– Отходим! – хрипло крикнул Хоробрий, понимая, что рать вот-вот поляжет от нестерпимого жара и оружия неумолимых соперников.
Выходили в потемневшую явь. Солнце скрылось, лишь бледное свечение выбивалось из-за черного диска. Мокрые от пота, измотанные, израненные люди отступили от черной полосы. Тяжело дыша, встали, готовясь встретить страшных умрунов, пересекающих границу. Но Жрайки не появлялись.
– Уж не на другом ли конце вылезут? – спросил пыхтящий, словно кузнечный мех, князь Хоробрий у старца.
– Нет, здесь полезут. В перекрестье, – уверил тот.
Стали ждать, всматриваясь во тьму, клубящуюся над Черной Колеей. Потому не сразу заметили, как по запретной полосе, со стороны городских стен, преспокойненько пришагали трое. Они шли – смоляные силуэты на угольном фоне, и каждый вдруг рассмотрел детально, что впереди решительно идет высокий худой незнакомец, сокрытый от любопытных взоров развевающимся плащом, а чуть позади первого топают двое: баба и мужик. Лицо бабы также спрятано под капюшоном, а мужик не таится. Близнецы живо узнали в нем Перехлюзда.
Троица шла по Черной Колее непринужденно, как по мощеной дороге. Многие даже решили, что переход между явью и навью запечатался. Оказавшись напротив князя, высокий незнакомец остановился. Подручные держались за его спиной.
– Сдайся, Хоробрий, – промолвил худой.
Ивану почудилось, что тихий механический голос смутно знаком… Но лишь почудилось.
– В новом мире ты встанешь возле трона владыки Злодия, – продолжил чужак. – Твоя война проиграна. И вы, братья-витязи, присоединяйтесь к нам. Предлагаю лишь единожды. Крепко подумайте.
– Покажи лицо, мил человек, – предложил Карачун и мягко так махнул в сторону пришлых.
Еле заметное дуновение превратилось в отчаянный шквал. Ветер сорвал капюшон с головы долговязого, и все ахнули – узкое напудренное лицо с тонкими усиками нельзя было не узнать.
– Так ты не посол? Я же говорил, вшивалье! – проговорил Хоробрий.
– Я – великий некромант и колдун, магистр магии дон Педро Аморалес, он же мессир Хулио Образини, ученик самого Вольтаморда и духовный преемник Гензеля фон Дункельонкеля, а также победитель чародеев Мерлина и его друга Мэнсона!
Злодей так выкладывался, произнося все свои регалии, что пудра, словно глазурь, цельной скорлупой отвалилась с аристократического лица, и под ней обнаружилась синяя с черными прожилками кожа и ввалившийся нос.
– Вот клоун! – воскликнул Иван.
– Скоро мох! – добавил Емельянов-младший.
Старшой почесал макушку и наконец догадался:
– Тьфу ты! Скоморох!
– Да, хорошего человека Хулио не нарекут, – подытожил Карачун.
Обретение подлинного лица не слишком расстроило бывшего де Монокля, но хохот, раскатившийся по рядам ополченцев, раздражал.
– Хорошо смеется тот, кто смеется в последний раз, – бросил некромант и раскинул руки. – Пришел наш час!
– Стихи, что ли? – озадачился Иван.
– Нравится моя работа? – черный колдун показал на Колеи. – Скоро все будет таким.
Заруба, в отличие от остальных, смотрел на женщину, сопровождавшую Педро Аморалеса. Шквал, навеянный Карачуном, скинул капюшон и с нее, только лица злодейка не показала – голова была замотана на манер тыпонских ночных разбойников, чьим искусством владел и сам Заруба. По закону, преподанному Лютозару сэнсэем, разведчика, ставшего на путь служения чистому злу, следовало умертвить. Удел ниндзя – работа по найму или ради собственной выгоды. Продажа умений силам тьмы – тяжкий проступок. Женщина была приговорена.
В дело пошел последний нож. Заруба метнул на славу – просвистев над рукой лже-посла, клинок впился в плечо отступницы. Она вскрикнула и припала на колено. Лютозар растерялся: боец его уровня легко уклонился бы от ножа, а уж двигалась незнакомка вовсе не так, как следовало обученному разведчику.
Но размышлять об ошибке противницы было некогда – из Черной Колеи стали выходить четырехрукие убийцы. Увы, теперь бой завязался на территории яви.
– Иван! Ударим по магам! – совсем не по-стариковски взревел Карачун.
