– Джина?
Девушка опустила голову и темные густые локоны сразу скрыли ее лицо. Госпожа Виктория снова посмотрела на Альфи и процедила сквозь зубы:
– Пошел вон, Заноза.
Альфи почувствовал, что колени подводят его. В мыслях опять пронеслось видение Дочери Мантикоры, с огромной окровавленной секирой в руках. Он схватил себя за волосы, рухнул на пол и запричитал:
– Госпожа! Помоги нам, добрая госпожа! Он умирает, он истекает кровью. Я не уберег его, и Большая Ма мне этого не простит… Спаси его, госпожа, умоляю!
Виктория сделала быстрый жест, и Джина, сорвавшись с места, одним движением закрыла входную дверь и тут же исчезла в глубине лавки.
– Заткнись, Заноза.
Альфи замолчал и умоляюще посмотрел на хозяйку снизу вверх слезящимися глазами. Виктория прошлась вдоль полок, рассматривая цветы.
– Я предупреждала, чтобы не один из вас не появлялся на площади Милосердия?
– Да, госпожа!
– Тебя прислала Ма?
– Нет, госпожа…
– Значит, ты сам нарушил договор, который я заключила с Тихим Домом. Ты знаешь, какое наказание тебя ждет?
Заноза кивнул.
– Тем не менее, ты приперся сюда. Ну и кто на этот раз?
Альфи дернул себя за волосы и прошептал:
– Руми…
Виктория замерла и вопросительно подняла дивные черные брови.
– Вот как? Тогда мне понятна твоя поспешность. Что же на это раз случилось с маленьким прыщавым недоноском?
Альфи замялся, часто заморгал и засопел носом.
– Тяжелое копье. Его пробили здесь, – Он ткнул себя пальцем под наплечную пластину.
– Тяжелое копье, говоришь? Если я что-то понимая в копьях, то засранец должен быть уже мертв. Или он уже мертв?
Альфи в ужасе закатил глаза и вновь заскулил:
– Он жив, госпожа. Жив, клянусь тебе. С ним Малена и другие. Они будут поить его и перевязывать. Мы дали ему немного имры. И это моя вина, моя… Пожалуйста, спаси его, или она отправит меня в яму с гурпанами. Умоляю…
Виктория замерла с цветком в руках. Некоторое время она неподвижно стояла, глядя на цветок, и Альфи показалось, что она готова отказать ему в просьбе, и он уже с трудом сдерживал рыдание. Наконец, хозяйка бережно положила цветок обратно в вазу и повернулась к Альфи.
– Имры дали, говоришь… Быстро учитесь. Хорошо, я постараюсь ему помочь. Надеюсь, он протянет еще одну службу. – Виктория мягким жестом закинула назад черные полы длинного платья необычного покроя. – Поспеши… Его надо доставить в мой старый речной дом. Охрана будет уже в курсе, я пошлю кота. Думаю, что Большая Ма и Тихий Дом должны знать о случившемся. Тем более, кто еще способен оплатить мой труд… Ты ведь не способен?
Альфи вскочил. По его лицу побежали слезы благодарности.
– Я отдам тебе все свои камни, госпожа!
Виктория бесстрастно улыбнулась и указала на дверь.
– Шлюхам отдашь свои стекляшки… Мне нужна другая плата …
Глава 12
Свет. Свет то появлялся, то вновь пропадал, и тогда ему казалось, что кошмар возвращается. В те короткие мгновенья, когда свет исчезал, перед ним тут же возникало темное пятно, и оттуда, из самой глубины на него смотрели круглые красные глаза без зрачков.
Солнце. Горячо. Это избавление. Он потянулся к свету, выбираясь из вязких объятий кошмара, и открыл глаза.
Свет падал из кривого оконца где-то под потолком. За окном, то скрывая солнце, то вновь пропуская его теплые лучи внутрь хижины, покачивалась зеленая ветвь. Он уже видел это окно. Этот низкий, в трещинах, потолок.
"Ах да…"
Шум. Шум состоял из множества голосов. Хриплых, взвизгивающих, спокойных властных, равнодушных, разных. И еще – звон оружия, ветер, рев скотины, прибой…
Он уже слышал эти звуки.
Почему-то он не чувствовал ног. Он попытался пошевелить ступнями и ничего не почувствовал. Но ведь он ходил… Вчера. Или позавчера. И даже бежал.
Нет, бежал он во сне. В кошмаре. Он бежал, но не мог скрыться.
