Тамара плечом резко врезалась в дверь и с кочергой наперевес выскочила в предбанник.

Пусто!

Она выглянула на улицу.

Тишина! Лишь в траве надрывались многочисленные кузнечики.

«Кино уже, наверное, закончилось и началась дискотека, – грустно подумала Тамара. – Интересно, чем после дискотеки будет заниматься Кирилл?»

Она вернулась в баню и принялась одеваться.

Натянув трусики и завязав поясок на халате, Тамара почувствовала себя гораздо увереннее. И все же в дом прокралась со всей осторожностью, испуганно замирая при каждом скрипе рассохшихся половиц. Прислушалась: из комнаты, которую отвели дяде Игнату, ни звука. Удовлетворенно хмыкнула, прихватила ведерко с водой и поднялась к себе. Смотала одну из растянутых на чердаке бельевых веревок, пристроила ведро на верхней ступеньке. А уже через десять минут поперек лестницы была установлена настолько хитрая растяжка, что миновать ее не смогла бы и кошка.

Она разделась, залезла в постель и открыла на первой странице «Цивилизацию статуса» Шекли. В романе, который четыре недели назад она собиралась проглотить за два вечера, до сих пор так и не было прочитано ни единой строки.

Ее разбудил оглушительный грохот!

Она подскочила, приняла сидячее положение и, первые мгновения ничего не соображая со сна, испуганно уставилась на дверь, за которой совсем по-мужски, матом, ругалась почтенная Анна Ивановна.

Тамара мгновенно вспомнила, все, что произошло накануне: озабоченный дядюшка; ковш с кипятком; раскаленная кочерга… хитрая растяжка на лестнице с сюрпризом в виде ведерка с водой на верхней ступеньке.

Тамара растерянно замерла на кровати. И так и сидела до тех пор, пока в комнате не появилась Анна Ивановна. Волосы мокрые, злые карие глазки мечут молнии – все понятно без слов.

– Тамара, ты спишь?

– Нет, тетя Нюра. – Она испуганно сжалась: опять неприятности!

– Тогда объясни мне, пожалуйста, что это ты учудила на лестнице? – Анна Ивановна подошла вплотную к кровати. Сказать, что она вне себя, было, в общем-то, не сказать ничего. – Что это за озорство с ведром и веревкой? На кого ты поставила этот капкан?

«Рассказать ей о том, как вчера в баню вломился дядя Игнат? Не рассказывать? Но ведь вчера я была твердо намерена рассказать. К тому же, если промолчу, дядюшка когда-нибудь улучит момент, чтобы повторить свои приставания. Да, решено! Рассказываю! Все, как на духу!

– Я поставила этот капкан на дядю Игната. Боялась, как бы он ночью не проник ко мне в комнату.

– К тебе в комнату?!! Дядя Игнат?!! – Анна Ивановна вылупила глаза. – С чего ты взяла, что дядя Игнат должен проникать к тебе в комнату?

– Так же, как вчера вечером проник в баню, когда я там мылась. Вернее, стирала.

– Ты что, серьезно?!! Не шутишь?!!

– Я так никогда не шучу.

– И чего ему было надо? – хозяйка опустилась на кровать рядом с Тамарой.

«Что, разве не ясно, чего он хотел? Да ясно как день! Могла бы и не задавать глупых вопросов».

– Он сказал, что пришел потереть мне спину. Потом разделся в предбаннике. Но за это время я успела надеть футболку, которую принесла постирать. Когда он снова вошел в парную, уже раздетый…

– Совсем?!!

– Нет, в плавках, – улыбнулась Тамара, вспоминая фигуру субтильного дядюшки. – Он зашел в парную, начал размахивать веником и грозиться, что, если я не сниму футболку и не позволю ему себя вымыть, он отхлещет меня по лицу.

– А ты?

– Мне ничего не оставалось, как ошпарить его кипятком. Только тогда он оставил меня в покое.

– Да-а-а, дела… – покачала головой Анна Ивановна. – А ведь он, действительно, утром выглядел нездоровым. Поднялся чуть свет, отказался позавтракать и сразу же начал собираться в дорогу.

– Не в дорогу, а в Неблочи. В больницу.

– Но, дочка, ведь такие ожоги могут быть очень опасны. Смертельно опасны!

– Я об этом не думала. Я испугалась. Он мог меня изнасиловать.

– Да-а-а… – Анна Ивановна ласково погладила Тамару по голове. – А раньше он к тебе приставал?

