Джемиус поджал губы и задумался. Теперь он выглядел утомленным.

– Ну, скажем, через десять дней в Данлоне. Вас устроит?

– Вполне.

– Там же, я сообщу вам, когда смогу организовать вашу встречу с пленным герцогом. А теперь я хотел бы услышать от вас имена…

– Вы слишком быстро согласились на мои условия, барон, и это наводит меня на определенные размышления… К тому же, какие гарантии я могу получить?

– Гарантии… Моего слова вам не достаточно? Да и перед тем, как предпринять какие-либо шаги, выполняя ваши условия, мне необходимо будет проверить правдивость той информации, которой вы готовы обменятся…

Аттон подпер голову кулаком и посмотрел на барона.

– Мне ничего не стоит произнести эти имена. Меня действительно ничего не сдерживает, и мне плевать на банкиров, их прислужников и все эту армию голодранцев. Но мне нужна плата и гарантии того, что я ее получу. Гарантий, как я понял, вы мне предоставить не можете, и мне придется положиться лишь на ваше слово. Пожалуй, я пойду на риск. – Аттон улыбнулся и добавил, – но если вы меня обманете, барон, то ни одна разведка, ни одна армия и даже все сыновья Забринской Семерки не спасут вас от смерти.

Москит довольно крякнул и рассмеялся.

– Вот это, мой дорогой барон, истинная сущность Сорлеев. Они были и остаются честными людьми, хоть и беспощадными убийцами…

Джемиус покосился на воина, и устало проговорил:

– Я знаю цену вашим словам, господин Сорлей. Через десять дней вы получите звезду. Теперь я хочу услышать имена…

Аттон вздохнул и заговорил, глядя прямо перед собой.

– Имена… Хм… Ну да, имена. Во главе Вивленского Круга стоит граф Нарсинг, церемонмейстер имперского двора… По видимому, именно он сейчас контролирует всех людей Круга и банкиров в том числе. При Торке, через Нарсинга проходили основные сделки, и всю информацию о состоянии Империи Круг получал от него. При Нарсинге есть еще один человек, маркиз Анхель, молодой вельможа, ваших лет, барон, младший сын генерала Коррона. Анхель – глаза и уши старого графа, помимо этого он контролирует боевые отряды Круга в Вивлене и в случае опасности для Круга, должен саботировать все службы, особо – армию и жандармерию. Есть еще несколько человек, занимающих менее значительные посты, а также всякая мелюзга, вроде поваров, лакеев…

Джемиус спокойно дослушал и проговорил усталым голосом:

– Граф Нарсинг значит… И молодой Коррон… Бедный генерал… Его счастье, что он не дожил до такого позора. Как случилось, что такие вельможи оказались в лапах у слепого?

– Увы… Меня никто не посвящал в подробности. Об этом вам мог бы рассказать старый добрый Канна, но я его убил. – Аттон улыбнулся. – А в целом – все просто, барон… Деньги и власть. Я сомневаюсь, что вы станете копаться в их прошлом, мучительно искать трагические ошибки и перевоспитывать предателей. Вы воспользуетесь этой информацией, чтобы добраться до денег Троев, а затем протащите оленями старого графа, вместе с молодым ублюдком, по главной площади Вивлена… Туда им и дорога. Теперь вы получили то, что хотели. Надеюсь, что через десять дней, и я получу причитающиеся. А теперь, я хотел бы откланяться.

Аттон встал, кивнул своим собеседникам и быстрыми шагами покинул корчму. Некоторое время после его ухода барон и Москит провели в молчании. Наконец, барон, не поворачивая лица, сказал тихим бесцветным голосом:

– Этот человек изрядно пугает меня, Патта… Он гораздо опаснее, чем я думал. Он намного быстрее и смертоноснее своего отца. И то, что он просит, ни в коем случае не должно попасть к нему в руки.

