Мы в подавляющем большинстве оказались никудышными предсказателями. Политический строй казался нам тогда незыблемым, перемены предполагались в лучшем случае только в экономической сфере, да и то косметические. Из нескольких оптимистов один верил в эволюционное развитие общества развитого социализма в общество одновременно демократическое и воплощающее идеалы социального равенства; другой – в массовое забастовочное движение и в победу добра и справедливости «снизу». Кто-то сказал, что перемены неизбежны, но приведут только к еще худшему: все равно все закончится диктатурой и карточками. Еще кто-то – что неизбежные попытки преобразовать экономику на определенном этапе приведут к результатам, уже неподвластным контролю, и тогда начнутся подлинные коренные перемены.

Среди друзей моего друга Андрея Алексеева не было ни одного сторонника советской власти, во всяком случае в издании 1979 года. Я тогда тихо подозревала, что их вообще давно не осталось, по крайней мере среди наших сограждан. Что вовсе не от меняло наши прогнозы, наоборот, скорее подтверждало железобетонную крепость государства, вообще не нуждающегося в поддержке подданных. И каждый из нас избирал свой путь, исходя из того, что это государство надолго: возможно, навсегда.

Все наслышаны о поэтах, художниках и философах, ушедших от необходимости врать, голосовать и соответствовать в сторожа или кочегары. И среди социологов были такие. Один, участник домашнего семинара, покончил с собой. Другой ушел в сторожа, третий – в кочегары. В таксисты. На завод. Но так, как Андрей, не учудил никто. Он ушел на завод, не уходя из своего академического института; на заводе он работал обыкновенным рабочим и вел каждодневные записи, ни от кого не скрывая, что, став на полном серьезе рабочим, остается и социологом. Он посылал свои странные научные отчеты в институт до тех пор, пока не спровоцировал начальство сократить ставки совместителей – для того, чтобы иметь повод от него избавиться. Он работал «по правилам» (то есть старательно соблюдая инструкции и оформляя заявлениями по полной бюрократической форме каждый свой шаг – вызов наладчика, его неприход, снова вызов, некомпетентность технолога, противоречивые приказания начальника цеха, судьбу своего рационализаторского предложения и так далее), а копии своих докладных старательно и опять же ни от кого не скрывая подшивал в свою социологическую папочку. Поскольку он никогда ничего не нарушал сам, уволить его с завода практически было невозможно, но он без конца провоцировал начальство на глупые выходки и не без удовольствия их фиксировал. Он провоцировал рабочих подавать в суд на администрацию, добросовестно помогал им этот суд выиграть – и опять снимал копии всех официальных бумажек, а также фиксировал каждый шаг, почти каждое слово всех участников действа.

Потом эту свою особенную науку он назовет «драматическая социология» – я бы скорее назвала ее провокативной. В отличие от общепринятого «включенного наблюдения», в котором социолог старательно сливается с окружающей средой и стремится как можно меньше влиять на нее, тут исследователь постоянно становится возмутителем спокойствия, как бы проверяя на прочность все формальные и неформальные структуры и наблюдая, как ведут себя люди в очередном устроенном им спектакле. В конце концов он спровоцировал Союз журналистов (он был еще и журналистом) и Социологическую ассоциацию изгнать себя из рядов – и, разумеется, устроил из этого очередной драматический спектакль.

Как-то быстро выяснилось, что эксперименты с социальными институтами становятся экспериментами с людьми, которых он жестко ставил перед нравственным выбором. И фиксировал результат.

Думаю, его спасла только перестройка. Органы бдительности уже проявили острый интерес к его изысканиям, инспирировали его выгон из всех союзов и ассоциаций, допрашивали его друзей и близких.

Недавно вышли два тома его «Драматической социологии» в письмах и документах с методологическим приложением. Но насмешка судьбы: он что-то понял про свой объект – пресловутые производственные отношения – и это что-то стало доступно для серьезного обсуждения в тот момент, когда сам объект исчез. Растаял. Представляет теперь интерес скорее исторический, чем социологический.

Осталась как раз не столько производственная, сколько нравственная составляющая его исследований: рассказ о нравственном выборе всегда актуален и интересен.

Безумно интересно и другое: что сегодня происходит с реальными производственными отношениями? Живы ли описанные Андреем типы работников на всех уровнях заводской иерархии? Как сегодня выглядит знаменитая рабочая солидарность, в чем выражается?

Неуемный Алексеев давно занят другими делами. Вакансия его последователя свободна.

18 января 1999 года на пресс-кон – ференции в Московском центре непрерывного математического образования был представлен проект «Интернет – образовательная среда будущего». Осуществляется он центром по поручению префектуры Центрального административного округа Москвы при участии института «Открытое общество» и представительства корпорации Intel в странах СНГ и Балтии.

Этот проект разработан для облегчения московским школьникам и учителям доступа к современным информационным ресурсам, для их активного участия в дальнейшем развитии этих ресурсов. Поэтому предусматривается не только оснащение и дооснащение школ современным компьютерным и телекоммуникационным оборудованием, техническое и методическое сопровождения работы компьютерных классов, обучение преподавателей и учащихся работе в сети Интернет, но и создание образовательной информационной среды.

Руководитель программы «Интернет» института «Открытое общество» (Фонд Сороса) Семен Львович Мушер в своем выступлении подчеркнул, что это одна из ведущих программ фонда. Главная ее цель – предоставление открытого доступа к всемирной телекоммуникационной сети Интернет. Программа имеет три направления: создание городских сетей, создание центров «Интернет» в 33 региональных классических университетах, создание информационных ресурсов и гипертекстовых серверов.

Создание университетских центров реализуется совместно с правительством Российской Федерации, и его бюджет составляет более 100 миллионов долларов США. 20 января открылся 28-й по счету университетский центр в Воронеже.

Общегородскими сетями намерены охватить четыре города: Москву, Санкт-Петербург, Новосибирск и Ярославль. В рамках городских проектов создается телекоммуникационная инфраструктура для подключения к сети Интернет организаций образования, культуры, медицины и науки. Московский проект, без сомнения, наиболее весомый.

Бюджет проекта Центрального округа – 300 тысяч долларов США в год; половину выделяет префектура Москвы, а другую – институт «Открытое общество» при участии корпорации Intel. К настоящему времени к проекту подключилось уже 35 школ и образовательных организаций Москвы. Выделенные на проект деньги – это одна десятая часть грантового фонда института «Открытое общество» текущего года, но он особенно важен, поскольку впервые институт проводит совместную деятельность с правительством Москвы, Центральным округом и компанией Intel.

О московском проекте программы «Интернет» говорил ее руководитель Александр Юрьевич Кузнецов. Этот проект существует и активно работает с 1994 года. До 1996 года основным полем деятельности были научные институты, после этого проект ориентирован на организации образования, культуры и медицины. Доступ в Интернет предоставляется бесплатно. В рамках московского проекта уже подключено несколько десятков организаций, среди которых Третьяковская галерея, Государственный исторический музей, Государственная консерватория, Музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина и многие библиотеки, школы, больницы.

Этот интереснейший проект приветствуют и поддерживают самые разные организации. Директор мегапроекта «Пушкинская библиотека: книги для российских библиотек» института «Открытое общество» Мария Александровна Веденяпина объявила о том, что дирекция бесплатно передает в каждую из 35 школ Полное академическое собрание сочинений А.С.Пушкина в 23-х томах.