Вильсон много размышлял над этим вопросом. Нужно было придумать нечто такое, чтобы эта война стала войной за окончание всех войн. Он и выдвигает принцип национальности: надо удовлетворить запросы и жажду иметь самостоятельное государство – вот основа этого принципа. Очень осторожно и деликатно он начинает мысленно « перерисовывать» политическую карту Европы, держа в голове этот принцип. И в конце концов приходит к генеральному решению – созданию наций-государств, расчерчиванию карты Европы по этническим границам, чтобы уж никогда больше не разразилась война. Надо решить национальный вопрос раз и навсегда. Президент думал, что это возможно.

Немецкие авиаторы сбрасывают бомбы на мирный французский город

Торжественное моление «о мире всего мира», совершенное в соборе Святого Петра папой Бенедиктом XV

«Беженцы». Рисунок художника С. Мухарского

Реймс. Школа в подвале

Однако дальнейший ход истории показал, что границы нельзя провести окончательно, этносы перетекают, происходят миграции, возникают области, которые сами собой зашли за этническую границу. Какое-то время все живут мирно, потом появляется некто типа Гамсахурдии или Дудаева, и начинаются волнения. Если в начале века в Косово было 10 процентов албанцев, то сейчас их уже 70, а сербов – 10.

Значит ли это, что этнический принцип, который так кроваво показал себя в XX веке, не может служить базой для решения наболевших вопросов? Думаю все-таки, что такой базой он служить может – способом размежевания, принципом устройства государственных границ с помощью колючей проволоки, пограничных столбов и таможен, но – временно, не окончательно. Возьмем такой «спокойный» для нас случай, как Финляндия. Уже сейчас просматриваются возможные притязания на Карелию, и в какой-то подходящий момент они могут всплыть, и мира как не бывало. Даже российско-украинская граница и то может оказаться неокончательной. И так во всем мире. А это значит, экономический фактор играет вовсе не главную роль. Ведь в Великобритании, например, никто не умирает с голоду, а этническая ситуация в ряде регионов очень напряженная в течение многих лет.

Конечно, этногоеударства воспринимались в пору Версаля весьма позитивно как ключ решению этнических проблем и национальных вопросов. Но возьмем ту ситуацию, о которой говорил Вильсон: все разойдутся «по своим квартирам», например на Балканах, сядут на своих кухнях и станут пить чай и перестукиваться через стенку с соседями, спрашивая, как здоровье. Такая вот идиллическая картинка. Но ее нет в жизни. А есть напряженность, например, в отношениях Македонии и Греции, потому что в Греции у нее есть своя провинция – Македония. А у болгар есть свои претензии к Македонии, у болгар остаются и сейчас трения с Румынией в отношении Добруджи (кстати, продукт версальской системы), и так далее, можно продолжать очень долго. Их десяток, новообразовавшихся государств, а всякое только что образованное объединение начинает выяснять отношения, самоопределяться и «вставать на ноги», оглядываясь по сторонам с желанием «улучшить» свои границы. И начинают возникать конфликты из-за того, где строить гидростанцию, как вести газопровод или водоснабжение и т.д. Мелкие и крупные конфликты, как капли, собираются в посудину, и вы видите полный таз этой грязной воды. Поэтому лично я к идее этногосударств, наций- государств, к вильсоновской идее, очень, казалось бы, здравой – ответ на вызов национализма, – отношусь отрицательно. Идея эта может быть только временной. На мой взгляд, более целесообразны большие государства. Именно поэтому именно в этом направлении идут интеграционные процессы.

Кроме того, существование наций- государств исторически ущербно. Чем более мононационально государство, тем менее оно устойчиво и более уязвимо. Об этом говорит вся предшествующая история.

И еще: если становиться на путь этнического самоопределения и превращения его в принцип создания государств, то где остановиться? Ведь можно дойти до отдельной деревни идо отдельного человека. Но дальше возникает вопрос: права человека в каком-то смысле выше прав этноса? Или нет? Право человека на жизнь, например? Имеет ли оно приоритет перед инстинктом национальной самости?

То, что случилось сейчас в Косово, по этому же самому сценарию случилось с Судетами в Чехословакии в 1938 году.

Судетская область пятнадцать лет жила в составе Чехословакии мирно, пришел фашизм в Германии, немецкая этническая общность в Судетах всколыхнулась, и пошло-поехало. Там результатом был Мюнхен, поэтому сейчас все молчат, об этом историческом совпадении не вспоминают. Боятся. Там верховодил Гитлер. А дальше, после Второй мировой войны, начался геноцид в Судетах в отношении немцев, они все были изгнаны, а частью и убиты. О том, чтобы вернуть эту область 1ермании, речи нет, но помнить об этом эпизоде стоит.

Человечество так устроено, что оно не склонно сводить все к экономическому, политическому и даже культурному единству. Этнические различия имеют под собой некий «состав крови» – психологию, физиолошю, расовые отличия и даже нечто совсем неуловимое, неформулируемое. Поэтому я очень скептически отношусь к мудрости говорящего, когда слышу: мы все хорошо решили, граница будет проходить по этой речке, правда, она делит деревню; конечно, здесь двадцать домов, а там сто двадцать, но все будет очень спокойно, потому что граница точно отражает наш этнический состав. Ничего подобного, она как раз разъединяет людей, разъединяет по внешним признакам.

Но может быть, это значит, что альтернатива появится только тогда, когда будет сделана попытка объединения этих людей через эту речку и разрушительная энергия превратится в созидательную? Не разрушать и разъединять, а созидать и соединять. В этом русле видится и идея единой Европы.

На мой взгляд, определенные преимущества имеют крупные государства, которые – если иметь в виду цивилизованные способы их существования и отношения, в состоянии приучить людей (не боюсь этих слов) жить в мире и в нормальном, естественном и жизненно необходимом взаимообмене вешеств. Если же вспомнить, что помимо наций существуют конфессии и традиции, с ними связанные, которые также могут быть сильнейшим разъединительным импульсом, то единственно в чем, кажется, можно найти примирение, то только в большом государстве, цивилизованно решающем самые сложные проблемы.

Такое государство, безусловно, имеет преимущества перед государствами- нациями, но именно их сделал своим принципом Версаль и, как видим, «погорел». Увы, именно на этом принципе строится сейчас политика на Балканах и не только на Балканах. Есть, стало быть, опасность повторения Версаля.

Государство Югославия существовало 70 лет, выдержало нападение немцев в 1941 году, организовало движение Сопротивления, с которым немцы плюс итальянцы ничего не могли поделать. Еще до того как Советский Союз вступил в войну, они дрались один на один. В ужасном соотношении сил: примерно 1 к 10. Это государство существовало, оно одержало победу, и думаю, вклад его в общую победу был большим, чем Франции, которая сейчас бомбит Югославию.

Югославия выдержала не только это испытание, но и сталинизм. Именно титовская Ююславия превратилась в ядро неприсоединившихся стран. Оно внесло раскол в социалистический лагерь, ослабило внутренние скрепы в тоталитарной системе. Думаю, и здесь, в борьбе со сталинизмом, вклад ее трудно переоценить, потому что долюе время она была в своем противостоянии «лагерю социализма» совершенно одна. Они сплотились все в то время, чтобы противостоять Сталину. А время было глухое – даже и диссидентов еще не было, а Сахаров работал на сталинский режим. И в Восточной Европе Югославия была чуть ли не великой державой, особенно после ее противостояния СССР. Она претендовала и на Албанию, и албанцы боялись анексии со стороны Югославии.