- Когда вы готовы приступить к выполнению задания? - жестко спросила я.

- Хоть завтра. Правда, мне понадобятся…

- Вот, возьмите. - Я протянула ему плотный конверт. - Здесь десять тысяч долларов. На оперативные расходы. Остальное - в зависимости от качества собранной вами информации.

- Договорились, Каролина Артемовна.

Пожелав Глебу удачи, я отправилась обратно домой. После бессонной ночи, проведенной на кухне у радиоприемника, подобно Горбачеву в Форосе во время августовского путча, мне очень хотелось спать.

Вернувшись к себе в квартиру, я позвонила Кувалде, поблагодарила его за содействие, разделась и, зарывшись в теплую уютную кровать, крепко заснула.

Резкий звук дверного звонка заставил меня проснуться и выйти в прихожую. Звонок повторился.

- Кто? - спросила я, в очередной раз посетовав на себя за то, что все время собираюсь и снова забываю установить дверной глазок.

- Лика, открой, пожалуйста. Это Самошин, - ответил за дверью голос, который, похоже, мне не суждено забыть. Это действительно был ЕГО голос.

- Володя? - не скрывая своего изумления, удивления и негодования одновременно, спросила я.

- Лика, открой, умоляю тебя.

Но что-то странное было в его голосе. Тем не менее, я отворила. Он был бледен и сидел на инвалидной коляске.

- Ты один? - не понимая, как он мог подняться сам до шестого этажа, спросила я.

- Как видишь.

- Но ведь ты в Германии. В клинике. Как ты меня нашел?

- Твой агент мне все рассказал.

- Зачем ты здесь?

- Я люблю тебя, Лика.

В этот момент раздался звонок мобильного телефона. И одновременно с этим я увидела, как исчез Самошин, оставив на лестничной площадке свою инвалидную коляску. Мобильник еще раз напомнил о себе звонком. И вот уже исчезла коляска. Потом еще звонок. Стало темно, и… я проснулась.

На журнальном столике возле моей кровати и в самом деле надрывался мобильник. «Фу! Приснится же такое», - подумала я и, взяв телефончик в руки, нажала на зеленую кнопочку соединения.

- Алло! - произнесла я.

- Лика, здравствуй. Ты узнала меня?

Услышав в трубке голос Самошина, я на мгновение потеряла способность говорить. Кое-как совладав с собой, ответила:

- Вы ошиблись номером, - и выключила телефон.

Меня начало трясти. Я встала с кровати. Выбежала в коридор. Послушала у входной двери. На лестнице было тихо. Затем прошла на кухню. Включила радио, и… квартиру снова буквально потряс звонок в дверь. Поняв, что теряю сознание, я отключилась.

Открыв глаза и обнаружив, что лежу в собственной кровати, я догадалась, что это снова был сон.

Спать больше не хотелось, и я, надев халат, выползла на кухню. Кухня встретила меня прохладой осеннего утра, сочащейся из не закрытой на ночь форточки. Желая побыстрей согреться, я поставила чайник и подошла к окну, чтобы закрыть форточку. Взгляд упал на голый шпиль Петропавловки. Сначала я удивилась, почему там нет ангела с крестом, ущипнула себя, подумав, что мне снова снится сон, но вспомнила, что ангел сейчас находится на реконструкции, и успокоилась. «А может, этот ангел я?» - почему-то подумалось мне.

Прошла неделя моего самозаточения в уютной квартире с видом на Петропавловку, в доме, в котором когда-то, в застойные годы, проживал сам Григорий Васильевич Романов, первый секретарь ленинградского обкома партии. Он прославился тем, что устроил свадьбу своей дочери не где-нибудь, а в самом Эрмитаже. Тогда на праздничном банкете столы были сервированы посудой из императорского сервиза. Отсутствие пресловутой гласности в те годы позволило избежать партийному бонзе колоссального скандала, и обладатель столь именитой фамилии продолжал преспокойно властвовать дальше.

Я знала, что сегодня возвращается из Германии мой агент Глеб, и с нетерпением ждала его звонка.

Он позвонил мне в одиннадцать утра из Пулково-2 и, предупредив, что разговор будет длинным, предложил встретиться в каком-нибудь кафе.

