Литмир - Электронная Библиотека
A
A

За окном купе вроде бы и начало понемногу светлеть, однако лес, подступивший вплотную к полотну железной дороги (а может быть, никакой это был не лес, а самая обычная лесозащитная полоса), не давал слабому рассеянному свету добраться до поезда. Но он не исключал и того, что поезд просто несется слишком быстро, и неуверенный утренний свет отстает от него…

Он поплотнее прижался к стеклу и посмотрел вверх, стараясь разглядеть небо, и почему-то сомневаясь, что увидит его. Но небо, само собой, было на месте, хотя и выглядело пока что неказисто — темно-серое сплошное ничто, и лишь справа, впереди, в этой густой серости начинало проявляться желтоватое и розоватое начало. Начало дня?

Он снова посмотрел на часы. Время тянулось медленно и вязко, в унисон его мыслям. И все же часовая стрелка постепенно подбиралась к пяти. В поездах люди спят много… он это знает, хотя и не помнит. Но уверен: ни в пять, ни в шесть никто в вагоне еще не проснется. Даже проводница. Впрочем, если поезд скоро подойдет к большой станции, проводница, конечно, должна встать и заняться своими многочисленными служебными делами. Но его не это интересует. Ему хочется, чтобы проснулся его попутчик (или попутчица?), и он смог бы, не боясь разбудить его, заглянуть под полку и проверить, есть ли у него какие-то вещи. Неужели он сел в поезд вот так, в старых тренировочных штанах и дешевой футболке? Но ведь рано или поздно ему придется выйти из вагона… он очутится в незнакомом городе… есть ли у него с собой хотя бы деньги?…

А если город окажется знакомым? А если кто-то придет его встречать? Узнает ли он этих людей? И узнают ли его они — небритого и…

Тут его осенило, и он оглянулся, чтобы посмотреть на маленькую сетчатую полочку над своим местом. О! Там, кроме казенного полотенца, лежала еще и небольшая прямоугольная сумка с ручкой-петлей. Типичная мужская сумка, такую носят, надев ремешок на запястье. Он протянул руку и осторожно вынул сумку из сетки — так осторожно, словно ожидал немедленного взрыва. Но, само собой, никакого взрыва не последовало. Он положил сумку на колени и помедлил, почему-то боясь открыть ее. Потом все же потянул за колечко «молнии».

Но содержимое сумки разочаровало его. Внутри лежали самые простые предметы — маленькая электрическая бритва, зубная щетка в щеголеватом золотистом футляре, большой тюбик пасты «Блендамед», начатая пачка жевательной резинки «Дирол», два пакета гигиенических салфеток, пакет бумажных носовых платков, дорожная мыльница с новеньким куском мыла «Сорти»… Он тщательно исследовал два внутренние кармашка, но нашел в них только английскую булавку и кусочек скорлупы грецкого ореха. И ничего больше.

Как же так, подумал он, почему же больше ничего нет? Неужели я сорвался с места (где бы это место ни находилось) без денег, без смены одежды и белья… выходит, у меня чрезвычайно тяжелая амнезия (но я помню этот медицинский термин…)? Но почему? Почему я потерял память и еду неведомо куда? Может быть, я попал в аварию? Но тогда я как-то ощущал бы на себе след удара, например… ну, шишка на голове, или синяк где-то на теле… а может, все это есть?

Он принялся внимательно исследовать свое тело, ища возможный след травмы, в результате которой он забыл все на свете. Так… стрижка у него короткая, и если бы на голове была шишка, он не потерял бы ее в волосах… но шишки нет. Шея… вроде тоже в порядке. Он повертел головой, прислушиваясь к ощущениям. Нет, ничего. Плечи… руки… грудная клетка… Ни сломанных или треснувших ребер, ни даже просто следов сильного ушиба он не обнаружил. Подумал и о том, как уверенно и быстро двигаются его пальцы — вроде бы выполняют хорошо знакомую, привычную работу… а может быть, он врач? Травматолог? Нет, тут же решил он, врач — это не я.

Тело оказалось в полном порядке. Он несколько раз повернул торс вправо-влево, но никаких неприятных ощущений в позвоночнике не возникло. Значит, травмы не было. Амнезия возникла по какой-то другой причине.

