– А ты это… – встрял Егор. – Сильно пьешь, наверное…

Старшой тоже успел подумать о белой горячке, но тут брат опередил. Редкий случай.

Бондарь сплюнул, едва не попав в новую кадку, и сказал:

– Случается, и пью. Как тут не запьешь, когда кругом шуликуны.

Ефрейтор вопросительно поглядел на близнеца. Тот пожал плечами.

– Я понимаю, вы сейчас кумекаете, мол, про шуликунов он с дуру ума говорит. Ведь любому мальцу ясно, шуликун – создание зимнее. А тут в любое время года, да… Вот такусенькие. – Мужик сжал руку в кулак. – Огнем пышут, черти. Хороводы водят. Бузят. Спать мешают, но я уже привычный.

Близнецы попрощались и ушли. От сумасшедшего всякого можно ожидать, не останавливаться же у такого на постой. Дверь второй избы открыла зрелая дородная баба. Она сразу отказала:

– Простите, молодцы, мне своих-то класть некуда.

– А сосед-то ваш что, спятил?

– Борай-бочар? Нет, несчастный он. Донимает его нечисть всякая. Что ни делает – все плохо.

– Братка, а давай поможем этому Бораю! – вдруг оживился Егор, когда дембеля покинули двор женщины.

– Ты что, великий экзорцист современности? – выдавил Иван, которому не улыбалось иметь дело с дурачком или, еще хуже, с волшебными злобными существами.

– Эхзор… ктост? – засопел Емельянов-младший.

– Не важно. Зачем туда лезть?

– Ну, не поверишь, – замялся ефрейтор. – Как услышал про шуликунов этих, так будто в голове щелкнуло. Типа предчувствие. Нам просто необходимо там быть!

– В прошлый раз, когда тебя посетило великое озарение, мы чуть не попали на учет в детской комнате милиции, – припомнил Старшой давний случай.

Пятый класс. Вечер. Егор увидел подозрительного мужичка, лезущего в продовольственный магазин с черного хода… В общем, юный боксер и пловец-футболист скрутили ночного сторожа.

– Нет, Вань, это другое, – настойчиво произнес ефрейтор.

Емельянов-старший отлично знал «везунчика»-брата. Увы, Егор уперся рогом в стену. «Бык. Ярый тур, язви его», – мысленно выругался Иван и побрел к жилищу бондаря Борая.

Мужик даже обрадовался:

– Неужто нынче не одному мучиться? Проходите, гостюшки!

Законченная кадка аккуратно встала в сенях, а хозяин провел близнецов в горницу. Здесь было почти чисто, как случается в домах бережливых и прилежных холостяков.

Нашлось и угощение. Скромное, но сытное. Кое-чего вынули из сумок и братья-дембеля. После ужина разговорились, и беседа плавно свернула на Тридевяцкое княжество.

– Наше село пограничное, – чинно вещал Борай. – Здесь кончается легендоградская землица и начинается тридевяцкая. Подадитесь восточнее – через день очутитесь на Тянитолкаевщине, а еще спустя два – в Задолье.

– А что ты можешь рассказать про Тридевяцкое княжество? – поинтересовался Иван.

– Княжество большое. Степь да степь кругом, а вместе целых две. Я-то сам не певец, не летописец, но пацаненком бабке прилежно внимал. Больно по нраву слог древний да деяния великия. – Жилистый бондарь приосанился, затуманил взор колючих черных глаз. – В давние времена здесь шумели пышные леса и пышнели шумные рощи. Тогда соседствовали тут два бравых и развеселых народа – куряне и выпиване. Но они постепенно повымерли от курева и выпивки. А кто жив остался, того угнали в полон неразумные биохазары. Уже точно никто не поручится, только ходят предания, мол, имел место страшный взрыв. Неведомые ученые люди, маги и многознатцы, получили какой-то новый алимент – пассионарий. Он и шибанул в районе Двадцатисемипалатинска.

– Какой элемент? – переспросил ошалевший Старшой.

– Пассионарий, кажись. Так бабка рассказывала, – извиняющимся тоном ответил бондарь. – И всему пришел полный этот… нагинез. Да-да, именно «этот нагинез». Биохазары распались, и долог их распад был равен примерно двум полураспадам, а в степь нонешнего Тридевяцкого княжества пожаловали южные роды древних рассеян.

