– Все по заветам лакшаны[13]. – Доктор Куали довольно кивнул.

– Да-да, но один из них, кажется, попросту лопоух. – Элеонора усмехнулась.

Ученый подошел ближе и положил руку на покрытую сусальным золотом и черным лаком поверхность экспоната.

– Это идеализированные портреты религиозных благотворителей. Нечто подобное практиковалось и в церковной росписи эпохи Возрождения в Европе – когда какой-нибудь богач, пожертвовавший на обустройство храма много денег, изъявлял желание увидеть свой лик в одном сюжете со святыми. Ну, что и спорить, соблазн велик, правда? Увековечиться в компании с объектом поклонения.

– Это верно. – Элеонора оглядела скульптуры, резные столы, гобелены, чаши, резные фигурки и прочее. – Такое впечатление, что я попала в настоящий музей.

– Это и есть музей, – произнес Пол Куали с легкой улыбкой. – Просто я смог убедить мистера Тромбо не лепить ко всему таблички с пояснениями. Но по Гранд-Хале и уйме других зданий Мауна-Пеле разбросана, считай, лучшая коллекция произведений искусства Азиатско-Тихоокеанского региона в штате Гавайи. Наш единственный конкурент на этом поприще – Мауна-Ки на побережье, и только потому, что Лоуренс Рокфеллер сам отбирал все тамошние произведения искусства.

– Почему вы убедили мистера Тромбо не наклеивать ярлыки на все эти сокровища?– спросила Элеонора. Она пересекла вестибюль, чтобы посмотреть на красную японскую тансу[14], которая была по меньшей мере пяти футов в высоту и восьми в длину.

– Ну, мой аргумент состоял в том, что гости должны знакомиться с экспонатами не так, как если бы они были в музее, а так, как если бы они были в гостях у друга и наткнулись на такие чудесные вещицы.

– Мило, – заметила Элеонора. Поверх тансу возлежали две деревянные дощечки для обета, которые, как она подумала, были тайскими.

– Кроме того, – продолжил Пол Куали, – если бы я оставил эти вещи без маркировки, то сохранил бы свою работу здесь, проводя экскурсии. Как по мне, это интереснее, чем все время дышать пылью в университете в Хило.

Элеонора понимающе рассмеялась.

Хранитель сделал жест в сторону главной лестницы; экскурсия началась.

В Мауна-Пеле имелось две гольф-арены: «легкое» поле площадью 6825 ярдов, 72 пар[15], спроектированное Робертом Трентом Джонсом-младшим, и 74 пар – более новое (куда сложнее устроенное), площадью 7321 ярд, по дизайну от Билла Куре и Бена Креншоу. На обоих полях лунки были устланы изнутри специальным водоотталкивающим покрытием, облегчающим их чистку после дождей; оба походили на зеленые ландшафтные скульптуры, высеченные в бесконечных милях лавовой породы. Байрон Тромбо решил, что его гостю Сато сегодня будет лучше испытать более легкую южную арену от Роберта Трента Джонса-младшего, а уже завтра бросить вызов боллбастеру[16] дуэта Куре – Креншоу.

Первые восемь лунок прошли достаточно хорошо. Ведущей четверкой должны были стать Тромбо, Сато, Иназо Оно и Уилл Брайант, но, к бесконечному раздражению Байрона, референт отказался учиться игре и отсиживался в гольф-мобиле, пока отдувался начальник. Тромбо принял Бобби Танаку в качестве четвертого игрока, и, хотя Танака постоянно играл в Японии в рамках своей роли эмиссара и переговорщика, его игра в лучшем случае была невдохновленной. Сато, с другой стороны, играл почти так же агрессивно, как сам Тромбо.

Байрон знал, что если сделка с японцем могла в принципе быть заключена, то она вполне может быть заключена здесь, на поле. Держа это в уме, он чуть сдерживал весь свой изобильный состязательно-спортивный пыл и, скрежеща зубами, пропустил пару хороших ударов. Он взял с собой своего всегдашнего подавальщика-кедди Гаса Ру; Сато же подавал мячи специально притащенный сюда старик-японец, с виду более уместный в крестьянской рыбацкой деревеньке, чем на пятизвездочном курорте.

