Жрец должен быть близок к земле, лесу и воде. Камень холоден и безжизнен. Если, конечно, это не Алатырь. Костер, капище, звездное небо – вот удел волхва. А приходится влачить существование в бездушном мешке. Рогволд опустил посох на пол сильнее, чем обычно, и в длинной анфиладе заметался звук удара. Волхв остановился перед окном, повернулся к солнцу, раскинув руки. Как нарочно, на светило набежало сизоватое облако.
Досадливо сплюнув, жрец пошел дальше. Когда он достиг двери трапезной, на другом конце коридора появился младший помощник, человек старше верховного волхва, толковый, но излишне мягкий.
– Отче Рогволд! – крикнул помощник. – Знамение!
«Вот и поел», – подумал жрец и повернул обратно.
– Сказывай.
– Братья закончили прорицание, и тут на Огневеда сошло озарение. Тебя зовет, трясется весь, аж жутко!
Главный жрец прибыл в подземные гадальные покои, где отмеченные даром предсказания волхвы собирались для совместного путешествия по тропинкам будущего.
Огневед, рыжий семнадцатилетний парень с вечно беспокойными глазами и правда был на взводе. Руки и губы тряслись, на бледном лице, освещенном масляными светильниками, застыла маска ужаса. Юный прорицатель полулежал на ковре, вокруг тревожно перешептывались трое жрецов. Заметив Рогволда, они разом смолкли.
– Что случилось? – Волхв присел возле Огневеда, возложил уверенную руку на его чело, и парень как-то мигом успокоился.
– Открылось мне страшное, отче, – пролепетал юноша. – Пламенный Рарог провел меня дорогами яви к границам навьим. Там, куда не ступала нога живого человека, узрел я огромные черные врата, скрепленные семью большими светящимися печатями. Врата шатались, словно оттуда норовил вырваться огромный зверь, а печати мерцали. Я смотрел на них, и священный сокол рек мне: «Увидь нарушенные печати, человече. Они пока не сломаны, но их едва не сорвали. Злокозненные попытки не прекращаются, предотвратите их. Иначе в мир придет Чернобог». При упоминании владетеля Пекла жуткий, пробирающий до последней косточки вой раздался из-за врат, и я в смятении бежал.
Огневед замолк, тяжело дыша. Рогволд встал, задумчиво касаясь шнура на лбу, тяжело вздохнул:
– Знать, подтверждается то, чего мы так боялись. Кто-то дерзает открыть ворота… Истинно печальные новости, братья мои. Кто бы теперь сказал, что нам делать?..
Иван, закутавшийся в лохмотья, опирался на суковатую палку и шаркающей походкой шел по сумеречным улицам Легендограда. Необходимость бродить, согнувшись в три погибели, чертовски изматывала. Время от времени Емельянов-старший садился на каменный парапет, извлекал из-под рваного платья фляжку, выданную Федориным, и прикладывался к зелену вину.
«Елки-палки, кто бы рассказал, что я после армии устроюсь в менты, да еще и средневековые, я б тому в рыло дал, – усмехнулся своим мыслям Иван. – Дежурства, тайные дозоры, а завтра вообще куда-то придется ехать. В лес какой-то. Темнит сыскарь…»
Речушки плескались в гранитных желобах, хмурые люди-тени проходили мимо, спеша по своим делам. Где-то сзади неприметно катился колобок. Иногда законспирированный дембель отдыхал особенно долго, каравай настигал его да принимался отчитывать:
– Топай, богатырь, иначе не видать нам обещанной мзды.
Старший сержант мысленно произносил страшные формулы. Если бы они возымели действие, то колобку пришлось бы туго, а наука сексопатология обогатилась бы не одним новым разделом.
Отведя душу, Иван поднимался, кряхтя абсолютно непритворно, и брел дальше. Порой его охватывала легкая паника, ведь напади маньяк сейчас, когда ныла спина, затекла шея и болели согнутые ноги, дембель ни за что не отбился бы.
Это была уже вторая вылазка. Западнее околачивался наряженный в лохмотья сам Радогаст Федорин. Результатов пока не было. «Везет Егору! – Старшой аж заскрипел зубами. – Второй вечер подряд в тепле, при княжне. Мало ли, крупен телом! Старухи всякие бывают. Может, маньяк как раз на крупную бабку вышел бы куда быстрее. Хотя при адской невезучести братана…»
А еще сегодня, в отличие от вчерашней вылазки, Иван прямо-таки физически ощущал чей-то заинтересованный взгляд, буравящий его спину. В конце концов, парень списал это ощущение на собственную подозрительность и усталость.
