О размерах помещения, в котором он увидел себя, равно как и о его функциональном предназначении, из-за царившего там полумрака судить не мог. Но некоторые детали интерьера, доступные его взору, указывали на то, что помещение это скорее всего было служебным кабинетом.

Массивное резное кресло придвинуто вплотную к столу, освещенному зыбким рассеянным светом антикварной лампы. Что касается самого хозяина апартаментов, то он недвижимо застыл посреди кабинета, как раз на зыбкой границе света и тьмы. Окна при этом плотно зашторены, дабы наружу не смог проникнуть даже лучик света. Отсюда можно сделать вывод, что дело происходит в темное время суток – и чуть позже эта догадка подтвердится.

Но вот он направляется к письменному столу. Для начала увеличивает яркость настольной лампы, затем берет в левую руку какую-то штуковину, в правую, соответственно, лупу и начинает скрупулезно рассматривать через увеличительное стекло эту самую вещицу.

И здесь-то начинается самое интересное. В руке у него не что иное, как часы. А именно, наручные часы марки «Командирские», слегка поврежденные, с замутненным или даже чуток оплавленным стеклом, покрытым к тому же густой паутинкой трещин. Металлический браслет заметно деформирован и покрыт гарью – кажется, часы побывали в огне.

Затем внимание хозяина привлекла надпись, выгравированная на задней крышке «Командирских». Кто-то до него уже постарался очистить металл от следов копоти, поэтому буковки можно прочесть без особого труда:

«Гв. кап-ну Бушмину от ком-я ДКБФ».

Но и это еще не все. Полюбовавшись некоторое время на трофей, хозяин апартаментов убрал его в ящик стола, затем, предварительно выключив лампу, раздернул тяжелые сборчатые портьеры на высоком, необычной стрельчатой формы окне – такие встречаются в зданиях эпохи поздней готики.

Взгляд этого человека был направлен на смутно угадывающиеся в ночной темноте, разрываемой кое-где зыбким светом уличных фонарей, очертания городских кварталов. А мысли его вдруг прозвучали вслух:

«Надо же, из-за одной никчемной личности выдалось столько хлопот… Пришибли наконец гаденыша: этого теперь можно вычеркнуть из черного списка».

И не было в тех словах ни малейшей примеси злорадства, просто человек с удовлетворением констатировал очевидный факт. Но самое ужасное то, что картинка за окном как-то неуловимо сменилась, и спустя мгновение то ли сам хозяин апартаментов, то ли Бушмин, взирающий на мир его глазами, с содроганием глядел, казалось, в лицо самой смерти…

Дальнейшие его дела и помыслы так и остались неизвестными: занавес внезапно опустился, вернее, сам Бушмин вынырнул из тяжкого сна, с бешеным сердцебиением и покрытый ледяным потом.

Еще даже толком не проснувшись, он вполне осознал, что предупреждение, пришедшее из самых глубин подсознания, можно истолковать совершенно однозначно:

«Андрей, если тебе дорога твоя шкура, бери ноги в руки и ходу отсюда, ходу… Больше никаких контактов с Филином и Ко – эти игры для тебя смертельно опасны! Перекрутись, придумай что-нибудь, ведь не дурак же ты в самом деле. Подайся в бандиты или наемники, вон Володя Мокрушин предлагал на пару поступить в Иностранный легион, да мало ли где может сгодиться такой спец, как ты… Главное, немедленно убирайся вон из К., из этого чудного города, который ты сам прозвал „Балтийским призраком“…» Местность, кстати говоря, которую разглядывал зловещий незнакомец через готическое окно, Бушмин тоже разглядел. С большой долей вероятности можно утверждать, что этот городской квартал расположен в районе улиц Алябьева и Кирова. И если удастся сориентироваться, то можно даже попытаться вычислить точку, в которой находился «наблюдатель», – кое-какой опыт по этой части у Бушмина имеется.

Но вряд ли эта догадка сможет ему когда-либо пригодиться.

В коридоре раздался какой-то неясный шорох. Бушмин засек его буквально на пределе восприятия. Одновременно в мозгу вспыхнул сигнал тревоги.

