- О-о, молодой еще, а силушки хоть отбавляй!- одобрительно зашумели в толпе.
А усатый разозлился, что применили его же излюбленный приемчик. Вдруг схватил скалку из рук Феди:
- Ты чего озоруешь? Бока чешутся? Всех дураками считаешь, себя только умником? Нельзя так тянуться!
- Как же - нельзя?- сыграл в простачка Федя.- Я же видел, как ты других перетягивал… Я думал-так и надо.
- Беремся одновременно,- снова уселся усатый.- И как крикнут - «три», тогда и ноги распрямляй и руками тяни.
- Ну, так бы сразу и сказал.- Федя снова уселся против усатого.
И взялся за скалку обеими руками. Долго умащивал ноги, будто и впрямь впервые взялся перетягивать. На этот раз напряглись одновременно, без хитростей, зрители уже кое-что поняли и заметили бы всякий подвох. Усатый старался изо всех сил, а Федя только сопротивлялся, удерживал его, не давая перетянуть себя. Ждал, когда усатый выдохнется. Тот аж покраснел от натуги, склонялся вправо, влево, пытаясь раскачать противника, но Федя держался. Потом, уловив момент, Федя глубоко вдохнул - и поднял, оторвал усатого от земли.
- А мы то думали, Егор задницей приклеился, никто не сможет- его одолеть, ан нет, нашлось, кому отклеить,- сострил кто-то в толпе.
- Хочешь, давай еще раз,- предложил Федя усатому. - Да ты у меня уже пятый по счету, вот погоди, передохну, ты у меня как пробка вылетишь,- пообещал усач и отошел.
Федя еще четверых перетянул, и больше против него никто не сел. Он повертел головой, отряхнул штаны и пошел к Грише мимо девчат, которые, конечно, тоже тут были.
- Всех наших парней да и мужиков перетянул,- сказала круглолицая синеглазая девушка, которую Федя раньше не видел.- Экий молодец. Вот бы с ним кадриль станцевать…
Федя покраснел до кончиков ушей, это у него слабость такая была: как похвалит кто, ему невозможно стыдно становится и неловко, ну прямо хуже, если б отчитали за дело…
Он прошел мимо. Гриша доложил:
- Это Лизка была, Лизавета Афанасьевна.
- А я спрашивал тебя, кто она?
- Эй, дяденька, вечером приходи на гулянье!- послышалось сзади.- На скалках потягаемся…
И девичий хохоток в спину.
Дома оказалась только бабушка, она обрадовалась внукам.
- Долго как бродили… Яков Андреич небось ждать заставил?
- Да не очень. Больше так, сами гуляли.
- Вот и остальные наши разошлись, кто куда. Дядя Дмитрий и товарищ твой, Илья, пошли разузнать про дорогу. Здесь у нас один русский есть, поженился на нашей и живет. К нему направились, он хорошо дорогу знает. А уж какой мастер твой Илья, какой мастер - ружье-то ведь починил. И не надо новое покупать. Дмитрий не знает, как и отблагодарить его…
- Нам тоже помогал, как луг чистили.- Федя немного помолчал. Затем решился:- Бабушка, я тебя попросить хотел… Завтра утром Илья дальше пойдет, да если бы ему на дорогу чего сготовить, а? Денег у него нету, как он доберется, ума не приложу…
- Да как же, дитятко, как же иначе? Обязательно дадим с собой, всего дадим, чем богаты. Не беспокойся, мы гостя не обидим, тем более - такого уважительного… Идемте, ребятки, покормлю я вас.
Бабушка выставила на стол миску с горячим супом. В дом влетела Анна, сестренка двоюродная, и с ней девочка ее же возраста. Федю удивили ее длинные волнистые волосы. Анна затараторила:
- Бабушка, бабушка, наш Федя на скалке тянулся, он самый сильный, да, все говорят, я сама видела, он всех перетянул, вот!
- Там еще этот, Егор усатый больно задавался,- уточнил Гриша,- так Федя и его перетянул.
- А вот если бы наш Пантелей был, он бы всех перетянул,- вдруг подала голос длинноволосая. И еще горделиво тряхнула головой. До того уверенная в каком- то своем Пантелее. Федя улыбнулся и промолчал. А она заметила, сказала вызывающе:- Да-да, и тебя бы перетянул, не больно-то задавайся.
- А я вообще молчу.
- И правильно делаешь,- отрезала длинноволосая. Федя почему-то нисколько на нее не обиделся и все улыбался, смотрел. Бабушка объяснила:
- Это соседка наша, Ульяна. А Пантелей - старший брат ее.