Москит молча кивнул. Барон также тихо продолжил:

– Нам придется пойти на это, Патта. Я получил, то что хотел, и теперь не могу позволить, чтобы по землям Лаоры разгуливал один из Сорлеев. Мы не можем рисковать своими людьми, а потому – найди бантуйских ловцов. Это будет самая опасная охота в их карьере… И найди мне Таэль. Сколько можно бродить по лесам…

Генерал Эдвард Селин, граф Бисток, хмуря недовольное лицо, быстро поднялся по широкой лестнице, ведущей в южное крыло замка Вивлен и остановился у дверей, за которыми располагались покои королевы. Из тысяч прекрасных комнат замка Вивлен королеве Шелоне выделили самые лучшие – несколько просторных залов, примыкающих непосредственно к покоям императора, и имеющим свой собственный выход в зимний сад дворца. Эти апартаменты принадлежали ранее покойной матери Конрада, императрице Веронике, герцогине Рифлера, графине Армельтии. Вероника, скромная и добрая женщина, любимица двора, после тяжелых родов как-то быстро угасла, теряя жизненные силы буквально по часам, и едва юному Конраду исполнился месяц, как она отправилась к ногам Иллара. Старый император, человек безрассудный и безвольный, после смерти жены, ударился во все тяжкие, и оставив сына на попечение генералу Коррону, а империю на попечение Россенброка, проводил свое время с имперскими егерями в безудержном пьянстве, и закончил свою жизнь захлебнувшись собственной блевотиной, отмечая очередную удачную охоту.

Перед дверью генерала встретил караул – четверо лучших гвардейцев Краста. Рыцари почтительно склонили головы в приветствии. Одни из них, в чине арион-майора, сделал шаг вперед и доложил:

– Господин генерал! Королева в своих покоях. С ней младенец Николай, старуха и новая служанка, госпожа Виктория. А также, господин Долла. Прикажете доложить о вашем визите?

Селин выслушал рапорт и отрицательно покачал головой.

– Не надо, майор. Я не собираюсь беспокоить королеву. Сообщите госпоже Виктории, что я желаю видеть ее у себя в кабинете, как только это ей позволит королева. А сейчас, я хотел бы побеседовать с господином Долой.

Рыцарь четко развернулся и скрылся в дверях. Селин отошел к балюстраде, облокотился о мраморные поручни, и глядя на стенную роспись, задумался.

Рано утром во дворце объявился сам архиепископ Новерганский Гумбольдт. Священник прибыл верхом, в страшной спешке и пребывал в жутком настроении. Он ругался как эркуланский сапожник, богохульствовал и раздавал пинки прислуге. Селин, до этого не встречавшийся архиепископом лицом к лицу, тем не менее был наслышан о тяжелом характере Гумбольдта, но такое поведение старого священника его немного озадачило. Вскоре причина все этого стала известна – на архиепископа напали, и не кто-нибудь, а Истребители Зла, и это означало только одно – раскол в рядах церкви, столько лет тянувшийся тонкой трещинкой в одночасье превратился в бездонную пропасть, которую не перепрыгнуть, и возможно, что и не перелететь. Архиепископа тут же принял сам Император, они беседовали достаточно долго, и за это время Селин постарался как можно подробнее опросить монахов, сопровождавших Гумбольдта на пути из Новергана в Рифлер. Информация, которую ему поведали монахи, не оставляла времени на длительные размышления, и он тут же приступил к действиям. Его люди по всему Вивлену взяли под стражу открытые и тайные убежища инквизиции. Гвардия полковника Краста была поднята по тревоге и окружила императорский дворец, а в город вошел расквартированный рядом арион "Непобедимых". Сам Селин лично посетил неприметное серое здание на краю Мучного Квартала и побеседовал с женщиной по имени Молли, более известную всему Вивлену как Большая Ма или Дочь Мантикоры.

Раскрашенная, как бантуйский лесной шпион, толстуха поведала ему о том, кто заплатил Тихому Дому за защиту архиепископа Новерганского. То, что он услышал, лишь укрепило его самые серьезные подозрения, и по возвращению в замок, он не переставал думать о предстоящем сражении, и какую роль в этой битве можно будет отвести этой странной Виктории, милой женщине, торговке цветами, снабжающей городских красоток омолаживающими кремами, расчленяющей трупы, заказывающей охрану самому архиепископу, и лечащей самую могущественную правительницу Лаоры.

Сзади послышалось хриплое покашливание. Селин повернулся, но вопреки ожиданиям увидел вовсе не Доллу. Перед ним стоял, тяжело опираясь на толстую трость, очень высокий сутулый старик в черном кожаном мундире. Морщинистая кожа его длинного лица отдавала болезненной желтизной, а под неприятными колючими глазками набрякли темные мешки. Старик двинул длинным костистым носом и сипло пробурчал: