«Чего они тут не поделили? – подумала я, присаживаясь в уголке на скамеечку. – Впрочем, с этими шкурами проще простого не поделить все, что угодно».
Мне было достаточно сказать лишь пару слов, чтобы все успокоилось. Против меня цыганье не поперло бы. Со мной считались. Но я не спешила – интересно было понаблюдать, как Диана поведет себя дальше.
Повела себя она более чем достойно. Пока хипеж сводился только к базару, не отвечала ни движением, ни словом. Но стоило одной из цыганок попытаться схватить ее за плечо…
Диана перехватила протянутую к ней клешню и резко вывернула цыганке запястье так, что та, взвизгнув от боли, с размаху уткнулась рожей в пол. А Диана, не выпуская руки поверженной противницы, эффектно изогнулась и, продемонстрировав идеальные координацию и растяжку, закатала пяткой в лобешник низкорослой толстухе.
«Коррида!!! – Я даже крякнула от удовольствия при виде подобной картины. – Профессионалка! Наконец-то у меня появится спарринг-партнер».
Диана тем временем завалила на пол еще двоих. Эх, будь у нее простор для маневра, мне не пришлось бы вмешиваться в эту шухму. Дина-Ди легко разобралась бы с черножопыми и без меня. Но в углу ей было не развернуться. А в ближнем бою против нескольких злобных противниц она была обречена. Ее опрокинули на пол. Клубок из нескольких тел придавил Дину сверху.
Я вскочила. Дальше оставаться сторонней наблюдательницей я не могла и, как молотилка, думая только о том, чтобы каждый удар получился максимально хлестким и сильным, принялась обрабатывать цыганское шабло. Ногами… руками… куда попало…
Мое вмешательство для цыганок явилось полнейшей неожиданностью. Они видели, что я безучастно наблюдаю за их наездом на Дину, и не сомневались в том, что столь же безучастной я и останусь. И вдруг…
– Герда, ты что?!
Хрясть пяткой по челюсти! Заткнулась? Кто следующий? Толстуха с массивной, размера десятого, грудью. Ребром ладони по этому вымени! С разворотом на триста шестьдесят! С оттяжечкой! Минус еще одна. «Май-гири» кому-то по почкам! Крутанувшись, кому-то под ухо!
Диана уже на ногах. Кидается за самой молодой и проворной, устремившейся к выходу. Подсечка! Молодая-проворная гремит костями по плитке, которой выложен пол. А Диана уже, не церемонясь, сгребает в пятерню густые каштановые патлы, отводит цыганке башню назад и… рылом в метлахскую плитку! С размаху!!!
Я обвожу взглядом предбанник: кого еще?
Некого! Кто-то валяется, кто-то сидит, подняться на ноги никто не рискует – потухли, уродины! Жаль, что все так быстро закончилось.
– Та-а-ак, убоищи! Считайте, довыступались! – Я уперла взгляд в Зару. Она среди этой кодлы вроде как центровая, с ней и буду общаться. – Слушай сюда, овца шелудивая! Я сейчас иду в душ смывать погань, в которой о вас перемазалась. Как выйду, чтоб ни одной твоей мандавошки не было здесь и поблизости. Пол вымыт, все прибрано.
– Герда, ты зарываешься, – злобно скрипнула уцелевшими зубками Зара.
– И второе. Еще хоть один косяк в ее сторону… – Я кивнула на Диану. Из разбитой губы у нее по подбородку тянулась узенькая кровавая дорожка. – Или, тем паче, в мою. Так вот, еще хоть один косяк, прошмандовки, и я приду к вам в гости и разнесу к ебеням всю вашу малину.
– Вместе придем, – неожиданно подала голос Диана.
– Вместе так вместе. – Я подошла к лавке, на которой меня дожидались мыло и полотенце, и, как ни в чем не бывало, стала раздеваться. – Ты поняла меня, Зара?
– Тогда делай все, что я сказала. Идем, Дина. Тебе надо умыться. – И я спокойно отправилась в душ.
– Ты уверена, что нас не застанут врасплох? – Диана зашла в душевую следом за мной и, даже не поежившись, встала под ледяную струю. – Подпишут своих, вооружатся ножами…
– Говоришь, ножами? – Я принялась намыливать волосы. – Хм… Прошлым летом, как только я здесь появилась, одна из этих каркуш решила пырнуть меня ножом…
– Ну и?
– Нож я отняла. И вычистила им у паскуды все зубы. Больше на меня не залупаются. Так что насчет продолжения можешь не пузыриться. Верняк! Кстати, с чего вы схлестнулись?
– Молодая, красивая, – вздохнула Диана. – Понятно?
– Понятно. Вот только они не учли, что ты можешь дать сдачи.
– Они не учли того, что за меня вдруг впишешься ты. Почему, Герда? Ты пошла бы так на этих цыган за любую?
– Нет, – призналась я. – Предоставила бы шухме идти своим чередом. Нельзя же быть здесь в каждой бочке затычкой. А в тебе поучаствовала сегодня… Честно скажу, – соврала я, – лишь потому, что мы внешне похожи, как сестры. Когда позавчера увидела тебя в первый раз, я была просто поражена.
– Я тоже, – усмехнулась Диана. – Не дашь мне мыло?
– Легко. А ты не против составлять мне компанию в тренировках?
– Легко, – смеясь, передразнила меня Диана. – В любой момент после работы.
На следующий день в локалке возле барака мы провели первую тренировку.
Через неделю я сделала небольшую рокировку в бараке, в результате которой Диана перебралась на освободившуюся шконку рядом со мной.
А через месяц Расписка, которую наконец отпустил радикулит, остановив меня во дворе, сказала:
– Гердочка, дочка. Я за тебя рада… ну, что ты все же смыкнулась с этой Дианой. Теперь тебе веселее. Смотрю я на нее и маракую: надежная баба, на нее можно вполне положиться. Надеюсь, не ошибаюсь.
И она не ошиблась, старая бандерша Расписка.
Тамара 1991 г. Август
Толстуха и дядюшка могли быть довольны. Когда в середине августа они появились в Капранове, план по заготовке на зиму «даров леса» был выполнен на двести процентов: несколько банок черничного и малинового варенья, ведерко, доверху наполненное солеными волнушками, мешочек сушеных грибов. Впрочем, Тамара никогда не смогла бы собрать и десятой доли того, что собрала, если бы не Кирилл. Ежедневно он сопровождал ее в лес, мужественно ползал бок о бок с ней по черничнику, продирался через непроходимый малинник, оставлял за спиной километры мрачного ельника, собирая грибы. И это были не единственные подвиги, на которые сподобился Кирилл-царевич ради своей Тамары Прекрасной. Самое главное: когда родители фрекен Бок все-таки не решились пойти против дядюшкиного запрета на ночные гуляния и настояли на том, чтобы Тамара возвращалась домой в девять часов, Кирилл из солидарности отказался от походов в ДК. Теперь они вдвоем просиживали до утра на скамеечке возле крыльца.
Кирилл расстилал на деревянном настиле свою телогрейку, Тамара удобно устраивалась на ней, облокачивалась спиной о своего кавалера и начинала с нетерпением дожидаться момента, когда он прекратит трепать языком о развеселой жизни в Москве и примется ласкать губами ей ухо и шею…
Кажется, ничего и не изменилось. И даже хорошо, что не надо было теперь отбывать два часа в видеосалоне, потом до седьмого пота колбаситься на дискотеке – эти мероприятия Тамару никогда не прельщали. Главное: она была рядом с Кириллом. И еще: условие, поставленное дядей Игнатом, было соблюдено – каждый вечер в девять часов его племянница пунктуально являлась домой. А чем она там занималась в дальнейшем, – какая, собственно, разница? Ведь дядя не оставлял указаний на этот счет.
* * *
Стараясь лишний раз не искушать судьбу, Тамара ограничилась подхалимской улыбочкой («Здрасте, Светлана Петровна. Удачно доехали?»), разве что не присела при этом в книксен, и поспешила убраться к себе на чердак. «Лучше пожертвовать сегодняшним днем, – решила она. – Добровольно отсидеть его в комнате с тем, чтобы вечером иметь повод выйти на улицу. (“Я же сегодня еще не выходила на воздух. Неужели нельзя посидеть возле дома?”) Вряд ли поможет, но все-таки какой-никакой шанс провести сегодняшнюю ночь на крыльце.