- Да, красивая невеста вырастет,- сказал Федя, чувствуя почему-то свое старшинство в эту минуту.- И женихов у нее будет - без отбою… Если, конечно, со старшими спорить не перестанет…
- Еще чего - перестать,- шмыгнула носом Ульяна.
- Не будешь старшим перечить, я тебя на Ижму возьму. У меня точно такая же сестра есть - Агния, будете с нею в Ижме купаться.
Ульяна вдруг показала Феде язык и шустро выскочила из избы. Все от души посмеялись веселой выходке. И Федя посмеялся.
И откуда ему было знать в ту минуту, что станет Уля его женой, и судьбой, и болью многолетней?.. Разве угадаешь вот так, вдруг?
Как все запечатлелось в голове, многолетней давности, и люди, и картины, и встречи, и слова… Как всплыло в памяти, как явственно, доподлинно, подробно… Да отчего же так построилось в жизни? Как же сложилась такая судьба - что спали под одним пологом, а спустя годы - один стал безвинно заключенным, а другой - его, можно сказать, тюремщиком? Старшим майором.
Подумать-то странно, не то чтоб наяву встретить. И главное, что мучило Туланова в подневольной его судьбе: как же все красивые и правильные слова, что произнес в те далекие дни Илья,- как же стали они пустозвуком, если примениться хотя бы к его, Федора Михайловича, жизни? Как же так - его, работягу из работяг, охотника, рыболова, крестьянина, горбом своим добывающего хлеб насущный,- его, Туланова, запрягли в подневольное ярмо на своей же коми земле, и нету света в окошке, нету надежды выбраться… Ну ладно, с ним, может, ошибка вышла, по чужой злой воле. Но ведь он видит, не слепой - такие же трудяги вокруг в телогрейках, такие же бедолаги, у которых от работы и ладони-то деревянные…
Замедлился Туланов, остановился почти, обессиленный и бедой своей, и прошлым своим. Наткнулся на него сопровождающий, выругался, но в лицо Туланову заглянул. Поразился: «Эк тебя… Что, не зря Гурий зовет, старший майор? Много на тебе грехов, а? Ну-ну, шагай давай, коли зовут, шагай. Там рассудят…»
«Много ли грехов на мне?- думал Федор Туланов, занося руки за спину и продолжая шагать к конторе.- Много ли грехов-то? Много, поди, если не своею волей живу. Только истинные мои грехи не знает никто. Только мне они ведомы, истинные-то мои грехи, человеческие…»
Федя на гулянье не пошел: и стеснялся, и Илью ждал. Хотелось, конечно, пощеголять по улицам, потереться в толпе, но неловко одному, что и говорить. Один - один и есть. Хоть бы приятель был какой. Нету приятеля. Илья и дядя Дмитрий вернулись вечером, поздно. Дядя Дмитрий был навеселе, а Илья трезвый как стеклышко, но в приподнятом настроении.
У Дмитрия язык заплетался, он никак не мог нарадоваться, что Илья починил ему ружье, избавил от ненужной переплаты купцу.
- Ка-акой человек… умница, мастеровитый, даже по-нашенски говорит,- хвалил он Илью.- Ты, Федя, молодец…
Ну вот, договорился. Илья - умница и мастер, а Федя поэтому молодец. До чего же ты смешной, дядя Дмитрий, когда во хмелю.
- Оказывается, живет здесь очень интересный человек,- рассказал Илья.- Стихи сочиняет. Рассказы пишет. Мне показывал. В пятом году с Львом Толстым встречался, с Вересаевым беседовал. Считает себя передовым мыслителем. Мусора в голове, конечно, много, но - видно - человек славный. Подробно объяснил, как идти через Чердынь, и письмо мне дал на имя своего брата. Это, Федя, большая удача для меня, очень большая. Сам понимаешь, дорога в тыщи верст, запросто не проскочишь… Завтра утром и тронусь!
- Доброго пути тебе, Илья.
- И тебе, Федя, спасибо, добрая ты душа,- обнял его Илья по-братски, хлопнул по спине по-товарищески.- Через тебя, Федя, я другими глазами увидел коми людей и теперь принимаю их как родных, по душе, по сердцу. Никогда не забуду…
- Да чего там… обычное дело.- Федя смущенно вытащил деньги и протянул Илье.- Возьми-ка.
- Что это?
- Пять целковых. Тебе на дорогу. Отец велел.
- Не возьму, Федя. Вы и так много для меня сделали. Я в долгу.