– Это впервые.

– Я сегодня же напишу обо всем Свете. – Тетя Нюра решительно поднялась с кровати.

– Не надо ничего писать, тетя Нюра. Лучше расскажите ей, когда они с дядей Игнатом приедут сюда через пару недель.

– Дочка, – Анна Ивановна уже отворила дверь, собралась выходить из комнаты, но замерла на пороге, обернулась: – А ты уверена, что все было действительно так, как ты сейчас мне изобразила? Может, у дяди и в мыслях не было тебя изнасиловать?

– Может. Но он совершенно конкретно потребовал, чтобы я разделась, кричал на меня, тряс веником перед носом.

– Каков негодяй, – сокрушенно вздохнула Анна Ивановна. – А ведь казался таким серьезным, обеспокоенным твоим воспитанием…

– Кстати, о воспитании, – перебила Тамара. – Он потребовал, чтобы я приходила домой в девять часов, чтобы помогала вам по хозяйству, чтобы ходила в лес и собирала эти дурацкие ягоды только затем, чтобы потом в бане предложить мне сделку. Мол, он снимет запрет на походы в ДК в обмен на то, что я все же разденусь и позволю ему себя вымыть.

– Что, так и сказал?!!

– Приблизительно так. Тетя Нюра, вы ведь не будете следить за тем, чтобы я исполняла всю ту чепуху, что он вчера наболтал? Можно мне опять ходить в клуб?

– Не знаю, – покачала головой Анна Ивановна. – Потерпи немного. Я скажу тебе вечером. А пока мне надо немного подумать.

Цыганок у нас набралось бы, наверное, на целый табор. Всех возрастов, всех мастей их было человек пятнадцать-семнадцать. Держались они особняком, и я не завидовала тем, кому довелось жить рядом с ними. Сплоченные, наглые, они получали обильный грев с воли, барыжничали разбодяженной ханкой и не признавали никаких законов, кроме того, что царил внутри их семьи. Не случалось, пожалуй, ни дня, чтобы эти бабы не доставили кому-нибудь геморроев. На власть в зоне они не претендовали, но и с Распиской их центровые, Нина и Зара, общались чуть ли не свысока. И это терпели – цыганье к знаменателю не привести.

Итак, ни дня без наезда на какую-нибудь зачмыренную наркошу или синячку – этого порядка цыганки придерживались весьма пунктуально. При этом объектами их интереса, как правило, были фуфлыжницы, не удержавшиеся от того, чтобы не взять в долг у проклятых барыг чек герыча или флакон денатуры. Далее им было уже с цыганского счетчика, который включался на следующий день, не соскочить.

Другое дело – те, кто не имел с табором никаких отношений. Они не замечали цыганок, цыганки не обращали внимания на них. За редким исключением.

Вот одно из таких исключений и случилось тогда, два года назад, в душевой. С Дианой.

Словно сама судьба предоставила мне возможность оказать этой девчонке услугу, и мы в одночасье стали близкими подругами.

В тот день у меня порвался мешок, и при каждом ударе из шва начинал пылить по шарашке мелкий песок. Тренировку пришлось прекращать раньше срока.

– Сможешь поправить? – показала я свой израненный спортивный снаряд Галине – бабе, которая его сделала.

– Зашью. Только завтра. Возьму на швейке грубые нитки. Сейчас нет ничего под рукой.

– Завтра так завтра, – не особо расстроилась я предстоящему выходному и, прихватив полотенце и мыло, отправилась в душ, который находился в соседнем бараке. Смывать трудовой – вернее, спортивный – пот и остывать под холодной водичкой. «Потом чифирну и пойду смотреть телевизор», – планировала я.

А в душевой, а точнее, в раздевалке, как только туда вошла, я прямо с порога вписалась в нешуточную ссору.

В центре этой разборки находилась Диана. Обнаженная, будто Ева. А вокруг нее штук восемь неопрятных полураздетых цыганок. Цыганки размахивали граблями и дружно галдели, словно на птичьем базаре. Разобрать, что базланят эти убоищи, не представлялось возможным – попробуй-ка разбери, когда все разом и во все свои луженые глотки! Отчетливо слышались «шалава» и «ковырялка». Скажи кто мне такое, и я не раздумывала бы, гасить или не гасить. Но Диана только, прищурившись, обводила дикарок презрительным взглядом и молчала. И сохраняла полнейшее хладнокровие.