- Хорошо, - сказала я - Давайте в чешской пивнице у площади Восстания.

Часа через два мы сидели за дубовым столиком этого уютного заведения. Время было раннее, и народу в пивнице, поскольку заведение это достаточно дорогое, почти не было.

- Значит, так, Каролина Артемовна, - начал отчет о проделанной работе Глеб. - Интересующий вас человек, Самошин Владимир Витальевич, сейчас находится в нейрохирургической клинике в Мюнхене. В конце нашей встречи я передам вам все необходимые адреса.

- Что с ним?

- Как мне удалось узнать, он стал жертвой покушения, когда находился на симпозиуме в Сочи. Тогда его ранили. Пуля попала в живот и, пройдя навылет, задела позвоночник. Господин Самошин был полностью парализован. Но после недавней успешной операции он начал двигаться.

- Как он вообще попал в Германию?

- Некто Полина Остенбах, дочка бывшего владельца фармацевтической компании «Остенбах ГМБХ» Питера Остенбаха, унаследовавшая сейчас владение фирмой, забрала господина Самошина с собой. Как мне удалось выяснить, в тот же день, когда стреляли в господина Самошина, Питер Остенбах, также находившийся на симпозиуме в Сочи, был убит. Мюнхенская пресса, до сих пор обсуждающая эту историю, не исключает, что по выходе господина Самошина из клиники Полина и он узаконят свои отношения.

- А ваше мнение по поводу этих прогнозов, Глеб?

- За ту неделю, которую я провел в Мюнхене, не было дня, чтобы она не приехала к нему в клинику. Похоже на то, что у госпожи Остенбах, самые серьезные намерения в отношении интересующей вас, Каролина Артемовна, персоны.

- Что ж, будем надеяться, что она сможет сделать его счастливым.

- С ее-то деньгами? Не сомневаюсь.

- А она одна к нему в клинику приезжает?

- Что вы! С ней целый эскорт телохранителей. А возле его палаты постоянно дежурят два-три громилы.

- Спасибо вам, Глеб. Надеюсь, двадцать тысяч вас устроят в качестве гонорара.

- Конечно, Каролина Артемовна. Рад, если моя работа вас удовлетворила, - сказал Глеб, принимая из моих рук барсетку с зеленью. - Всего вам доброго. Если понадоблюсь, обращайтесь. Всегда буду рад оказать вам содействие.

С этими словами Глеб встал и, откланявшись, вышел.

«Всегда буду рад оказать вам содействие», - мысленно передразнила я его. - «Еще бы. За такие бабки любой был бы рад».

Выйдя из пивницы, я подошла к своему «лексусу» и, забравшись внутрь, вслух произнесла:

- Ну что, Лика, пора и тебе наведаться в Мюнхен. Надо же поработать над ошибками.

Как-то утром я решила прокатиться по магазинам. Проехав весь Невский проспект, я оставила машину неподалеку от площади Восстания, припарковавшись на Гончарной улице. Проходя возле метро, я вдруг услышала старческий голос. Его обладательницей оказалась маленькая сухонькая старушка с добрыми глазами. Она стояла перед табуреткой, на которой возвышалась большая кастрюля с пирожками.

- Пирожки домашние, с мясом и капусткой. Только из печи, еще горячи.

Я застыла в оцепенении, уловив до боли знакомый запах свежеиспеченных пирожков.

- Дайте, пожалуйста, с капустой… и еще с мясом, и еще… все… - Сунув в руки оторопевшей бабуле крупную купюру, я забрала у нее пирожки вместе с огромной алюминиевой кастрюлей.

- Спасибо, внученька. Дай Бог тебе здоровья.

Погрузив кастрюлю с пирожками в багажник «лексуса», я достала один и, сев за руль, откусила кусочек. Закрыв глаза, я вдруг почувствовала себя дома. Вспомнила тот запах на лестничной плошадке, когда в последний проведенный дома день поднималась по лестнице своего подъезда. Вспомнила ласковые руки мамы, нежно обнимающие меня, и строгие наставления отца. «Что ж, родители, не оправдала ваша любимая и единственная дочь надежд. Простите».