Он понимал, что Далара отличается от своих собратьев: сохранив безупречные эльфийские черты, она давно утратила холодную безмятежность взгляда, скупую размеренность движений, когда каждый жест подается как великая награда собеседнику. Он любовался каждым ее движением, каждой черточкой ее лица, но порой даже он, простой смертный, остро ощущал противоречие между эльфийским обличьем женщины и пытливым огнем, бившимся в ее взгляде. Тогда он понимал, почему сородичи отвергли Пылающую Розу, понимал, и возмущался их слепотой.

Далара переворачивала страницы тяжелого фолианта, прикрепленного к подставке железной цепью. Она повернулась к Хранителю:

– Какой смысл приковывать такие книги? Все равно ни один вор ее не унесет, даже поднять не сможет.

– Традиция, – пожал плечами Леар и ядовито добавил, – так принято – хранить знания под замком.

Далара оставила книгу в покое и опустилась во второе кресло, напротив Леара:

– Твоя школа ничего бы не изменила, Леар.

В письмах они соблюдали этикет, наедине называли друг друга на «ты», как повелось с их знакомства двадцать с лишним лет назад, на празднике урожая в Суэрсене. Тогда Далара объяснила пятилетнему сыну герцога, что эльфы не едят людей. Она солгала. И она же рассказала Леару, что книги далеко не всегда содержат истину. А вот это было правдой.

– Но я бы попытался. А они лишили меня и этого.

– И зря. Так ты бы скорее избавился от иллюзий, – она сменила тему, – граф Эльвин скоро будет в Суреме.

– Да, он писал мне. И ты считаешь, что и он ничего не изменит, не так ли? Тогда почему бы ему не разрешить попытаться? Раз уж мне не позволили.

Далара развела руками:

– Он всего лишь собирается излечить черную потницу. Это вполне реально. А ты хотел изменить мир.

– Этот мир давно уже следует изменить, не так ли, дорогая моя госпожа? И если вам известно, каким способом мир изменить нельзя, быть может, вы так же знаете, как это все-таки можно совершить? – Леар не скрывал раздражения.

Этот разговор повторялся уже не первый раз, и Далара обычно уходила от ответа. Но не сегодня. Сегодня она сцепила пальцы в замок и, повернувшись к камину, глухо произнесла:

– Знаю, – и больше ни слова. Повисла тишина. Леар ждал, глядя, как в ее ногтях отражается пламя. Словно кто-то поджег ее тонкие пальцы.

Далара продолжала смотреть в огонь:

– Я задавала себе те же вопросы, Леар. И у меня были столетия, чтобы найти ответы. Невозможно изменить мир, солнце будет садиться на западе и подниматься на востоке, Луна отражать солнечный свет и вызывать приливы и отливы, а звезды – сверкать на небе. Но можно изменить человека, живущего в мире, – Леар слушал, не шевелясь. Эльфийка, кашлянув, отпила из кубка и продолжила, – Аред, создавая людей, вложил в них слишком много силы. Так много, что Семеро до сих пор не сумели вытеснить ее из людей, заменить своей, как поступили со всем остальным. Те, в ком этой силы было слишком много, погибли тысячи лет назад, мир отторгнул их. Остальные живут до сих пор, не зная, что обладают великим даром изменения.

– Так начинаются легенды, – негромко заметил Леар.

– Когда-нибудь это и станет легендой. А сейчас… все висит на волоске. И тебе решать, что будет дальше.

– Мне? Но это не моя сказка.

– Это не сказка, Леар. Вот уже двести лет, как в роду Аэллинов рождаются близнецы, связанные узами.

– Да, мне говорили, – заметил Леар, не сдержав усмешку.

– Первые близнецы были моими сыновьями, – Далара медленно роняла тяжелые слова, – я отдала их отцу, и больше никогда не видела. Он любил меня, я использовала его. Даже стала его женой. Я изменила вашу кровь и смешала ее со своей, эльфийской.

– Зачем? Зачем тебе были нужны эти узы? Почему… – он оборвал себя на полуслове.

