– Скажите, не есть ли вы Жан да Ягуар, о коих так охотно говорят в любой таверне?
Хотя незнакомец изъяснялся бегло и свободно, Старшой уловил отчетливый французский акцент. Кроме того, теперь парень понял, почему все глазеют на него с братом.
– Я – Иван, а это Егор, – отрекомендовался дембель. – Позвольте узнать, с кем имею честь?
– О! Редкий сын Эрэфии владеет высоким языком куртуазного общения, – воскликнул вельможа. – Я – посол несравненной Парижуи, шевалье Пьер де Монокль.
– Очень приятно, – кивнул Иван и замолчал, ибо, по его мнению, беседовать было не о чем.
– Дорога длинна и утомительна. Удостойте меня честью быть моими гостями.
– А что, всегда мечтал прокатиться в карете, – пробормотал Егор, и Иван согласился.
Шевалье Пьер велел остановить кортеж, братья спешились и, передав коней сопровождавшим посла слугам, сели в экипаж. Салон был кожаным, кресла – мягкими, запас провианта и вин – богатым. Де Монокль угостил близнецов сырами, часть из которых Емельяновы выбросили бы как пропавшие, но что они понимали в настоящей парижуйской кухне!
А уж когда Пьер предложил гостям сосиски, Иван торжествующе хлопнул брата по спине, мол, не соврала газетка-то.
– Вот, по зову родины устремился налаживать добрые отношения с Тридевяцким князем, – рассказывал посол. – Парижуя хочет охватить дружбой все доступные цивилизованному миру страны. И хотя ваши земли не чужды варварству, на одном материке живем, один воздух нюхаем.
Пьер смахнул с атласной рубахи крошки сыра, Егор хлопнул еще фужер вина, а Старшой благодушно развалился на мягком сиденье. Невзирая на неровности дороги, карета шла мягко и почти бесшумно.
– Вы несомненные герои, господа. И мне чудится, вам было бы небезынтересно услышать историю наших, парижуйских витязей.
– Небез… ик!.. телесно, – подтвердил увлекшийся дегустацией вин Егор.
Посол горделиво приосанился, подкрутил жиденький ус тонкими синюшными пальцами и приступил к повести.
Повесть о настоящем Д’артаньянки при дворе короля Нелюдовика
Уважаемые любители прекрасного и ненавидетели уродского! Ныне вы услышите подлинную историю того, что, возможно, было, но является полным вымыслом, если не сказать хуже.
Однажды в столицу явился бедный, но амбициозный дворянин. Прибыл он из провинции Газконь, коя, как известно, славится месторождением горючего газа и лучшим конезаводом Парижуи. Правда, оказалось, что в Газконь наш герой попал, переплыв океан, но это не слишком важно.
Да, юноша был беден, но недаром Шарль де Голль говорил: «Я на выдумку хитер». Дворянин решил сделать военную карьеру и стать одним из величайших шевалье всех времен и народов. Д’артаньянки, а паренька звали именно так, хотел быть мушкетером.
«Кто такие мушкетеры?» – спросите вы. О, это отважные люди! Они ловили особых мушек, сушили и истирали их в муку. Полученный порошок следовало вдыхать через трубочку для получения удовольствия. Экстаз давал ощущение непобедимости, потому-то мушкетеры бесстрашно рвались в любой бой и нередко выигрывали. Кто захочет связываться с отморозками, простите за невольную грубость.
С тем и прибыл Д’артаньянки в куртуазную столицу мира. Представ перед капитаном королевских мушкетеров, он заявил гнусавым голосом:
– А запишите меня в гвардию, мать вашу!
Растроганный точным пониманием юноши того, что гвардия – мать мушкетера, капитан мгновенно принял Д’артаньянки.
– А когда мне дадут мушек? – спросил парень.
– Не торопись, всему свое время, – ответил мудрый капитан. – Сначала испытания, потом награда. Пока иди.
На радостях новоиспеченный гвардеец отправился в трактир.
– Вот тебе конь, – сказал Д’артаньянки хозяину харчевни, – накорми его, напои да спать уложи.
А в трактире буянили мушкетеры. Один из них, здоровенный и громкий, как раз провозгласил тост:
– Ну, господа, чтоб Лувр стоял и деньги были!
Выпил и швырнул кружку об стену. На ту беду, кружка угодила под дых Д’артаньянки.
– Ду… Ду… – захрипел согнувшийся пополам герой.
– Дурак? – спросил здоровяк.
– Нет!.. Ду…
– Ду хаст михь?
– Нет! Эль! – выдавил юноша.
– Трактирщик! Эля пареньку! – пророкотал метатель кружек.
