«Кем они были в жизни – величественные Венеры?..» Кем они были в жизни — величественные Венеры? Надменные Афродиты — кем в жизни были они?.. Раскачиваясь, размахиваясь, колокола звенели. Над городскими воротами бессонно горели огни. Натурщицы приходили в нетопленые каморки. Натурщицы приходили — застенчивы и чисты. И превращалась одежда в холодный ничей комочек. И в комнате становилось теплее от наготы!.. Колокола звенели: «Все в этом мире тленно!..» Требовали: «Не кощунствуй!.. Одумайся!.. Отрекись!..» Но целую армию красок художник гнал в наступленье! И по холсту, как по бубну, грозно стучала кисть. Удар! И рыхлый монашек оглядывается в смятенье. Удар! И врывается паника в святейшее торжество. Стекла звенят в соборе… Удар! И это смертельно для господина бога и родственников его… Колокола звенели. Сухо мороз пощелкивал. На башне, вздыбленной в небо, стражник седой дрожал… И хохотал художник! И раздавал пощечины ханжам, живущим напротив, и всем грядущим ханжам! Среди откровенного холода краски цвели на грунте. Дул торжественный ветер в окна, как в паруса. На темном холсте, как на дереве, зрели теплые груди. Мягко светились бедра. Посмеивались глаза. И раздвигалась комната. И исчезали подрамники. Величественная Афродита в небрежной позе плыла!.. А натурщицам было холодно. Натурщицы тихо вздрагивали. Натурщицы были живыми. И очень хотели тепла. Они одевались медленно. Шли к дверям. И упорно в тоненькие накидки не попадали плечом, И долго молились в церкви. И очень боялись бога… А были уже бессмертными. И бог здесь был ни при чем. Стихи о биотоках
1 Пронизаны ими земля и воздух. Они горячей вулканного жженья… Гудят биотоки сердца и мозга — биотоки высокого напряженья. Они обжигают тебя и меня, дышать не дают. Раздавили! Загнали! Не умолкая звенят и звенят тревожные, прыгающие сигналы! «На помощь! На помощь!!» Кто их послал? Что гибнет? Любовь? Человечество? Совесть? Что гибнет, скажите?!. С утра допоздна влетают они в суматоху бессонниц. Гудят биотоки — за молнией молния. С востока и запада. С юга и севера… О, если б умел я, о, если бы мог я врагов убивать биотоками сердца! О, если бы стало возможно это!.. А впрочем, куда воспаленному веку — отбросив скорости звука и света — со скоростью мысли помочь человеку!.. 2 Наверно, ученый меня б опроверг. Но я, отвергая мудреные толки, верю: если погиб человек, от него продолжают идти биотоки. Они пронзают толщи глубин. И где-то у очень дальнего моря та, которую он любил, — вздрогнет и на часы посмотрит… Но это — о нем и о ней. А про нас?.. Летят биотоки над Обью, над Волгой. Деревья вспыхивают, накренясь, от этой громадины тысячевольтной. Не спи! Я хочу так. Не спи! Не моги!.. Ведь что-то случилось! Случилось! Я знаю… Понять не могу лишь, друзья иль враги — твои, — я их так отличаю, — сигналы. Я их, как свиданье с тобой, тороплю. Летят они! Ты их исправить не можешь!.. И если значат они: «Не люблю…» — ты вздрогнешь. И на часы посмотришь. «Не ночь, а просто…» Не ночь, а просто сорок минут сумерек… К тебе есть просьба: бежим от запутанной сутолоки! Туда — где простор, где река тяжела и покорна… Там дремлет костер того счастливого года… Мы выйдем из лодки, дождемся полночного часа. И угли холодные вдруг покраснеют от счастья! И вновь мы привыкнем к росе, к шорохам чутким… Пылать травинкам! Гореть березовым чуркам!.. А нам — помолчать. Погрустить, если будет охота… И снова начать от костра счастливого года! Всю душу проветрить. Все тайные мысли проверить. И сердцу поверить. И теплым коленям поверить… И праздничным вечером на главной площади города пусть вспыхнет навечно костер счастливого года! И пусть он согреет все руки, все клятвы, все просьбы… Поедем скорее! Поедем, пока не поздно. |
