- За что… меня… кончат? – с трудом выговорил он. Язык плохо слушался.
- Есть такая фишка, что ты у Садовника “дурь” скрысятничал и Зубу ее сдал.
- Я?! – казалось, Таганка вмиг протрезвел от такого известия.
- Ты – не ты, теперь разбираться долго не будут. Рви когти отсюда, если жить хочешь.
Чугун и сам не знал, почему предупредил сейчас Андрея о грозящей опасности. Но какое-то чувство подсказывало матерому волку, что этот парень кем-то не хило подставлен. Не мог Таганка вот так запросто сдать лагерному оперу тайник с марихуаной, не тот он человек! А убьют его здесь как пить дать.
- Ты вот что, кореш, лучше не спи до утра, – шепотом сказал Чугун. – И вообще, слушай сюда…
Еще минуты три он что-то еле слышно говорил Таганке. Самым страшным из всего, сказанного Чугуном, для Андрея было слово “побег”.
… Жилая зона была обнесена высоким забором, опутанным колючей проволокой. Здесь же по всему периметру проходила КСП – контрольно-следовая полоса – и круглосуточно работала электронная система обнаружения, как на государственной границе.
Через каждые сто метров над забором топорщились вышки, которые до утра прожигали темень лучами прожекторов и откуда без предупреждения вертухаи открывали огонь на поражение при малейшей попытке какого-нибудь ополоумевшего “зэка” приблизиться к КСП ближе, чем на три метра. Через каждые десять минут вдоль КСП проходил патрульный с огромной овчаркой, всегда готовой разорвать тощего “зэка” на куски.
Около трех часов утра к колючей проволоке метнулась серая тень.
Заключенный, одетый в темный стеганый ватник и подвязанную шапку-ушанку, пригибаясь к земле, затравленным зверем приблизился к “колючке”, раздвинул проволочное заграждение и осторожно шагнул к контрольно-следовой полосе.
И тут непроглядную темень разорвал желтый луч прожектора. С вышки сухо затрещал ручной пулемет. Пронзительно завыла “тревожная” сирена. Неистово залаяли караульные собаки.
Часовой стрелял длинными очередями, тщательно прицеливаясь.
Отчаявшийся “зэк”, похоже, совсем потерял голову. Громко закричав, ломанулся к глухому забору. Но не добежал до него. Пули настигли беглеца у самого ограждения.
Охнув, он высоко вскинул руки и, припечатанный пулеметной очередью к забору, медленно сполз на землю. Изумленные глаза его так и остались открытыми, а из-под пробитого во многих местах ватника на землю щедро текла черная кровь…
Набежавшие патрульные кинологи уже не сдерживали своих “немцев”, “кавказцев” и “азиатов”: лагерная собака время от времени должна “работать” с “живым мешком”.
- А-а, это Чумаченко у нас… Бежать хотел, падла! – капитан Зубарев, приказав отогнать разъяренных псов, склонился над истерзанным трупом. – Отсюда не сбежишь.
Глава 3
Бегу по мерзлоте не за медали…
Широка страна Русь-лимония!
Мент сказал, что в загоне я.
Похожу ишшо, поброжу ишшо –
Будет новый царь, станет хорошо.
“Начальнику Главного Управления Исполнения наказаний МВД СССР генерал-полковнику П. П. ЗЕЛИНСКОМУ.
Командующему войсками Северо-Восточного округа ВВ МВД СССР Генерал-лейтенанту О. Г. ПУРЫШЕВУ
РАПОРТ
В результате тщательно проведенных оперативных мероприятий и благодаря высокопрофессиональным действиям сотрудников оперативной части исправительно-трудового учреждения № Н-38/044, в ночь с 30 на 31 декабря 1990 года была пресечена попытка побега из колонии заключенного Чумаченко Сергея Васильевича.
При задержании осужденный Чумаченко С. В. оказал активное сопротивление и пытался завладеть оружием часового ефрейтора внутренней службы Д. А. Антипова.
Действуя согласно требованиям Устава Караульной Службы, ефрейтор Антипов был вынужден открыть огонь на поражение.
Заключенный С. В. Чумаченко убит.
Ефрейтору Д. А. Антипову в качестве поощрения предоставлен внеочередной краткосрочный отпуск с выездом на Родину (10 суток) и присвоено воинское звание “младший сержант ” с назначением на должность командира отделения.