– Нет, мерзавец! Я говорю, дуэль! – вымолвил Д’артаньянки.
– Это ты не подумав, – сочувственно сказал некий пьяный мушкетер благородного вида, хлопая юношу по плечу.
– Ах ты, мон блезир! – взвился молодой герой. – За панибратство либо извиняются, либо умирают на дуэли.
– У! – протянул изящный молодой человек, подошедший сбоку. – Да ты, братец, нарвался на самых умелых бретеров Парижуи! Хочешь, я тебя исповедую и причащу?
– Да я сам тебя причащу!
И на следующее утро Д’артаньянки ждал своих обидчиков в назначенном месте, но те так и не явились, потому что пребывали в глубоком похмелье.
А в то же время королева Парижуи тайно от супруга принимала у себя в покоях герцога Бэкхемского, героя мяча и бутсы. Герцог склонил королеву к игре в карты на раздевание и, будучи шулером, весьма преуспел в деле обнажения парижуйской власти.
– Ах, герцог! Дались тебе эти карты. Я и так осталась неглиже, – пролепетала королева.
– Я хочу большего!
– Но я не сказала «да», милорд!
– Вы не сказали «нет».
– Я не сказала «да», милорд!
– Вы не сказали «нет».
– Хватит, сдавай карты. Правильно говорят, что с вами, занудами, легче провести ночь, нежели отказать.
– Тогда, может, в коечку?
– Отказать! Лучше я откуплюсь от тебя!
– Тогда подари мне подвески! – Глаза герцога алчно загорелись.
– Нет, лучше я подарю тебе подтяжки!
– Что это?!
– Эх, темнота островная, – рассмеялась королева. – Вот подтяжки моего супруга Нелюдовика тринадцатого. Они прекрасно удерживают штаны и отлично хлопают по пузу, если их оттянуть да отпустить.
На беду королевы, за ней и герцогом Бэкхемским подглядывал и подслушивал квартирал Порешилье. Квартирал – это такой верховный жрец, не отвлекайте, пожалуйста. Порешилье сам желал добиться благосклонности королевы, но как-то не складывалось – то ли супруга Нелюдовика старалась не изменять мужу с его подданными, то ли квартирал был кривозубым горбуном.
Нужно ли говорить, что коварный жрец затеял интригу!
А юный дуэлянт Д’артаньянки, ожидавший своих оскорбителей, дождался лишь гвардейцев квартирала.
– Именем Порешилье, ты арестован! – объявил главный.
– За что? – потребовал объяснений парень.
– За то, что нас шестеро, а ты один. Защищайся!
Все выхватили шпаги, и округу огласили боевые возгласы Д’артаньянки:
– Ой, ай! Канальи! Ах, ты так?!.. Ой!.. Вчетвером? Отлично!.. Уй-е-о-о-о!.. Ой, ухи, ухи!.. Вашу мать! Ногами?! Канальи! Так нечестно!.. Сзади?! Ай!..
Нужно ли говорить, что отчаянный мушкетер отступал, а наглые гвардейцы напирали, тесня противника к мосту.
По берегу славной реки Фуражи гуляла простолюдинка Инстанция. Она беззаботно напевала:
– Святая Катерина, пошли мне аспирина!.. Нет, зачем он мне? Так. Святейшая Варвара, пошли мне санитара! Тьфу, на кой мне санитар?.. Святая инквизиция, пошли мне похмелиться, а?.. Все не то, не то! Ладно, тогда прозой и безадресно: мужика хочу-у-у!!!
В сей момент в воду свалился Д’артаньянки. Упал с моста.
Когда вода стекла с лица и платья Инстанции, она узрела пред собой выкарабкивающегося на берег красавца. Это ли не исполнение мечты!
Слово за слово, и прославленный герой признался девушке в любви.
– Я замужем, – вздохнула простолюдинка.
– О, черт! А я уже хотел предложение сделать.
– Какое?
– Коммерческое, дура! – вспыхнул горячий юноша. – Руки и сердца, естественно!
– Ах, как это романтично! Ты такой пылкий… Как камин.
Д’артаньянки расплылся в улыбке:
– Да, уж такой я человек – весь такой зайчуля невообразимый.
И стали они жить-поживать не менее четверти часа, а потом дважды по стольку же.
Можем ли мы осуждать Инстанцию? Наверное, нет. Ведь, как говорят на бульваре красных фонарей, будешь беречь честь смолоду, подохнешь с голоду.
Впрочем, Д’артаньянки не оправдал финансовых надежд простолюдинки. Зато удивил ее амурной прытью. Уговорившись встретиться на следующий день, влюбленные разошлись каждый по своим делам.
