– Hello, mummy...[2] Ты не побрился, папа.
– Конечно. Могу же я хоть одно утро позволить себе не скоблить физиономию. Кстати, за мной нынче числится еще один грех. Я проспал аж до двенадцати. Ты представляешь? – рассмеялся отец.
– Легко. – Тамара улыбнулась в ответ, поставила к стене ранец и принялась стягивать куртку.
– Как дела в школе? Удачный денек?
– Как обычно. На уроках не спрашивали, оценок не ставили. На физкультуре бегали кросс. Пятьсот метров. Я была первая… О, черт! – Тамара уже направлялась на кухню, когда вдруг замерла на полпути, растерянно оглянулась на ранец.
– Что такое? – Отец сунул в рот сигарету, достал из кармана халата массивную зажигалку, которой пользовался лишь дома.
– Спортивная форма. Я забыла пакет в гардеробе.
– Не чертыхайся, – спокойно заметил отец. – Что в этом пакете?
– Да так, – дернула плечиком Тамара. – В общем-то, ничего особенного. Слаксы, футболка…
– Наплюй, – любимое слово отца. – Завтра съездим на рынок, что-нибудь купим.
– Завтра утром мне в секцию. – Конечно, разве мог папа со всеми своими делами запомнить, чем регулярно занимается дочка по воскресеньям! Приходится напоминать. – Я не могу отправляться туда без формы. Нет, все же смотаюсь по-быстрому в школу. Может, меня отвезешь? – без особой надежды посмотрела она на отца.
– До-о-очка! Пока я оденусь, пока выведу машину из гаража. Быстрее получится на автобусе. – В каминной зазвонил телефон, и отец устремился к нему, на ходу бросив: – Куда ты голодная? Хотя бы поешь.
– Тогда опоздаю. Школу скоро закроют. Спасибо за то, что отвез, – пробормотала Тамара в пустоту и прислушалась: кто звонит, а вдруг это ей? Хотя давно пора было уже привыкнуть, что с тех пор, как переехала в этот дом, никто о ней и не вспоминает.
– Алло… Здорово… Да, дома… – донесся из каминной голос отца. – Нет никуда не собираемся, никого в гости не ждем… Оля, Тамара, вам привет от Игната, – громко прокричал он.
«Дядька Игнат. – Тамара брезгливо сморщила носик и вышла на улицу. Вот уж чей ”привет” нужен ей меньше всего – ”Мой свихнувшийся идеалист-братишка”, – кажется, так недавно обозвал дядюшку папа, – припомнила она и, выйдя за калитку быстро пошагала к автобусной остановке. – Странно, что этот козел вдруг вообще вспомнил о том, что я существую, даже расщедрился на “привет”. Ведь раньше в упор не замечал... Опять начал бухать? Вот было бы здорово! Сдох бы скорее от водки!»
Родной брат отца, и их единственный родственник, жил в Пушкине, неподалеку от них, и был единственным человеком, кто регулярно наведывался к ним в гости. При этом никогда, хотя бы из вежливости, не сказал племяннице ни одного приветливого слова, ни разу не поинтересовался, как дела в школе, как жизнь вообще. Удостаивал лишь небрежного кивка или сухого «здравствуй». И вдруг «привет».
«Не иначе, и правда, напился», – еще раз подумала Тамара и переключилась на другие, куда более приятные мысли. О том, что впереди три месяца летних каникул.
К моменту, когда подошла к автобусной остановке, про дядюшкин звонок она совершенно забыла.
* * *
Никакого пакета Тамара, естественно, не нашла. Облазила весь гардероб, подошла к нянечке – не забирала ли та со скамейки полиэтиленовый мешок с формой? На нем еще изображение ковбоя на лошади и надпись английскими буквами. Нет? Жалко.
«Какой-нибудь оборванец позарился на мои старые слаксы и тесную футболку, – не особо расстроилась Тамара. – Вот только в секцию завтра идти не в чем. Если не удастся откопать чего-нибудь дома, придется прогуливать. Отца, как ни старайся, доехать до магазина, чтобы купить форму, не соблазнить. Он сегодня настроен предаваться безделью. А мама еще вчера собиралась заняться какими-то перестановками в зимнем саду».
А одну ее за покупками не отпустят. Родители еще не изжили в себе отношение к дочери как к сопливому несмышленышу и порой конкретно бесят своим контролем. Просто подавляют, не разрешая, например, ездить одной в видеообмен. Мама всякий раз зачем-то сопровождает ее в Пушкин в секцию по у-шу. Неизвестно, чего они там накручивают себе в головах, но то, что дочь закисает дома, отлучаясь лишь в школу, устраивает родителей как нельзя больше.
«Порой предки бывают просто несносны! – вздохнула Тамара и встала в очередь у тележки с мороженым. – Нет, в Череповце было иначе. Как же все изменилось с переездом в это проклятое Тярлево!»
Она не спеша доела мороженое, пропустила пару автобусов, уверяя себя в том, что в них слишком много народу. Возвращаться домой не хотелось. Сидеть в четырех стенах, пялиться в телевизор, играть на надоевшем компьютере. Какие еще развлечения на вечер можно придумать в проклятом коттедже? Разве что выйти из дома и бессмысленно послоняться по засыпанному строительным мусором, пока так и не приведенному в порядок участку. Вот и все. Скорее бы уж наступили каникулы! Мама обещала, что они сразу уедут в Ялту. В какой-то престижный дом отдыха. Остается надеяться, что там будет повеселее, чем здесь.
Сойдя с автобуса в Тярлево, Тамара, как ни старалась не торопиться, все-таки доплелась до дома меньше чем за десять минут.
«Сейчас пообедаю. Потом надо все же попробовать уломать папу доехать со мной до магазина, – планировала она, поднимаясь на невысокое, всего в четыре ступеньки, крыльцо. – И надо сегодня же побеседовать с ним насчет другой школы».
Входная дверь оказалась распахнутой настежь. Сначала это ее удивило – отец терпеть не мог беспорядка. Но потом Тамара нашла объяснение: «На улице жарко. Специально устроили сквознячок». И не притворяя за собой дверь, принялась, прислонившись к стене, расшнуровывать кроссовки.
Почему-то в каминной на всю громкость был включен телевизор: «Раиса Максимовна Горбачева сегодня провела встречу с представителями американской благотворительной организации…»
– Папа!.. Мама!.. Н у, папа же!!!
«Куда они запропастились?»
Тамара прошла в пустую каминную, убавила звук.
Заглянула на кухню. В столовую. Пусто.
«Ковыряются в зимнем саду? А может быть, пользуясь отсутствием дочери, заперлись в спальне и (стыдно подумать!)…
– Па-па!!! Черт побери!
…Потому и был так громко включен телевизор?»
Тамара поднялась на второй этаж, бросила взгляд на закрытую дверь в спальню родителей.
«Заглянуть? Нет, лучше не стоит. Сначала надо посмотреть в кабинете. И в зимнем саду…
– Ма-ма-а-а!!!
…Не услышит, как я сейчас ору, только глухонемой. А, значит, родителей просто нет дома. Куда-то срочно свалили, пока я ездила в школу? Но тогда почему не закрыли за собой дверь? И не оставили мне никакой записки? – Тамара ощутила беспокойство. – Или я ее не заметила? А может быть, предки чем-нибудь заняты на участке за домом?
Тамара уже ступила на лестницу, чтобы спуститься в прихожую и выйти на улицу, но в последний момент передумала. Шестое чувство вдруг подсказало ей, что все-таки стоит заглянуть в зимний сад. Хотя, если б родители были там, они обязательно бы откликнулись. И все-таки… Еще раз:
– Ма-ма!!! Па-па!!!
Она отворила дверь и шагнула в просторную полукруглую комнату с огромным, до самого пола, окном и наполовину застекленной крышей. Цветы и декоративные карликовые деревья, которые уже через год должны были заполнить зеленью сад, еще не разрослись, и всякий раз, когда заходила сюда, у Тамары возникало ощущение пустоты и безысходности. Мать по полдня проводила в этой комнате, используя ее как студию; дочь, наоборот, терпеть не могла это пустое просторное помещение и старалась без надобности сюда не заглядывать.
– Мама! Па…
Они лежали на краю сухой, выложенной зеленым кафелем раковины искусственного водоема рядом с журнальным столиком в форме большой запятой и тремя перевернутыми плетеными креслами. Словно влюбленная пара на безлюдной лужайке: он на спине; она рядом – прижавшись к любимому.