Егор вяло кивал в такт словам Борая и млел, потому что не выносил умных речей, длящихся дольше двух минут. Иван же, наоборот, насторожился:

похожие речи слышал от колобка, там тоже был намек на радиацию и современные технологии. Может быть, не так уж и нелепо предположение, что близнецы угодили в будущее, и россказни гадалки Скипидарьи о параллельных мирах – глупость?

– А давно был взрыв? – Емельянов-старший прищурился.

– В незапамятные времена, – авторитетно заявил хозяин.

– Потрясающая точность, – прошептал Иван.

Незаметно стемнело. Стоило солнечному свету окончательно уступить позиции ночи, как в углах да за печью раздались шорох, треск да злобное ворчание.

– Это они, шуликуны, – с грустью обреченного на муки молвил Борай.

Братья и хозяин сидели у зажженной лучины и не видели копошения во тьме, но постепенно разгорелись красные огоньки, и перед глазами изумленных воронежцев предстали маленькие, действительно не больше кулака, огнедышащие чертенята.

Мохнатые рыжие с подпалинами малявки ехидно улыбались, щеря желтые зубки. В воздухе запахло серой и отчего-то сероводородом.

– Ш-ш-што, Борай, подмогу привел? – издевательски спросил самый наглый и крупный бесенок.

Бондарь сразу завял, втянул лохматую голову в плечи, уставился в пол.

Егор встал и неспешно прошелся к хамоватому шуликуну. Наклонился. Показал кулак:

– Заткнулись и вымелись отсюда. Быстро.

– А-а-а! Сиротку выгоняя-а-ают!!! Мамка бросила, так теперь дядька гонит!!! – заверещал наглец.

Ефрейтор разогнулся и пнул гадкого крикуна со всей молодецкой силы. Шуликун впечатался в печь. Шлепок получился – заслушаться. Отлипнув от гладкого, выбеленного мелом печного бока, бесенок брякнулся на пол, потряс рогатой головкой, поднялся. И завопил втрое громче прежнего. Теперь к его воплю присоединились остальные прощелыги. Иван насчитал чертову дюжину.

– Нельзя их трогать, – жалобно проговорил хозяин дома. – Они причитать и визжать начинают, мочи нет.

– А что он про мамку врал? – подал голос Иван.

– Так шуликуны из младенцев, матерями брошенных, получаются, коли нечистые силы срасторопничают и душу невинную похитят, кусочком Пекла подменив, – сказал Борай.

Тем временем бесы перестали орать и теперь обступили Егора. Нудя и канюча, они дергали дембеля за штаны. Спокойный Емельянов-младший застыл, не зная, что предпринять, и лишь негромко обзывался на галдящих малявок жертвами аборта.

– Дядя, не бей! Дядя, не бей! – чуть ли не скандировали шуликуны, противненько растягивая слова.

Близнецы прониклись уважением к терпению хозяина дома. Хотя они бы давно сбежали от такой жизни.

Иван крепко задумался. Он, естественно, не был охотником за привидениями. Прикладные методы Егора не помогли. Что же делать? Навязчивые вопли мешали шевелить извилинами.

«Любопытно, почему шуликуны привязались именно к Бораю? – размышлял Старшой, наблюдая за бесчинствующими чертенятами. – Выявим причину, будет легче найти решение проблемы».

– Ты знаешь, отчего они до тебя домотались?

Бочар только руками развел.

«Тупичок, – резюмировал Иван. – Что у нас есть?.. Кста-а-ати!..» Он полез в карман за газетой.

– Читать собрался? – буркнул Егор.

– Ага. – Емельянов-старший рылся в потрепанных листах. – Не то… Не то… Вот!

Перед ним красовалась статья «Эрнест Чудаковашин в древней Шамбале!» Ниже курсивом дали подзаголовок: «Как изгнать нечисть из обоевогнутых пирамид?»

– Так-так-так, – забормотал Иван, скользя по строчкам пальцем. – «В конце прошлого года экспедиция нашего постоянного автора отправилась в Тибет на зебрах. По преданию, в Шамбалу – город, который выше добра и зла – нужно ехать на животных, олицетворяющих начала „кинь“ и „вянь“. Енот, коала и скунс не подошли по разным причинам, и Эрнест Арафатович избрал полосатых лошадок. Мы не будем описывать, какие препятствия было суждено преодолеть бесстрашным исследователям…» Все это интересно, но не информативно… «Господин Чудаковашин согласился на интервью…» Вот, ближе к делу! «Какого черта вы туда попер…» Чепуха…