– Почему твой брат умер, и ты остался половиной целого? Это тоже моя вина, но об этом после. Я хотела соединить два наших народа: изменчивость и неизменность, две крови, две магии, силу Семерых и силу Ареда, все в одном. Поколение за поколением накапливались нужные изменения, приближая меня к цели. Наш сын завершит цепочку.

Он будет независимым магом, способным брать силу повсюду, из любого источника, преображать ее, сливать в единое целое, отличное от своих частей. Семеро ничего не смогут сделать: даже если они окончательно изгонят силу Ареда из мира, это уже ничего не изменит. Он преобразит любой источник. Его потомки будут новыми людьми, свободными, сильными, для них не будет границ. Мир будет лежать в их ладонях, а потом… потом они выйдут к звездам, и научатся создавать свои миры.

Леар закрыл глаза: перед его мысленным взором промелькнули знакомые сны, сны, которые давно уже перестали сниться Хранителю: залитые светом стеклянные башни, люди, летящие по небу, металлические шпили, пронзающие облака, прозрачные шары, плавающие в воздухе. Для него сон навсегда останется всего лишь сном, но для детей его сына, быть может, станет единственной реальностью. И тут же его кнутом обожгло понимание:

– Ты использовала нас, нас всех. Моего отца и его сестру, Маэркона и Ильду, моего брата, меня, нас всех! Даже своих собственных детей! И хочешь, чтобы я сделал то же самое!

– Я не хотела причинять вам боль. Вернее, я не думала об этом. Для тебя узы оказались проклятьем, для других из твоего рода – благословением. Ни то, ни другое не было моей целью.

– Тебе было все равно, не так ли?

– Тогда да, но не теперь. Я ведь могла бы ничего не говорить тебе, – Далара встала и подошла к Леару, склонилась над ним так близко, что он почувствовал ее дыхание на своем лице, – могла просто взять то, что мне нужно. Ты бы никогда не узнал.

Леар смотрел ей в глаза:

– И что тебе помешало?

– Я не человек, Леар. И теперь я не знаю, могу ли я решать за всех вас. Кто дал мне право решать? Я всегда удивлялась вашим наместницам: сегодня – девчонка, всех забот – какое платье на бал выбрать, а на следующий день – правительница. В ее руках судьбы тысяч людей, которые и слышать про нее до сих пор не слышали. Никогда не понимала, почему вы соглашаетесь подчиняться тем, кого не выбирали, предоставляете другим решать за себя.

Леар с изумлением посмотрел на эльфийку – разговор принял неожиданный поворот:

– Но это же основа основ: мастера выбирают старейшин цехов, крестьяне выбирают, у кого арендовать землю, дворяне выбирают, кому принести вассальную клятву, Высокий Совет выбирает наместницу. Как крестьянин может решать, кому стать наместницей? Что он знает о том, как управлять государством, каким должен быть правитель, какие девушки подходят для этой роли? Каждому свое, этого устройства придерживаются во всех государствах, вы ведь тоже не выбираете своего короля.

– Эльфы – другие. Королевская кровь у нас избрана Творцом.

– То же самое говорят про себя правители Кавдна. Причем после очередного дворцового переворота Творец сразу же меняет свою точку зрения.

– У варваров некоторые племена выбирают вождя общим голосованием.

– Верно. Именно поэтому они до сих пор варвары.

Далара отошла от его кресла и принялась ходить по комнате, заложив руки за спину:

– Для тебя все просто, не так ли? Если может выбрать, значит, имеет право. Но это право сильнейшего!

– Все в мире определяется этим правом. Так уж устроен человек, и этого не изменить никакой магией. Ты приняла решение, и у тебя была возможность это решение осуществить. Это и есть твое право.

– Значит, я правильно сделала, что использовала твой род? Что же ты так возмущался минуту назад? Если я сильнее – смирись!

Леар одним рывком оказался возле нее и схватил эльфийку за руку, сильно сжав кисть:

– Ты не сильнее меня, Далара! – Он продолжал сжимать ее пальцы, – и мне решать.

– Пусти, – прошептала она, – мне больно.

Хранитель отступил, опомнившись. Волна ярости неохотно улеглась. Осознание ледяной иглой пронзило висок: «В тот раз было точно так же. Чанг не лгал. Я убил ту девушку». Он судорожно сглотнул: