Проснувшись среди ночи, Эдвард долго не мог понять, что его разбудило. Это мог быть и сильный гулкий удар, и выстрел, и выхлоп автомашины. Кроме того, ему казалось, что он слышал перезвон колокольчиков, внезапно стихший. Уже совершенно проснувшись, он поднялся и сел в постели, потом встал и на цыпочках вышел в коридор. Звук донесся с улицы, и потому не было никакой необходимости хвататься за старую саблю в ножнах, но, как и Уильяму фонарь, сабля давала Эдварду ощущение неуязвимости.

Перед домом у самого тротуара белым призраком стоял грузовичок мороженщика. Темное лицо водителя в кабине было повернуто к дому. Это был Джон Пиньон. Лазарел предупреждал, что Пиньон может сорваться, что в результате похода, столь позорно закончившегося в канализации, он может подвинуться рассудком. Им всем, прибавил Лазарел, нужно быть теперь особенно внимательными. Эдвард включил на крыльце свет. Грузовичок заскрипел стартером, заглох, снова попытался завестись, дернулся и покатил по улице вперед. Эдвард погасил на крыльце свет и, возвращаясь в кровать, ломал голову над тем, что занесло Пиньона в их края в такой час. Если он хотел испортить батисферу, то просчитался — аппарат был надежно заперт в гараже Ройкрофта Сквайрса. Профессор Лазарел и Гил Пич сторожили батисферу, и Эдвард был уверен: если Гил решил, что с ней ничего не случится, то так оно и будет.

Ровно в восемь утра зазвонил телефон. Эдвард уже проснулся и, лежа в постели, думал о грядущем путешествии. У него было странное чувство, словно ехать ему предстояло куда-нибудь за границу, в страну, языка которой он не знал, в страну, где говорить он ни с кем не мог, а машины ездили не по той стороне дороги или вообще вверх колесами. Неожиданно безрассудство их планов заставило его похолодеть. Они вверяли свои жизни Гилу Пичу. Его способности и возможности не вызывали сомнений, но в то же время не вызывала сомнений и его эксцентричность, его пугающе-непроницаемое внешнее спокойствие. Зря мы решили взять с собой Джима, подумал Эдвард. Если неймется, подвергайте опасности собственные жизни, но не жизнь Джима. Он сказал об этом Уильяму, тот обещал поговорить с Джимом и поговорил. В результате Джима все равно брали. Гилу плыть было обязательно — без него все теряло смысл. Он отправится в любом случае — с ними или без них. Что делать, думал Эдвард, лежа на спине, в жизни порой приходится рисковать. Первые две сотни футов они будут висеть на тросе «Герхарди». Если устройство Гила окажется работоспособным, они отцепят трос и продолжат спуск. Если ничего не получится, Сквайрс должен будет вытянуть их. «Но до этого не дойдет», — пронеслось у Эдварда в голове. По каким-то необъяснимым причинам он не мог представить себе свою жизнь после сегодняшнего дня, по крайней мере жизнь в «верхнем» мире. Эдвард явственно ощущал, как воронка путешествия засасывает его безвозвратно.

Звонил Уильям Ашблесс. Он был как-то необычно развязен — выразил свои сожаления по поводу того, что, расставшись с Эдвардом на острове Каталина, с тех пор не имел возможности повидаться. Их приключение угнетающим образом повлияло на него, сказал он. Всему виной его отвратительный артистический темперамент. Он поднялся на утес и несколько дней медитировал среди холмов, питаясь ягодами и орехами.

— Мы видели, как ты улетел на субмарине, — ровным голосом проговорил в трубку Эдвард, несколько приукрасив истину. — И говорили с Бэзилом Пичем и знаем, что ты шантажировал его Гилом и пытался склонить к сотрудничеству. Ты продал нас всех несколько раз. Возвращайся обратно в постель.

— Я никого не продавал! — завопил в трубку Ашблесс, прежде чем Эдвард успел дать отбой. — Кто, по-твоему, рискуя головой, пронес Гилу «Аналог»? Кто навел его на мысль вернуться на вашу сторону? Кто, по-твоему, узнал, что в действительности произошло с Реджинальдом Пичем? Я поэт, художник, и всегда был им. Я понимал, что Уильям видит мир гораздо яснее, чем вы все вместе взятые, и сказал об этом парнишке Пичу. Если бы Уильям не пришел за ним, я сам бы это сделал. Почему, как ты думаешь, меня не было на борту левиафана?

