— Думаю, в самый раз.

Она вела себя так, словно проводника не было рядом, а тот воспринимал все как должное. Максим протянул купюры дядьке и сказал:

— Большое спасибо.

Дядька отвесил неловкий поклон, взял деньги и, пятясь задом, вышел из купе, снова с подчеркнутой аккуратностью закрыв за собой дверь. Девчонка задумчиво посмотрела на зеркало и пробормотала:

— Душно, а дверь держать открытой неохота. Будут тут всякие заглядывать…

— Откроем окно? — предложил Максим.

— Давай, — кивнула Лиза. — Сквозняка не боишься?

— Вроде бы нет, — ответил он, вставая. А что еще он мог ответить? Он ведь и в самом деле не знал, боится ли сквозняка. Он ничего о себе не знал. Даже своего имени…

Он опустил оконную раму сантиметров на пятнадцать, и в купе ворвался теплый ветер, пахнувший железной дорогой и полями, мимо которых мчался неугомонный поезд. Максим подумал, что каждый из запахов, как и каждый из людей, тоже имеет свое наименование… впрочем, и вообще все вещи обладают именами… вот только откуда и как возникают эти имена? И есть ли в них смысл?

— Можем ли мы воспринять предмет, не имеющий имени? — сказал он, с треском разрывая голубой пакетик и высыпая в стакан белый искристый сахар. Чай выглядел безупречным, его цвет и аромат сливались в единое целое… но что-то в нем все же показалось ему неприятным, ненужным, неправильным…

Лиза, в очередной раз смахнув с глаз черную путаницу волос, давным-давно ускользнувших из объятий атласной ленты, посмотрела на него внимательно и почему-то строго, но промолчала. Решив, что она не расположена разговаривать, Максим принялся за чай и пирожные, глядя в окно и продолжая думать об именах. Если я не знаю, как называется вещь, соображал он, могу ли я понять, каково ее назначение? Я познаю вещь саму по себе — или через ее наименование? Если я вижу нечто пузатое, красное, расписное… мне говорят: это — чайник. Но я не знаю, что такое чайник… что такое чай… что в таком случае дает мне знание имени? Мне понадобятся разъяснения… Ч-черт, вдруг рассердился он, я просто вообще все на свете познаю через слова! Одно слово тянет за собой другое, объясняющее смысл первого, и так — без конца… но можно ли понять вещь, не используя слов? Можно ли понять то, что никак не названо?

— Ты думаешь об именах, — обвиняющим тоном произнесла Лиза.

— Да, — признался он, поставив стакан на тарелочку и чувствуя себя так, словно девчонка была высшим и последним судьей в его жизни, и он обязан был отвечать ей со всей искренностью, на какую только способно его сознание. — Думаю об именах. Почему мы познаем мир через имена вещей, населяющих его? Почему мы не можем познать мир сам по себе?

— Отчего же не можем? — словно бы удивилась девчонка. — Можем. Только это будет другое познание…

— Другое?

— Ну да, — кивнула Лиза, запихивая в рот маленькое пирожное — целиком, не мучаясь проблемой разделения его на части. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы привести себя в состояние готовности к членораздельной речи. — Если отстраниться от собственного тела, очистить ум от всего, что на него налипло, — ты увидишь реальность как она есть, и слова уже больше никогда тебе не понадобятся.

Он задумался над предложенной ему любопытной формулировкой — «очистить ум», но не успел до конца осмыслить ее содержание, как перед его глазами снова вспыхнула обжигающая картина чужих воспоминаний — и он вскрикнул от неожиданности… и от боли.

…в тарелку, стоявшую перед ним, упал маленький темно-синий камень, но откуда он мог прилететь, он не понял. От камня пыхнуло тьмой, ненавистью и острой вонью, и его тело скрючилось, словно прямо в центр его плоского смуглого живота вонзилось огромное зазубренное копье… он еще слышал визгливые крики и топот обутых в кожаные сандалии ног, но уже уходил от всего этого, все отдаляясь и отдаляясь, и его уже не интересовало оставленное внизу и сзади… ведь впереди сияла манящая точка света…

Максим встряхнул головой и открыл сами собой зажмурившиеся глаза. И наткнулся на встревоженный взгляд Лизы.

— Тебе плохо? — осторожно спросила она.

Максим не спеша обдумал этот вопрос. Каково ему? Вот прямо сейчас — вроде бы нормально. Нигде ничего не болит, голова не кружится, тошноты не наблюдается… живехонек, одним словом. И здоровехонек. А то, что было пару секунд назад, в счет не идет. Это были чужие ощущения. И на его собственном теле они никак не отразились, не оставили ни малейшего следа. Он ответил:

— Нет, ничего. Все в порядке.

— Ты снова вспомнил что-то чужое, — уверенно сказала девчонка, и он в очередной раз поразился способности этой малявки проникать в то, во что и куда более зрелые люди редко проникают, — в мысли и чувства другого человека… впрочем, тут же решил он, дело наверняка не в зрелости. Скорее наоборот. Зрелость аналитична, и именно это свойство мешает ей воспринимать все непосредственно и без ненужных домыслов.

— Похоже, и в самом деле так, — согласно кивнул он, протягивая руку к стакану с чаем. У него пересохло в горле. Но стакан оказался пуст. Он и не помнил, что успел выпить все до дна… Лиза поспешно схватила маленький красный чайник, плеснула в пустой стакан заварки, добавила воды из чайника побольше… и все это она делала, не спуская глаз с лица Максима. Он ощущал пытливый вопрос, рвущийся наружу из ума девчонки, но твердо решил не рассказывать о сути своих видений. Почему — он не знал. Но чувствовал: не нужно. Нельзя.

— Ты говорила о реальности как она есть, — сказал он, избавившись наконец от тяжелой и резкой сухости во рту. — Какова она? Ты ее видела?

— Нет, что ты, — мягко и застенчиво улыбнулась Лиза. — Впрочем, не могу исключить того, что в какой-то из прошлых жизней такое со мной случалось. А сейчас я просто знаю, что это возможно. Если очистить ум.

— Но как это сделать? И от чего нужно его очищать? — Вдруг ему на долю мгновения показалось, что он знает ответ… но тут же выяснилось, что это не так.

— От чего очищать? Ну, неужели ты не понимаешь? — удивилась девчонка. — Мы ведь битком набиты всяким мысленным хламом и дурными чувствами… эмоциями. Ведь правда?

— Ну… пожалуй, правда.

Он совершенно не знал, чем набит его ум. Вот прямо сейчас явно ничем. Ни особо отчетливых мыслей, ни эмоций. Отупение и ожидание. Впрочем… как раз перед тем, как его шарахнуло по мозгам чужими воспоминаниями, Лиза говорила о том, что нужно отстраниться от тела… и именно это он и вспомнил. Отстранился на всю катушку. Но разве может быть связь между случайными словами девчонки-попутчицы и тем, что происходило в нем, в его потоке сознания? Но… разве не все взаимосвязано во всех мирах?… Максим решил, что об этом следует подумать позже.

— А если мы полностью очистим свой ум от засоряющей его грязи — мы получим абсолютный поток сознания. Изначальный. Понимаешь? В нем нет ничего дурного, он способен к безграничному познанию, потому что исчезли все помехи…

Лиза умолкла, собираясь с мыслями для дальнейших предположений, а он терпеливо ждал, прикидывая, какую умственную работу должна была проделать эта пигалица, чтобы обрести способность рассуждать на подобные темы… и в итоге ужаснулся, поняв, насколько одинока эта черноволосая тоненькая девочка.

Наконец Лиза снова заговорила:

— Ты должен понять… я чувствую, ты можешь это понять… в тебе есть что-то такое… ну, такое же, как во мне. Очищать ум — невероятно интересное занятие, уж поверь! Ты постоянно заглядываешь в себя — и видишь столько всяких гадостей, что просто волосы дыбом становятся! Ты попробуй, копни… и гнев, и зависть, и черт знает что еще! И все это рвется наружу…

Тут он не выдержал.

— Но, Лиза, если постоянно подавлять свои чувства…

— Нет! Не подавлять! — яростно вскрикнула девчонка, и он изумленно уставился на нее, не понимая, в чем дело. — Ох… — тут же опомнилась Лиза и жалобным детским тоном сказала: — Вот видишь? Видишь, как оно?… А из-за чего? Попробуй-ка найти причину!