– Всей?

– Нет, что вы… Нужен лекарь для одной очень важной госпожи, от состояния здоровья которой зависит, в какую сторону будут повернуты копья имперских арионов в ближайшие годы. – Селин закончил, и поглаживая усы уставился на Викторию.

Виктория напряглась всем телом, и медленно выдохнув через нос, осторожно спросила:

– Возможно, речь идет о здоровье будущей императрицы?

– Да.

– Это связано с осложнениями проходящей беременности?

– Да.

– А если я откажусь?

Селин некоторое время молчал, затем низко опустил голову и глядя из-под черных бровей в глаза Виктории, негромко проговорил:

– А у вас всего два выхода, госпожа Виктория. Либо вы выходите вместе со мной через вон ту дверь и приступаете к лечению королевы, либо вы через дверь за вашей спиной спускаетесь вниз, на продолжительную экскурсию по закромам Картавого Дорино. Никаких других вариантов не будет.

Виктория спокойно выдержала взгляд генерала и без раздумий ответила:

– Я согласна. Я имею некоторый опыт в подобных ситуациях, и мне уже приходилось следить за беременными. Думаю, я справлюсь. Со своей стороны, в обмен на мою любезность, я хотела бы кое о чем вас попросить, генерал…

– Оставьте это, госпожа Пита! Я не торгуюсь. Вам заплатят сполна, можете не сомневаться. Кроме этого, у вас есть все шансы стать главным придворным лекарем при императоре Конраде.

– Я имею в виду другое. Некоторые личные услуги…

Селин поморщился и проговорил:

– Что еще?

– Мне необходим Анджей Гларум, по прозвищу "Соленый Боб"… Живой, и…

Селин не дал ей договорить.

– А зачем вам этот мошенник? Он бесполезен, а к тому же, он уже предал вас. Если это как-то связано с предводителем Истребителей Зла…

– Епископ Коррада должен умереть…

– Здесь я не стану с вами спорить. Но вряд ли Гларум поможет вам нанять достаточно ловких убийц, которые могли бы справится такой задачей. Это не под силу даже имперской разведке…

– Мне нужен сам Гларум, точнее – его кровь…

Селин недоумевающее глядя на Викторию, пожевал губами и спросил:

– Кровь? Я не понимаю…

Виктория встряхнула волосами и жестко улыбнулась. Когда она заговорила, лицо ее сделалось злым и неприятным.

– Кровь Гларума – это самый ужасный яд в этом мире, генерал. Когда-то давно, в одной из южных провинций Гларум заразился странной и страшной болезнью. Он должен был умереть много лет назад, но почему-то не умер. Точнее, он умирает – ежедневно, ежечасно, но каким-то непостижимым образом его изуродованное тело находит способ победить болезнь. То, что содержится в его крови убивает сильного молодого человека за полдня. При этом, человек умирает в ужасных мучениях, таких, каким бы позавидовал сам Барон-Погонщик.

– Тогда Соленый Боб смертельно опасен для всех…

– Нет, генерал. Опасна его кровь. Она нужна мне, чтобы расправиться с Коррадой. Чтобы проклятый палач умер в страшных мучениях. – Виктория закончила, ее прямые черные волосы разметались по плечам, а глаза сверкали неестественным блеском.

Селин понимающе улыбнулся, думая о чем-то своем. Между ними повисла напряженная тишина. Наконец, генерал выпрямился и глядя на Викторию уверенно произнес:

– Я все обдумаю и приму решение, госпожа Виктория. Возможно, что и в этом вопросе мы придем к согласию. А теперь, – он сделал широкий жест, – прошу за мной.

Виктория встала, кутаясь в плащик, шагнула к двери и остановилась. Генерал обернулся и недовольно пробурчал:

– Ну что еще?

Виктория, опустив глаза провела пальцем по столешнице и тихо произнесла:

– Необходимо, чтобы кто-то позаботился о моей торговле… Ваша жена должна получить завтра свои тюльпаны…

Генерал закатил глаза к потолку и устало пробормотал:

– Торговля… Цветы… Джайллар, чем мне еще придется заниматься в этой Империи?