Его посох сиял желтым светом, лицо странным образом заострилось и… помолодело. Емельянов-старший двинулся сквозь напирающих Жрайков к троице. Егор и Заруба помогали. Тридевятский колдун сокрушал врагов, вращая посохом, будто всю жизнь изучал кун-фу. Резня кипела беспощадная. Люди отступали, четырехрукие монстры появлялись и появлялись. Теперь они обрели звук. Громкий визг резал уши, рычание пугало. А еще появилась вонь, настоящая трупная вонь. Прорубившись к Черной Колее, близнецы, Лютозар и Карачун встали на глянцевой поверхности. Заруба, впрочем, времени не терял и кромсал уродов-умрунов в спины. Жрайки словно не догадывались обернуться.
– Все зря, волшебник! – громко произнес некромант, выдававший себя за парижуйца.
Раненая Ненагляда выдернула нож и размотала покоившийся на талии кнут. Кнут был непростой: живой, змеящийся, оканчивающийся острой головой с горящими глазами и высовывающимся раздвоенным язычком. В руке бывшего посла возник меч. Перехлюзд стоял столбом, проклиная весь свет за то, что колдовские способности до сих пор не вернулись.
– Возвращайся в бой, Егорий, – сказал Карачун. – Ты там нужнее. Ваня, займись девкой. А Педрой я сам займусь.
Дальше все развивалось еще быстрее, чем прежде.
Заруба метнулся к Перехлюзду, и в тот самый момент, когда колдун уже прощался с жизнью, Злебог вернул ему силу. Лютозару не хватило буквально мгновения. Магический удар ликующего Перехлюзда отбросил Зарубу на спины выходящих из нави боевых умрунов.
Иван подскочил к черной колдунье, уклонился от змеиной головы, летящей ему в грудь, полоснул газетой по кнуту. Половина извивающегося тела упала, но из места среза появилась новая голова. «Хорошо хоть, не как с деревом», – мелькнула мысль в голове парня. Он уже сблизился с противницей так, что перехватил одной рукой кнут, а газетой врезал наотмашь по голове. Женщина успела защититься предплечьем, но волшебная бумага сокрушила блок. Хотя сзади кипел бой, хруст был отлично слышен. Противница вскрикнула, выронила кнут, высвобождаясь из захвата, перекатилась кувырком назад. Не поднимаясь в рост, сорвала с головы повязку. Старшой остолбенел – под черной тканью ничего не было.
– Это кикимора! – крикнул Карачун. – Не давай ей скинуть одежду!
Емельянов и не знал, что кикиморы невидимы. Он-то привык считать их этакими болотными тетками.
Сам Карачун схлестнулся с некромантом, и поединок их не был зрелищным. Они просто стояли друг против друга, обмениваясь невидимыми магическими ударами. Силы оказались равными.
Старшой гонял кикимору по черной скользкой поверхности. Сломанная рука болталась плетью, но противница ловко уклонялась от атак дембеля. Тут ей на помощь пришел Перехлюзд. Первый же удар отбросил Ивана в сторону. Больно не было – защитила форма. Правда, кикимора успела скинуть плащ, рубаху и штаны и теперь стягивала перчатки. Парень отмахивался от града магических оплеух Перехлюзда.
Колдун, чувствуя, как нарастают его способности, забавы ради подкидывал плюхи и Карачуну. Однако вокруг сияющего посоха волшебника образовался особый вихрь, подхватывавший любые сгустки энергии и вовлекавший их в кружение. Разогнавшись, магические капли барабанили в темный полупрозрачный щит, возведенный некромантом.
Иван медленно, но верно двинулся к Перехлюзду. Кикимора, воя от боли, стянула перчатку со сломанной руки, полностью избавилась от одежды, и теперь предсказать ее действия было попросту невозможно. Вяло шевелился израненный о шипастые спины Жрайков Заруба.
За пределами Черной Колеи сеча между людьми и упырями перешла в решающую стадию, когда стало ясно – ополченцы проигрывают, хотя Егор вошел в раж и крушил врагов десятками. Нет, чересчур много четырехруких монстров. А ефрейтор – один.
В то же время Карачун стал теснить мессира Хулио Образини. Но и тут не повезло. Кикимора не стала помогать Перехлюзду, а воспользовалась невидимостью и подобралась к Тридевяцкому колдуну. Ударила по ногам, старик упал, защитный вихрь разлетелся в стороны. Вцепилась в горящий посох, завизжала, обжигая руку. Карачун ткнул и не промазал – посох проткнул незримое тело.