Он медленно поднес к глазам фосфоресцирующий циферблат часов.

В первую очередь хотелось убедиться, что «Командирские» с дарственной надписью все еще украшают его запястье, а стало быть, он еще жив и невредим. Заодно следовало проверить, имеет ли он дело с реальным измерением или это ему снится такой хитрый закрученный сон… Время – без четверти три ночи.

Вновь зашуршал под чьими-то шагами ссохшийся от древности линолеум, на этот раз подозрительные шорохи слышались уже явственно…

Дверь номера пригнана отнюдь не идеально, и через щели, особенно через ту, что внизу, где порожек, слабо-слабо брезжит… Но даже этого слабенького освещения, которое оставляют включенным на ночь, оказалось вполне достаточно, чтобы на его фоне медленно проплыл чей-то силуэт: определенно кто-то крался по коридору, стараясь производить как можно меньше шума.

Бушмин в этот момент уже был на ногах – и тоже старался действовать тихо. Компактный легкий «вул» почти спрятался в ладони правой руки, запасная обойма в заднем кармане брюк. Потихоньку, помаленьку попятился к окну…

Полоска слабого света, пробивающаяся через щели из коридора, вновь пресеклась. Один прошел чуть раньше, это уже другой… Так, третий прошел, вернее, прокрался… Четвертый, кажется, остановился прямо у двери № 35, того самого номера, куда предусмотрительно перебрался Андрей.

Сейчас главное – не гнать лошадей. Потому как неясно еще, кто они такие и что им здесь нужно. Может так оказаться, что это местные аборигены. Из той компашки, к примеру, что веселилась в другом крыле здания. Погуляли как следует, а теперь вот разбредаются по своим клетушкам…

Он осторожно отвел рукой в сторону краешек пыльной шторы, намереваясь выглянуть в окно.

А еще через мгновение в коридоре раздался громкий хряск: одним ударом высадили хлипкую дверь.

Штурмовали, если судить по громкой возне, тот самый «нумер», из которого он недавно убрался, причем «мероприятие» это явно носило неслучайный характер.

Не исключено, что при других обстоятельствах подобное зрелище могло бы его позабавить, но сейчас ему было не до шуток. Особенно если учесть, что его нехитрый фокус с переменой местожительства может быть разгадан так же легко и просто. Не исключено также, что новоприбывшая гоп-компания не удовлетворится разгромом одного лишь № 27 и примется целенаправленно шерстить «ночлежный дом». Поэтому пора отсюда линять, причем без промедления, пока эти черти будут мучительно соображать, почему пустует номер и куда мог деваться его постоялец.

Бушмин прикипел к оконному стеклу, одновременно нащупывая пальцами шпингалет, но, заметив внизу человеческий силуэт, отшатнулся.

Вот так так… Неприятный, однако, «сюрпрайз» – общагу, кажется, обложили по всему периметру. Тот боец, которого заприметил Бушмин, явно поставлен следить за окнами, расположенными с тыльной части здания. Одет в гражданку, но на голове красуется спецназовский шлем.

И еще одна проблема возникла, мелкая, технического свойства, но могущая иметь самые неприятные последствия. Выяснилось, что оконную фрамугу бесшумно открыть вряд ли получится – окно зашпатлевано по-зимнему и оклеено полосками бумаги. Возможно, номер находился в «стратегическом резерве» или его прежние постояльцы обходились для проветривания одной открытой форточкой, но факт есть факт, и от этого никуда не деться. Теперь вот придется лезть за ножом и ковырять эту чертову раму…

Бушмин, чертыхаясь на все лады, полез в боковой кармашек дорожной сумки, где у него в специальных ножнах хранился «НРС» – нож разведчика стреляющий. Особо, правда, из него не постреляешь – в рукоятку ножа встроено хитрое устройство под бесшумный «СП-4», но о скорострельности и уж тем более о меткости стрельбы говорить даже не приходится, зато его шестнадцатисантиметровый клинок из превосходной стали пригоден для самых разных целей, будь то чисто хозяйственные надобности или насущная необходимость тихо «почикать» какого-нибудь недоброго дяденьку.