Аттон, положив руку на меч, осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Не почувствовав опасности, он пригнул голову и прошел в зал, заставленный почерневшими от времени столами и лавками. Он не ощутил столь обычного для подобных заведений запаха перебродившего ячменя и прогорклого жира, наоборот – в зале царил густой запах специй и свежей рыбы. За низкой стойкой, опасливо косясь в его сторону, возился с кувшинами худой старик в кожаном переднике, перед самой стойкой попирая внушительным брюхом стол, расположился рослый бородатый воин в полном доспехе. Воин, подергивая себя за длинную рыжую косицу, что-то внимательно разглядывал на своей ладони. Других посетителей в зале не было. Аттон убрал руку с меча, прошел к стойке и опустился на лавку перед бородачом.

Воин, не глядя на Аттона, что-то пробурчал себе под нос и продолжил разглядывать свою ладонь. Аттон немного посидел, поглядывая по сторонам, затем обратился к хозяину:

– Эй, старик, принеси мне воды.

Старик за стойкой вздрогнул, испугано глянул на бородача, и нервно дергая щекой, едва слышно переспросил:

– Господин пожелал воды?

Аттон положил руки на стол и кивнул.

– Да, джайллар, простой воды… Ты ведь знаешь, что такое вода? И чем она отличается от пива? И поторопись…

Старик, судорожно дергая головой, бросился на кухню. Воин глянул на Аттона из-под бровей, довольно улыбнулся и протянул к нему руку. На широкой, как лопата, мозолистой ладони лежала горка зеленоватых бочкообразных семян.

– Вот, смотри. Это семена форелнского остролиста… Очень редкое растение, да… Купил, понимаешь, целый мешочек у бантуйцев… Двадцать монет отдал. Как ты думаешь, примутся? – Бородач говорил с едва уловимым западным акцентом.

Аттон пожал плечами и посмотрел в потолок.

– Я не силен в земледелии.

Бородач с нежностью посмотрел на семена, затем вытащил откуда-то плотный полотняный мешочек и аккуратно ссыпал семена внутрь.

– А я вот люблю в земле ковыряться… Так и мечтаю, как приеду в свой маленький садик и запущу вот эти самые ладони в жирную землю… Наберу полные горсти, и сразу мне станет хорошо. – Бородач вздохнул и печально посмотрел на свои руки.

Аттон, глядя на воина, задумчиво погладил густую щетину на подбородке. К столу шаркающей походкой приблизился хозяин. Он поставил перед Аттоном кувшин и глиняную кружку и поспешно удалился. Бородач притянул к себе кувшин, провел носом над горлышком, поморщился и отодвинул.

– Ты действительно пьешь простую воду?

Аттон придвинул кувшин обратно, налил воды в кружку и сделал глоток.

– Почему бы и нет?

Бородач пожал широкими плечами.

– Ну и Иллар с тобою, пей… Ты ведь Птица-Лезвие, сын Могильщика, не так ли?

Аттон поставил кружку на стол, утвердительно кивнул и спросил:

– А ты, наверное, Патта Москит, сын Семерки?

– Так мы получается знакомы? – Бородач весело улыбнулся. – Твой отец убил моего отца, между прочим… – Быстро добавил он и продолжил, – Хотя это дела давно минувших дней, и никакого зла я на Сорлеев не держу. И к слову сказать, мой старик был страшной скотиной, и вполне заслуживал такой смерти.

Аттон опять молча кивнул. Почему-то он был уверен в том, что сыновья Забринской Семерки были не в восторге от своего предка. Бородач сложил руки на животе, и добродушно усмехаясь, продолжил:

– Твой отец был великим воином. Непобедимым. Лишь проклятым монахам удалось управиться с ним, и то, подозреваю, что без обмана здесь не обошлось… Ты, Птица-Лезвие, надо отдать тебе должное, тоже великий мастер. Я своими глазами видел, как ты расправился с Крэем. С Чудовищем Крэем, убившем шестерых имперских рыцарей обломком кинжала. Он производил впечатление, должен сказать. Когда Крэй бросил в тебя копье, признаюсь, волосы встали дыбом у меня на заднице… – Москит расхохотался, похлопывая себя ладонями по животу.

– Я скажу, что сыновья Семерки тоже не мальчики в этом деле… – Аттон допил воду и раздраженно усмехнулся. Он почувствовал опасность. За добродушным смехом Москита скрывалась что-то совсем иное, Аттон ничего не понимал в происходящем, и от этого ему было тревожно и неуютно.