"Надо встать и проверить…"
Лежать неподвижно было опасно. Кошмар мог вернуться, а каждый миг этого кошмара хуже, чем ноющая в боль несгибающейся в спине, хуже, чем любая пытка.
Он с трудом поднял голову, нашарил рукой посох и навалившись всем весом на палку попробовал сесть. Ему удалось. Ноги были на месте, хоть он и не чувствовал их. С трудом поворачивая затекшую шею он осмотрелся. Его ложе, из набитых соломой тюков покрывали темные пятна.
"Первый раз вижу собственную кровь. Эти пятна отвратительны… Интересно, сколько крови я потерял?"
Грудь и голову стягивала тугая повязка. Кто и как перевязал его, он не помнил.
– Святой отец! Святой отец, вы очнулись?
"Мальчик. Я помню тебя, мальчик. Ты нашел меня, ты помогал мне ходить, ты замечательный мальчик. И твой отец тоже замечательный. Вы все замечательные люди и не представляете, кого вы выходили…"
Красные глаза. Они смотрят из темного угла, и снова возникает ощущение, что на плечи ложатся черные лапы с длинными кривыми когтями. Нестерпимо горячие…
Да нет, это просто раковины. Красивые раковины. Наверное, мальчик нырял за ними в прозрачную холодную воду.
– Он очнулся! Помогите ему встать!
"Да, помогите мне встать, или я опять провалюсь в бездну, туда где меня ждет демон…"
Тела вокруг. Они пахнут приятно, морем и травой. Даже навозом. И протухшими раковинами. Это приятно. Гораздо приятнее, чем запах влажного камня.
– Святой отец, надо идти! Очень надо! Бантуйские разбойники собирают всех мужчин на площади. Кто не явится – того сразу же бросят на галеры… Вставайте, святой отец…
"Конечно я встану. Не потому, что боюсь попасть на галеру, да и кто меня туда поведет, калеку? Меня убьют, сразу, на месте. Равнодушный загорелый пират взмахнет саблей – и вот я мертв, навсегда… Но я встану не поэтому… Вовсе нет. Я встану, потому что стоя я не засну. Я не засну и не увижу красных глаз. Я буду стоять вечно, как блаженный Дика, стоять во имя искупления грехов, больших и малых… Господь мой, Иллар, огради меня дланью и поведи без сна и боли дорогами ровными…"
Глава 13
– Искусство врачевания – велика вещь, не правда ли, моя дорогая… Ты знаешь как кость срастается с мясом и где к ней крепятся хрящи. Как горячее сердце перекачивает темную кровь, и весь прочий ливер превращает вкусную пищу в дерьмо… Ты могла быть врачевать великих вельмож, девочка моя…
Огромная женщина с неприятным грубым лицом восседала в старом кресле и смотрела, как Виктория, меняя инструменты, возится над вскрытой грудной клеткой раненого. Лежащий на каменном постаменте парнишка уже не стонал, лишь иногда издавал протяжный клокочущий звук. Настойка имры изменила его лицо – оно распухло и посинело, крупные прыщи стали почти черными.
Виктория, не обращая внимание, на монстроподобную женщину в кресле, аккуратно извлекала обломки ребер, пережимала сосуды и удаляла кровавые сгустки.
– Женщина-врач… Подумать такое… Не шлюха с портовой площади, не рыночная торговка и не зажравшаяся цыпа из предместья, мечтающая о импотенте-маркизе с мешком золота… Ви, моя девочка, ты сослужила великую службу Тихому Дому, ты настоящий лекарь, не то, что все эти заумные свиньи из Маэнны, каждый из которых лечит лишь прижиганием и кровопусканием…
Виктория вытерла руки специальным полотенцем и глянула через плечо на женщину в кресле.
– Молли… Помолчи немного, пожалуйста. Или я нечаянно отрежу твоему сыну что-нибудь этакое, что напрочь лишить тебя мечты о внуках…
Женщина в кресле расхохоталась. Звучало это так, словно за низким окном промаршировал взвод латников в полном боевом облачении, при этом чудовищная грудь ее под тонкой кольчугой заколыхалась, как будто внутри этих шаров прыгало целое стадо бескрылых тушканчиков.
– Внуки, скажешь тоже… Маленький ублюдок не способен даже в кулак сгонять по-доброму, по-мужски, не то что присунуть какой-нибудь девке. Только хвастовство, да бравада. Такая уж нынче молодежь пошла бестолковая. Из-за этого и валяется сейчас на столе перед тобой, как падаль. – Женщина длинно сплюнула на пол и надолго приложилась к внушительному кувшину с пивом.
