Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Ну, пожалуй, хватит. Спасибо.

— Не за что, — благодушно ответил дядька. — Это она любит. Она свою красоту ценит. К тому же не бесплатно ведь…

Дверь почты бесшумно распахнулась, по ступенькам сбежала Лиза-дубль с пачкой газет под мышкой, и тут же весело закричала:

— Ба, кого я вижу! Коля, милый, как твоя красотка поживает?

— Хорошо поживает, спасибо, — с достоинством ответил абориген, и тут же догадливо перевел взгляд на Максима. — А это, значит, ваш знакомый будет?

— Да, он у бабули поселился. Дай-ка ее мне, я по ней соскучилась!

Сунув газеты ошеломленному Максиму, Елизавета Вторая подошла к аборигену Коле и потянула к себе змею, снова безжизненно повисшую на его шее. Змея никак не отреагировала на прикосновение чужих рук (впрочем, почему чужих?), она лишь снова открыла ледяные глаза. Но змеиный взгляд устремился не к Лизе-дубль и не к хозяину, а к Максиму. Максим воспринял это как намек и схватился за фотоаппарат, уронив газеты. Газеты с шорохом отлетели к газону, распластались по асфальту и замерли.

Лиза— дубль перекинула толстое змеиное тело через свое худенькое плечо, сочтя, видимо, хвост рептилии недостойным внимания, и, бережно обхватив гадину обеими ладонями под плоской головой, повернула змею носом к себе.

— Ну, как дела, красотка? Не обижает тебя Коля?

Змея выбросила из пасти тонкий раздвоенный язык и коснулась им щеки девушки. Лиза-дубль хихикнула.

— Щекотно, глупая! Давай потанцуем, а? Хочешь?

Видимо, змея ответила согласием, хотя Максим и не понял, в чем конкретно оно выразилось, — потому что Елизавета Вторая начала тихонько напевать ту самую «Солнечную песню», которой разбудила постояльца. Змея насторожилась, подняла голову… а потом плавно выскользнула из рук Елизаветы Второй и очутилась на асфальте. Лиза-дубль присела рядом с ней на корточки, продолжая напевать. Максим, ловя змею в видоискатель, удивленно подумал, что песенка уж очень бодрая и живая… ему-то казалось, что для змеиного танца необходимо что-то медленное, тягучее… Однако у змеи было свое мнение на этот счет. Она ловила ритм песни и выделывала такие антраша, что Максим совершенно утратил чувство реальности, снимая кадр за кадром. Змея то взмывала в воздух, то сворачивалась в запутанный узел на асфальте, то вдруг оборачивалась вокруг напевающей Елизаветы Второй, скользя по плечам, спине, ногам девушки… Но вот пленка кончилась — и в то же мгновение змея замерла, словно не желая тратить силы понапрасну.

Лиза— дубль погладила рептилию и пропела:

— Коля-Коля, ты хороший, подарю тебе калоши… и денежку за съемку.

— В калошах мы не нуждаемся, спасибо, — вежливо и слегка отстраненно сказал абориген, наклоняясь и поднимая снова впавшую в летаргию змею, — а за съемку нам уже заплатили. Ваш знакомый проявил щедрость, за что мы ему признательны.

— Эй, когда это ты успел? — удивилась Елизавета Вторая.

— Я его снял со змеей, пока ты на почте была, — пояснил Максим, приседая и собирая газеты.

— Ну и хорошо. Спасибо, Коля. Пока!

Абориген молча поклонился и отправился прямиком через площадь.

— Он как будто тебя немного побаивается, — заметил Максим, проводив аборигена взглядом.

— И не только он, — спокойно откликнулась Елизавета Вторая.

— Но почему? — Он задал этот вопрос, уже ощущая, что ответ придет сам, и придет скоро. И Лиза-дубль подтвердила его догадку, сказав:

— Поймешь со временем. А хороша у него красотка, правда? — тут же спросила она, отбирая у Максима шуршащую пачку. — Но, конечно, с ней нужно уметь обращаться.

— Да ведь она же не ядовитая, — пробормотал Максим, занявшись сменой пленки.

— Ну да, не ядовитая! Скажешь тоже! Еще какая ядовитая. Коля ее из Афгана привез, но почему-то врет всем, что из Средней Азии. И врет, что она безобидная, — ну, это как раз понятно. Но змея его любит и слушается. Хотя, конечно, я бы никому не советовала Колю обижать. Тут она сразу вспомнит, чему ее в детстве учили.

Он замер, уставившись на Елизавету Вторую, не до конца понимая смысл произнесенных ею слов. Ядовитая?…

— Ядовитая? И ты с ней вот так… запросто?!

— А почему бы и нет? — пожала плечами Лиза-дубль. — Так мы идем к реке, или мы не идем?

Он с трудом сдвинул с места ноги, ставшие вялыми и непослушными, и зашагал за Елизаветой Второй.

Глава девятая

…Страдание — это отношение к моменту боли… но момент сам по себе не существует, поскольку не существует времени как такового… прошлое уже ушло, будущее еще не наступило… и настоящего по сути нет, это лишь условное обозначение, разделяющее ушедшее и не наступившее… мы произносим слово «сейчас», и первая его часть уже утонула в прошлом, а последние звуки все еще остаются в будущем… начало боли — в несуществующем прошлом, ее продолжение — в отсутствующем будущем… время, окружавшее поток его сознания, рухнуло и мгновенно растеклось огромной чернильной лужей… и тут же высохло… не осталось ничего, за что могла бы зацепиться рука или мысль… но он все так же пребывал кристаллом среди отсутствия вещей и явлений, преломляя в себе пустоту, и что-то перенесло его во тьму, оставшуюся после времени… и он впитал в себя ее черноту и уныние, зрительно растворившись в ней, но ни в чем не изменив собственной сути… и помня фантастическую Лизу.

Открыв глаза, Максим уставился в потолок. Почему потолки всегда белые? Почему их не красят, например, в черный цвет? Он представил, как, просыпаясь, видит перед собой густую черноту… и поежился. Нет уж, не надо. А вот светло-голубой был бы неплох… иллюзия небесного простора… и так и кажется, что вот-вот набегут облачка и польет дождь, от которого захочется спрятаться под одеяло…

Засмеявшись, он встал, отбросив от себя очередное смутное видение, явившееся перед самым пробуждением. Ну их к черту, эти дурацкие образы и мысли… он самый обычный человек, вот только памяти у него нет… ну, это вопрос времени. Того самого времени, которого не существует…

Фыркнув, он посмотрел на часы — шесть утра. Лиза-дубль наверняка еще спит. Вчера они, забрав готовые фотографии (одноклассник оказался отличным мастером), долго гуляли, потом еще дольше ужинали, говоря ни о чем… а мадам Софья Львовна сидела на столе и неодобрительно наблюдала за ними, явно подозревая Максима в желании испортить репутацию хозяйки… но у него не было такого желания. Максим натянул халат и отправился в ванную. Зеркало у двери подмигнуло ему, напомнив о лежавшем на письменном столе граненом шаре.

В полутемной кухне он едва не наступил на чернохвостую мадам, и та с шипением порскнула под стол.

— Извините, сударыня, — прошептал он. — Я вас не заметил, я не нарочно.

Из— под стола сверкнули два зеленых огня. Максим поежился. Уж очень крутым характером обладала эта странная кошка… впрочем, другой зверь и не прижился бы, пожалуй, в доме невероятной старухи.

Он в очередной раз надолго задержался перед зеркалом в ванной комнате, размышляя о вопросе растущей и уже основательно выросшей бороды. Брить или не брить?

Его отвлекла от размышлений мадам Софья Львовна, нервно мяукнувшая под дверью ванной комнаты. Он выглянул и спросил:

— В чем проблема?

Кошка цапнула когтями за край халата, повернулась и вспрыгнула на подоконник. На ходу мадам Софья Львовна оглянулась, словно приглашая Максима последовать за ней. Очередная загадка, подумал он, очередной вопрос, на который, скорее всего, тоже не найдется ответа… не слишком ли много тупиковых вопросов возникает в его теперешней жизни? Но разве может быть иначе, если его теперешняя жизнь началась всего несколько дней назад…

Он вернулся в свою комнату и оделся, время от времени поглядывая в зеркало у двери. Зеркало упорно показывало ему граненый шар, подарок фантастической Лизы. Чего оно к этому шару привязалось, подумал Максим, дался ему этот шар… переложить его на другое место, что ли? Но в конце концов решил шар не трогать. Ему показалось, что между псевдохрустальной безделушкой и косо висящим зеркалом возникла некая неуловимая взаимосвязь… что они дополняют друг друга… и каждый из этих двух предметов стремится помочь ему обрести прошлое…

37
{"b":"36","o":1}