С полки напротив него донесся протяжный тихий вздох, маленькое спящее существо заворочалось, тихонько постанывая, — попутчик явно просыпался. Решив пока что не навязываться на контакт, он мгновенно улегся и натянул на себя одеяло. Однако, укрывшись с головой и прикинувшись крепко спящим, он оставил среди колючих шерстяных складок щелочку для глаз и из-под столика следил за тем, что происходило в купе, освещенном пока что лишь горящим над его головой маленьким ночником.

Происходило, к сожалению, нечто совершенно ординарное. Из путаницы смятой простыни и скомканного одеяла выбралась тоненькая фигурка… ага, девушка… точнее, девчонка, лет пятнадцати, наверное… Она спала в какой-то невообразимой белой хламиде, огромной и широкой, похожей на арабский бурнус. Девчонка долго разбиралась со своей ночной одежкой, не в силах сделать ни шага, — бурнус основательно спеленал ее ноги. Наконец привела себя в состояние готовности к ходьбе, встряхнула головой и бросилась к двери. Волосы девчонки, черные, длинные и густые, перепутались не хуже бурнуса, но ими попутчица заниматься не стала. Ей явно нужно было в туалет, и как можно скорее.

Как только дверь купе скользнула на место, закрывшись за девчонкой, он вскочил и поспешно, рывком поднял свою полку. Он предполагал, что увидит какую-то сумку, и что тут же вытащит ее и переложит на верхнюю полку… а когда попутчица снова уснет, займется дальнейшим выяснением обстоятельств собственного существования. Но то, что он увидел, огорошило его. В багажном отделении стоял гигантский кожаный чемоданище, дорогой и мощный, с колесами, опутанный ремнями… такой не водрузишь на верхнюю полку, это сразу бросится в глаза. Когда изумление поутихло, он присмотрелся, и в темном углу багажного ящика заметил еще один предмет. И это была именно не слишком большая спортивная сумка. А может быть, это и не мой чемоданчик, подумал вдруг он, протягивая руку к сумке. Может быть, это девчонка свое барахло тут припрятала? У такой запросто может быть и пара чемоданов. Если она одевается в такие же бурнусы не только ночью, а и днем тоже. Для подобной одежды нужно очень много места…

Вытащив сумку (весьма увесистую) и опустив полку, он поспешно спрятал свою добычу за полосатым рулетом матраса наверху и, приведя в порядок сползшую постель, снова улегся. Однако попутчица не спешила возвращаться. То ли засела в туалете надолго, то ли решила погулять, подышать воздухом чуть более свежим, чем в купе.

Наконец девчонка вернулась и с каким-то странным фырканьем забралась под одеяло. Может быть, замерзла, подумал он, хотя вряд ли, тепло, а на ней такая хламида… Он ждал, пока попутчица заснет. Поскольку она снова закуталась в одеяло с головой, он уже не таился, а просто лежал, глядя на верхнюю полку. Светало, и детали обстановки все отчетливее прорисовывались перед его глазами. Впрочем, обстановка была самая что ни на есть купейная, стандартная донельзя. Унылые бежевые стенки, темно-коричневый лидерин, прикидывающийся кожей… полочка-сетка, крючки для одежды… на двери — зеркало. Он подумал, что надо бы встать и посмотреть на себя… но тут из-под одеяла напротив донеслось:

— Вы, похоже, не спите, а?

— Да вроде бы не сплю, — откликнулся он без особой охоты. Но и молчать не стоило, раз уж девчонка его поймала.

— Это хорошо. — Голос у попутчицы оказался мягким, с легкой хрипотцой — но хрипотца могла быть и временным явлением, девчонка еще не до конца проснулась. — Я, видите ли, привыкла рано вставать, а в поездах все дрыхнут чуть ли не до обеда… ну, неприятно же людей беспокоить.

— Вы меня не обеспокоили.

— Ну и отлично. Скоро какая-то станция… только мы там стоим всего пять минут. А мне все равно хочется выйти. Рассвет начинается.

— И что? Вы никогда рассвета не видели? — Он сбросил одеяло и сел. Разговаривать лежа ему почему-то не нравилось. Но попутчица продолжала лежать, закутавшись с головой, и только клочья черных волос выбивались из-под одеяла, образуя густые кляксы на серовато-белой подушке.

— Почему же, видела, и не раз. Только рассвет всегда разный. Я люблю снимать восходы и закаты.

2
{"b":"36","o":1}