Казачий Стан погнали в Италию. Созданная в Польше казачья дивизия Паннвица на Восточный фронт тоже не попала — ее отправили в Югославию, где все сильнее разгоралась партизанская война. Русские, кавказские, мусульманские части также перебрасывались — одни в Италию, другие во Францию для борьбы с отрядами Сопротивления и обороны Атлантического вала, третьи — в Северную Африку. Правда, опасались волнений, поэтому старика Краснова подучили составить "Декларацию казачьего правительства", где говорилось, что за оказанные услуги Германия признает казаков своим союзником, обещает после победы вернуть им их земли и привилегии, а пока намеревается "устроить казаков на временное поселение на свободных землях, имеющихся в распоряжении немецких властей". 10. 11. 43 г. «Декларация» была опубликована за подписью Кейтеля и Розенберга. По инициативе начальника ОКХ Йодля отдел «Вермахт-пропаганда» составил и письмо к русским частям (о союзничестве там не упоминалось, а переброска объявлялась временной мерой). Это письмо должно было распространяться за подписью Власова. Поставить ее он отказался. Но только немцы обошлись и без этой формальности — просто опубликовали письмо от его имени, вот и все. А бригада Каминского перешла в ведение СС. Когда ей пришлось отступить и из Белоруссии, ее разместили в Верхней Силезии. Самого Каминского, поляка по национальности, немцы расстреляли, заподозрив в симпатиях к польскому Сопротивлению и «саботаже» их приказов, после чего и бригаду расформировали. Одну часть в 1700 чел. бросили на подавление Варшавского восстания, остальных брянских добровольцев развели кого куда.

Еще раз стоит подчеркнуть, что среди русской эмиграции союзниками и сотрудниками нацистов стало подавляющее меньшинство, а большинство сочувствовало антигитлеровской борьбе или становились ее участниками. И это тоже вполне понятно. О злодеяниях сталинского режима здесь если и знали, то на расстоянии многое воспринималось абстрактно, невольно преуменьшалось. Зато режим Гитлера тут видели воочию, ощутили его на себе задолго до советских граждан и понимали, что «освободителем» России он быть не может. Множество эмигрантов воевало во французской, британской, американской армиях — учесть их количество невозможно, поскольку официально они в тот момент уже не считались эмигрантами, получив иностранное гражданство.

А те, кто оказался на территории оккупированных стран, искали связи с подпольем или создавали собственные организации. В Париже в 1940 г. возник "Союз русских патриотов", организованный гардемарином Г. В. Шибановым. Печатались листовки для эмигрантов и военнопленных, с 1943 г. стала выходить газета "Русский патриот". В июне 1941 г. в Ницце была создана "Русская патриотическая группа" под руководством И. Я. Германа и Л. А. Сабанеева. Русская подпольная организация во главе с В. А. Андреевым и В. Б. Сосинским образовалась на острове Олерон. Существовала армянская организация Сопротивления. Более 100 эмигрантов-подпольщиков героически погибли во Франции — среди них Г. В. Шибанов, И. И. Троян, К. А. Радищев, В. А. Оболенская — после ареста она подверглась зверским пыткам, но получила от гестаповцев прозвище "княгиня ничего не знаю" и была обезглавлена в немецкой тюрьме. Среди погибших были и Е. Ю. Кузьмина-Караваева — знаменитая "мать Мария", в концлагере пошедшая в газовую камеру за другую женщину, А. Скрябина — дочь известного композитора, А. П. Максимович, Т. Волконская — неуловимая "красная княгиня", за которой долго охотились оккупанты.

А всего в отрядах «макизаров» и группах французского Сопротивления сражалось более 30 тыс. русских. На территории Франции было создано 50 русско-советских партизанских отрядов из эмигрантов, бежавших пленных и тех же самых «власовцев», переброшенных сюда. Если эти солдаты готовы были драться против Сталина и коммунистического режима, то во французах они не видели врагов, да и местные жители относились к ним иначе, чем к немцам. И переходить к партизанам тут было даже удобнее и безопаснее, чем где-нибудь в Белоруссии, где в каждом отряде имелись свои особые отделы и службы СМЕРШ. Поэтому бегство приняло массовый характер, а пропагандистскую работу среди них часто вели эмигранты. Одним из лучших агитаторов считалась "красная княгиня" Тамара Волконская — благодаря ее доверительным беседам, например, только за один день в отряды «маки» ушло 85 чел. А те бойцы «Остгруппен», которые оставались в строю, потом при первом столкновении зачастую сдавались англичанам и американцам целыми подразделениями, порой перебив при этом немецких командиров. Западные державы они тоже не считали своими врагами, и быть "пушечным мясом" Германии отнюдь не желали. Что сыграло, кстати, определенную роль в быстром успехе союзников при освобождении Франции.