— Потому что, — устало отозвался Эдвард, — ты знал, что без Гила «крот» никуда не годится. Ты узнал о способностях Гила гораздо раньше всех нас. Могу поспорить на что хочешь. Ты просто выжидал, гадая, в чьем же распоряжении эти способности в конце концов окажутся. Так вот — Гил теперь с нами, но у нас нет места для пассажиров.

— Подожди! — закричал Ашблесс, но Эдвард уже повесил трубку. Ждать дольше не было времени. Чтобы собрать снаряжение и запереть дом, у него оставалось меньше часа. Один раз, около 9:30, Эдварду почудилось, что он слышит неподалеку колокольчики грузовика мороженщика, но, выглянув на улицу, он ничего не заметил. Джим был уверен, что видел чью-то голову, выглянувшую из-за заднего забора. Сначала он решил, что это был отец, но, через минуту заглянув за забор, не нашел там никого.

Ровно в одиннадцать они ехали вчетвером в грузовике с батисферой по автостраде Пасадина. Ройкрофт Сквайрс катил следом за грузовиком на своей маленькой «Остин-Хейли», которая, к огромному облегчению хозяина, так и не научилась летать или двигаться со скоростью света, вопреки доброжелательному предложению Гила усовершенствовать ее. Соблазн, конечно, был, но, немного подумав, Сквайрс пришел к выводу, что летать с такой скоростью ему, в общем-то, некуда.

Всю дорогу Эдвард искал в зеркальце заднего вида тень преследователя — белого грузовичка. Долгое время ничего похожего не замечалось. Свои подозрения он держал при себе и с Гилом ими не делился, так как не знал, как тот отреагирует на имя Пиньона. Кроме того, Эдвард не хотел, чтобы Гил превратил Пасадину в морское дно. Чем обычнее они будут держаться и чем меньше внимания окружающих привлекут к себе, тем лучше, в особенности если учесть, что до спуска батисферы еще целых четыре часа. Тем более что никаких признаков соседства Джона Пиньона не наблюдалось. Возможно, всему виной его воображение, решил Эдвард.

Но не успел он успокоить себя, как, пересекая Пасадина-авеню, заметил борт белого грузовичка с крытым кузовом: вынырнув из переулка, тот пристроился за ними через несколько машин. На мгновение машины закрыли белый грузовик. Что теперь делать — наддать, пытаясь оторваться, или, наоборот, притормозить и посмотреть, кто сидит в кабине грузовичка за рулем? — ломал голову Эдвард. Так ни на что и не решившись, он продолжал ехать вперед, пересек бульвар Лонита и свернул к Уильмингтону, время от времени поглядывая на белый призрак в зеркале заднего вида.

Заметивший его волнение Лазарел очень быстро смекнул, в чем дело и, уставившись в зеркало, принялся следить за мороженщиком, а один раз, на въезде с автострады Харбор на мост Винсент Томас к острову Терминал, профессор многозначительно взглянул на Эдварда и поднял бровь. Эдвард пожал плечами. Гил сидел с непроницаемым лицом, углубленный в свои мысли. Джим читал «Дикий Пеллюсидар», настраиваясь на путешествие. Когда они начали перегружать батисферу на буксир Сквайрса, белого грузовичка поблизости видно не было.

Вканализацию можно было и не торопиться — все прошло совсем не так захватывающе, как думалось. Убедившись, что никто за ним не гонится, Уильям перестал видеть себя призрачным Робином Гудом. Насколько он понял, всем было на него наплевать. Вряд ли полиция устроит в канализационных сетях обширную облаву только из-за того, что он подпортил цветник миссис Пембли. Внизу было темно и неприятно — страшно. Скупые лучи света, проникая сквозь решетки редких уличных водостоков, освещали тоннели всего на несколько футов. Выключая ручной и нашлемный фонари, Уильям оказывался в такой кромешной темноте, что ему начинало казаться, будто он окружен стенами — может быть, лежит в гробу или разделил судьбу замурованного в подвале злодея из рассказа Эдгара Аллана По. Перспектива провести в потемках целую ночь и большую часть следующего дня, прислушиваясь к шуршанию крыс и воображая себе неспешный шелест проползающих неподалеку невероятных пресмыкающихся, заставила Уильяма содрогнуться.