Особо отмечаю грамотные и решительные действия начальника оперативной части капитана внутренней службы Ф. П. Зубарева.
Благодаря полученным агентурным данным, проведенному анализу имеющейся информации и высокому уровню профилактической работы среди осужденных, заранее спланированный побег удалось предотвратить и избежать жертв личного состава батальона охраны.
Ходатайствую о досрочном присвоении капитану внутренней службы Ф. П. Зубареву очередного воинского звания “майор ” и награждении его Почетным знаком “Отличник внутренних войск МВД СССР”.
Начальник ИТУ № Н-38/044 подполковник внутренней службы В. Н. Мясоедов”.
На самом деле, несчастный Чума никакого побега заранее не планировал. И вообще никуда бежать не собирался. Он от жилой зоны до карьера и то с трудом доходил, волоча отмороженную ногу и задыхаясь от приступов туберкулезного кашля. Прибавьте сюда истощение, цингу, другие сугубо лагерные болячки вроде язвы желудка и поймете, какой из Чумаченко беглец. А в запретную зону под пулеметную очередь рванул потому, что решил свести счеты со своей никчемной жизнью. Сначала пробовал повеситься, потом – вены себе вскрыть… Духу не хватило. А так, на “колючку” бросился – и все дела. Часовой сам все обстряпает: и прицелится, и на спусковой крючок нажмет. Солдатику домой, в краткосрочный отпуск хочется. Ради такого дела не грех и заморенного “зэка” пристрелить.
- Слыхал? Чуму на “запретке” кончили. – Чугун подошел к Таганке в то время, когда заключенные отряда готовились к построению на утренний развод.
- Как не слыхать! Вся “зона” гудит.
- А ты не дрейфь. Сделаешь все, как я сказал, может, живым останешься и по воле нагуляешься вдоволь. Главное, не перепутай ничего.
- Уж постараюсь.
- Блатных сейчас можешь не опасаться. После Чумы они еще с неделю ровно дышать будут. Тебе в самый раз. Ладно. Все сказано. Дальше сам смотри, как жить надумаешь.
- Отряд, строиться в две шеренги! – рявкнул старший прапорщик Легавко, и “зэки”, матерясь и морщась от резких порывов холодного ветра, разбредались по шеренгам на плацу колонии.
Сегодня на работы выгнали всех, даже “законников”. Администрация колонии предприняла более суровые меры по соблюдению режима содержания осужденных.
Начинался новый день – 31 декабря 1990 года. Впереди был все тот же карьер, все та же вечная мерзлота, все то же серое небо. Все привычно, все как всегда. А у Таганки “под ложечкой” сосало, чаще обычного бился пульс, мелко дрожали руки, а на лбу, невзирая на мороз, проступала испарина.
Тачка, доверху нагруженная черным камнем, казалось, не имела веса. Андрей, занятый своими тайными и тревожными мыслями, толкал ее по узкой тропинке в гору и не чувствовал тяжести. Перед ним и за его спиной черепашьим шагом передвигались такие же изможденные “зэки”. Шли вверх упорно, молча, угрюмо. Кто-то, у самой вершины холма, споткнулся, не удержался на ногах, безжизненным мешком покатился под гору вместе с громыхающей двухколесной посудиной. Нижние бесстрастно уступили ему дорогу и продолжили свое движение.
Выкатив тачки на поверхность, заключенные друг за другом направились к грузовому фуникулеру.
Следом за Андреем шел Чугун.
- Готов? – спросил он, когда Таганка приблизился к “вертушке” фуникулера, куда должен был высыпать свою ношу.
- Готов.
- Давай, с Богом, – напутствовал Чугун, опасливо оглядываясь.
Таганка, перекрестившись, нырнул в глубокую металлическую чашу. Чугун высыпал на него сверху грунт из двух тачек.
Придавленный сверху каменной породой, Таганцев подумал, что кончина его близка. Казалось, тело расплющило, и отсюда ему уже никогда живым не выбраться. Вереница “вертушек”, саморазгружающихся емкостей на цепном приводе, со скрипом поднималась еще выше, туда, где стояли в очереди самосвалы под погрузку.
Таганку тряхнуло, швырнуло, нестерпимо больно ударило о железный борт грузовика и присыпало сверху мелким колючим камнем. Но – совсем немного. Водитель КрАЗа на секунду приостановил фуникулер.