Ряд видных представителей эмиграции, которые по возрасту или иным соображениям не могли стать активными участниками Сопротивления, также отказывались от сотрудничества с нацистами и в своих кругах вели агитацию против такого сотрудничества — И. А. Бунин, Д. Л. Любимов, Г. Раевский. Посильную работу против гитлеровцев вел 70-летний А. И. Деникин. В начале войны его семья бежала из Парижа и обосновалась в поселке Мимизан на Атлантическом побережье. Книги и брошюры генерала попали в разряд запрещенных, он жил впроголодь, занимаясь огородничеством на крошечном участке, обитал в неотапливаемом бараке. Неоднократно ему наносили визиты высокопоставленные немцы, делали заманчивые предложения о переезде в Германию, обещая там комфортабельные условия для жизни и работы, но Деникин всякий раз отвечал отказом. Слушая с женой радио, он распространял запретную информацию среди крестьян, продолжал агитацию среди эмигрантов, даже придумывал для нее новые формы — скажем, из газет и радиопередач делал подборки из наиболее откровенных высказываний нацистских руководителей по русскому вопросу, которые распространялись среди соотечественников. Генерал много общался с «власовцами», перебрасываемыми на Атлантический вал, советуя им переходить на сторону англо-американцев. Он собирал материалы о нацистских зверствах и положении русских пленных, был одним из первых в Европе, кто заговорил о двойной трагедии этих несчастных, преданных собственным правительством и уничтожаемых фашистами.

Подпольная борьба эмигрантов шла не только во Франции. Многие из них участвовали в итальянском Сопротивлении. Так, одна лишь организация А. Н. Флейшера содержала 40 конспиративных квартир и организовала побеги 182 пленных. В группах чехословацкого Сопротивления боролись с немцами руководитель Трудовой Крестьянской партии С. С. Маслов, лидер евразийцев П. Н. Савицкий, секретарь совета русских писателей А. А. Воеводин, погибший в застенках гестапо. Значительное количество эмигрантов взялось за оружие и сражалось во время Словацкого и Пражского восстаний. Сотни русских действовали в подполье и в партизанских отрядах в Болгарии. Разительный контраст проявился в Югославии. С одной стороны, партизанским движением тут руководили коммунисты, поэтому сражавшиеся против них "Охранный корпус" и казачья дивизия Паннвица рассматривали свою войну как продолжение "Белого дела". Но с другой стороны, в условиях немецких зверств и развернувшейся межнациональной резни движение Тито стало общенародным, и сжившиеся с югославами эмигранты часто шли в его отряды. В Белграде действовала подпольная организация "Союза советских патриотов" во главе с Ф. Выстропским, разгромленная немцами. Бывший полковник Ф. Е. Махин стал генерал-полковником Народно-освободительной армии. Генералом, начальником инженерной службы этой армии, стал белоэмигрант В. Смирнов.

Очень резкое разделение произошло и на Дальнем Востоке. Здесь прояпонскую позицию занимали атаман Семенов, руководитель "фашистской партии" Родзаевский, в ожидании столкновения с СССР начал формироваться Захинганский казачий корпус генерала А. П. Бакшеева (правда, до корпуса далеко не дотянувший, в нем было всего 5 полков и 2 отдельных дивизиона). И в то же время, подавляющее большинство эмигрантов ожидало здесь войны с Советским Союзом совсем по другой причине — ждали, когда же "наши всыплют япошкам". Чему немало способствовала оккупационная политика Токио. Население было обложено огромными налогами, по сути представлявшими собой систему полного выкачивания прибыли. Скажем, крестьяне и казаки, обосновавшиеся в Китае, вынуждены были отдавать все, что производят, им оставляли лишь необходимое для поддержания хозяйства и личного пропитания, да и то на минимальном уровне (запрещалось, например, без ведома администрации забивать свой скот и есть мясо). В марионеточном государстве Маньчжоу-Го русские оказались людьми даже не второго, а третьего или четвертого сорта, после японцев, корейцев и китайцев. И в условиях нормированного снабжения военного времени обеспечивались продуктами в третью очередь и третьей категории. Так что за объяснением здешних настроений далеко ходить не приходится. И проявлялись эти настроения настолько определенно, что упомянутые части Захинганского казачьего корпуса сами же японцы почли за лучшее расформировать.