Ва обретал ржавую сталь в голосе и свиную кровь под языком, становился вдруг мрачен и терял всякий интерес к достигнутому.

Сухой из-за лета Ва сидел над бескорым стволом и наблюдал муравьиную нитку. Нитка шла справа налево. Краснея от натуги лицом, Ва пытался изменить вектор их движения на сто восемьдесят градусов путем соответствующей мысли. Приличествующая случаю мысль не лезла в череп, и муравьи в нитке плевали себе на оказываемое ментальное давление. Ва обиделся и задавил парочку для острастки.

Откуда ни возьмись взялась Журчалка. Она задрала подол до колен и показала Ва коленки. «Два петушка!» — подумал Ва, и муравьи пошли, как по команде, слева направо. «Два петушка два!» — подумал Ва, и нитка поползла справа налево.