Юноша отправился к трактиру, чтобы пристыдить трех трусов, не явившихся на дуэль, но застал их за дракой с гвардейцами квартирала.
– Ха! Канальи! Вы не справляетесь. Я помогу вам!
Мушкетеры с благодарностью встретили Д’артаньянки – трясущиеся после вчерашнего руки отказывались разить врага.
– Отлично! – воскликнул парень. – Я беру на себя вон того, хромого однорукого слепца. Вы – остальных. Вперед!
Когда была одержана победа, бывшие дуэлянты обнялись и побратались. Мушкетеров звали Ашотосом, Арарамисом и Парадонтосом.
Братание необходимо было скрепить пирушкой. Следует признать, что жизнь мушкетера и состоит из чреды боев, попоек и прелюбодеяний. Друзья предались веселью. Вино лилось рекой, тушеные утки летели косяками, а сцене пел шансонье: «Бастилия-тюрьма. Ветер северный. Этапом в Лярошель. Зла немерено…» В разгар пирушки дверь трактира распахнулась, и на пороге возникла Инстанция.
– Беда, Д’артаньянки! – вскричала девушка. – Королева в опасности! Нелюдовик устраивает бал. Он хочет надеть свои подтяжки, но они – у герцога Бэкхемского.
– Что ж, друзья! Нам предстоит путь в Противотуманный Альбинос, – сказал гундосый юноша и захрапел.
Наутро четверка мушкетеров выдвинулась к герцогу. Квартиральи приспешники уготовили им засады, учинили каверзы и отчебучили проказы, но Ашотос, Арарамис, Парадонтос и Д’артаньянки прибыли в герцогский замок.
Бэкхемский разместил их в гостевых покоях, сказав, что наутро отдаст подтяжки. Уставшие с дороги герои хотели было отдохнуть и помыться, но…
– Д’артаньянки! Нам отключили воду! – сообщил Арарамис.
– Вот водоканальи!
Друзья разбрелись по дворцу. Спустя час можно было услышать такой разговор:
– А что ты такой мокрый, Ашотос?
– Есть в графском парке старый пруд…
Поздним вечером в покои явился незнакомец.
– Господа, я гонец ее величества. У меня письмо для заокеанского выскочки.
– Тысяча чертей! – вспылил Д’артаньянки. – Я рожден в свободной стране, нагло отвоеванной моими родителями у краснорожих дикарей! И я, мать твою так, не потерплю…
– Как мне сказали, так я и передаю, – пожал плечами гонец. – Но тем не менее я приношу вам свои извинения.
– Несите их в другое место. Дуэль!
С этими словами Д’артаньянки выхватил шпагу и заколол гонца, как бешеную собаку.
– Мой юный друг, – сказал Ашотос. – По-моему, вы слегка погорячились. Во-первых, этот тип безоружен. Во-вторых, он был гонцом королевы.
– Не волнуйся. Я заколол этого нахала не в письмо ее величества, а в его подлое сердце.
Молодой герой залез в карман посыльного, извлек конверт и передал старшему товарищу. Тот взломал печать и достал лист надушенной бумаги.
– Ага, вот оно: «Д’артаньянки! Случилось серьезное осложнение. Подробности расскажет гонец».
Мушкетер аж подпрыгнул:
– Йоркширский гемпшир! Что делать? В Парижуй, срочно в Парижуй!.. Надо хотя бы от тела избавиться. Куда его деть?
– Есть в графском парке старый пруд, – ненавязчиво напомнил Ашотос.
Королева ждала подтяжки. Наступил день бала, и вся Парижуя замерла в предчувствии красочного действа. Как говорят адвокаты, истец подкрался незаметно.
А Д’артаньянки и его друзья мчались в столицу. Они загнали коней и на вырученные деньги наняли корабль. Гребцы налегли на весла и затянули старинную аглицкую песню:
Shake it, baby. Shake it, baby.
Еще разик, еще раз…
Потом вновь скачки на конях, и – столица. Д’артаньянки на всем скаку ворвался во дворец и лично нацепил Нелюдовику его подтяжки. Подтяжки засияли стразами, король расплылся в довольной улыбке, а квартирал Порешилье удавился с досады.
Но где Инстанция?
Отравлена! О том и послала весть королева…
Разбилось горячее сердце молодого мушкетера. А ведь встреча с любовью – не чета простой удаче. Была любовь, и было все иначе. И Д’артаньянки высох, как в пустыне. И что ему осталось ныне? Только имя, да и то он с горя забыл.
– Квитанция! – кричал юноша. – Конституция! Приватизация! Подстанция! Ах, да, Инстанция!..