День оставался ясным и приятным – температура около 80 градусов по Фаренгейту[17], почти никакой при этом влажности благодаря морскому бризу, – и Сато всего на два хода отставал от Тромбо, у которого был более низкий гандикап. Байрон был так же одержим победой в гольфе, как и всем остальным, за что только брался, но охотно проиграл бы этому придурку из Токио хоть сто раз подряд, гарантируй это продажу «Мауна-Пеле». Тем временем стояла фантастическая погода, облаков пепла не было видно, лавовая стена не обрушилась, чтобы похоронить делегацию покупателей, и Тромбо вполне мог надеяться на продуктивный день и успешное завершение переговоров.

На восьмой лунке этот идеал начал разваливаться. После того как Тромбо загнал мяч в лунку и подождал, пока Сато перестанет примериваться и, наконец, ударит, Уилл Брайант жестом подозвал его к себе; он только что имел по телефону неприятный разговор.

– Плохие новости. Из Антигуа на связь вышел Шерман. Бики злая как собака. Она чуть не задушила Феликса, и ему пришлось взять ее на борт «Гольфстрима».

– Бляха, – выпалил Тромбо. Сато нанес удар – легкий двухметровый – и промахнулся на восемь дюймов. Байрон покачал головой и с сожалением кивнул.

– Куда, черт возьми, она направляется? – спросил он шепотом у Брайанта.

– Сюда.

– Сюда?!

– Сюда.

Тромбо крепче сжал свою клюшку.

– Черт возьми. Кто доложил ей, что я здесь?

Уилл Брайант пожал плечами.

– Это еще не самое худшее.

Тромбо уставился на него.

– Миссис Тромбо и ее адвокат покинули Нью-Йорк около четырех часов назад.

– Только не говори, что они летят сюда. Что за хрень! – прорычал Тромбо. Сато дал клюшкой по мячу еще раз, и на этот раз ему не хватило двух дюймов.

– Да, они летят сюда. Должно быть, попытаются наложить лапу на Мауна-Пеле. У Кестлера на такие дела нюх.

Байрон Тромбо представил себе седовласого адвоката по бракоразводным процессам – бывшего юрисконсульта «Черных пантер» и антивоенного радикала, теперь работавшего почти исключительно по разводам для жен-миллиардеров, – и попытался вспомнить номер киллера, с которым его как-то раз познакомили на подпольной вечеринке в Детройте.

– Кейтлин, Кейтлин, – забормотал он себе под нос. – Почему я не свернул тебе шейку раньше, малышка?

– Это еще не все, – вогнал еще один гвоздь в гроб Брайант.

Сато присел на колени и измерил свой четырехдюймовый промах. Тромбо встал к нему спиной, к референту – в анфас, и выдохнул:

– Что, еще и Майя?..

Уилл Брайант потер подбородок телефоном и кивнул.

– И тоже – сюда? – Тромбо попытался представить себе, на что станет похожа жизнь, если вдруг все три женщины окажутся в одном месте в одно и то же время. Да это будет не жизнь, а какой-то ночной кошмар, иначе и не скажешь.

– Барри, конечно, не может пока ничего сказать наверняка, – попытался подсластить пилюлю Брайант. – Но сегодня она ни с того ни с сего зарулила в «Барнз энд Нобл» – и ее оттуда будто ветром сдуло. Следы теряются.

Еще бы. У Майи в распоряжении был собственный корпоративный самолет.

– Пусть отыщет эти чертовы следы хоть в самой преисподней, – прорычал Тромбо. – Если вдруг прилетит сюда – пусть в аэропорту ей не дадут разрешения на посадку. А если она его таки получит, пусть Бриггс пойдет и лично собьет ее из ракетницы «Стингером».

Уилл Брайант посмотрел на похожего на медведя главу отряда телохранителей, но ничего не сказал.

– Вот дерьмо, – горестно простонал Байрон Тромбо.

– Иначе и не скажешь, – согласился с ним референт.

Тем временем Хироши Сато закатил мяч в лунку. Тромбо растянул губы в улыбке и зааплодировал японцу.

– А знаешь что? Скажи, пускай он собьет их всех, – добавил Тромбо и потопал вслед за остальными игроками к девятой лунке.