Истекал третий час «прогулки». Вскоре совсем стемнело, и мнимая старушка повернула к постоялому двору. Пройдя грязную площадь с Железным Всадником, Иван двинулся по слабоосвещенной улочке в глубь города.
Через несколько минут где-то на крыше каркнула ворона, и сразу что-то бухнуло сзади, а потом раздались быстрые шаги. Сначала они приближались, затем пешеход свернул в боковой проулок. Старшой пожал плечами. Их пронзила судорога.
– Твою мать, – прошептал Иван, возобновив движение.
Он дошагал до красивого мраморного крыльца, сел, достал фляжку.
Народа не было. Из домов доносились приглушенные звуки быта: гремела посуда, кто-то читал нотации сынку, издалека долетали россыпи девичьего пения. Парень всматривался в темноту улицы, стараясь приметить движущегося колобка. Хлеборобот не спешил появляться.
Иван забеспокоился, вспомнив странный звук и торопливую дробь чужих шагов. Уж не покрали ли смышленого каравая? Он-то уйдет, да все равно жалко.
«Надо проверить», – решил Старшой. Встал, заковылял в обратном направлении.
– Тут свернул незнакомец, – шепотом отметил он, минуя перекресток.
Осилив еще метров тридцать, Иван поравнялся с бесформенной кучей ветоши. За ней высились две небольшие кочки. Сначала дембель не обратил на них внимания, а затем взгляд сам собой вернулся, и парень воскликнул:
– Колобок!
На грязной мостовой, в помойной луже валялись две хлебные полусферы. Кто-то разрубил беднягу-каравая острым тяжелым предметом, предположительно, топором.
Колдун Перехлюзд и разбойник Заруба искали близнецов-богатырей. И тот, и другой наткнулись-таки на постоялый двор, где Емельяновы ночевали до того, как попасть во дворец.
И волшебнику, и преступнику хозяин двора сказал, что витязи съехали, щедро расплатившись и не оставив никаких сообщений для важных господ. Перехлюзд ушел раздраженным, а Заруба даже одарил информатора денежкой.
Разозленный маг раздумывал: не могли ли Егор да Иван покинуть Легендоград? Или отыскали кров подешевле? Было бы обидно, если бы оказалось, что богатыри давно топают в другое княжество, а он тут время теряет.
У Перехлюзда здесь жили знакомые, но он не хотел их беспокоить. На них нельзя было положиться. Единственная встреча, которую он назначил, послав заговоренную сороку, не состоялась. Все придется обстряпать самому.
Оставалось лишь расспрашивать горожан. Затеряться в большом городе не мудрено, но вдруг ему повезет, и близнецы еще тут?
Похожим образом рассуждал и Заруба Лютозар. Он внимательно прислушивался к уличной трепотне и постепенно вызнал всякие интересные вещи.
Во-первых, тянитолкаевские герои-драконоборцы, одолевшие Соловья-разбойника, поступили на службу в княжий дворец. Один из них, кажется, красивенький такой да удаленький, победил опасного подсыла – каменного льва. А может, все-таки хищника поборол здоровенный угрюмый бугай. Да-да, он вернее на такое годится. Егором вроде кличут. Что? Как поборол? Кто говорил, мол, взялся дланью за нижнюю челюсть, шуйцей за верхнюю, да разорвал львиную пасть. А другие бают, что герой поступил по старому обычаю молодцев-богатырей Эрэфии, которые кулаком быка валили. Отоварил хищника по лбу, башка-то и треснула. Откуда лев? А ты сходи, сходи ко дворцу. Глянь на крыльцо. Еще вчера два льва там было. Да, каменных. Очень уж воли много стали брать колдуны паршивые. Оживили, на голубочку нашу сизокрылую Василисушку натравили. Тут молодец удаль богатырскую и выказал.
Во-вторых, на похороны князя, что на дворцовой площади состоятся, может прийти каждый. Велемудр-то был мужик хороший, зла простому человеку не чинил, отчего же не помянуть. Опосля погребального костра будут бесплатную медовуху наливать. Грех не сходить, не почтить великого князя поклоном земным да похмельем завтрашним.