Суть в том, что ИМЕННО ОБ ЭТОМ я и думала.

Но это звучит слишком дико, чтобы произносить вслух.

– И не пытайся возражать, – сказал Купер. – Я знаю, что ты думала именно об этом, у тебя все на лице написано.

Какое облегчение выплеснуть все наружу!

– Куп, девушки не прыгают с лифтов, они просто не занимаются лифт-серфингом. Во всяком случае, не здесь и не в нашем колледже. Тем более эта девушка, Элизабет, была ботаником!

Теперь пришел черед Купера недоуменно заморгать.

– Не понял.

– Ну, она была из тех, кто всегда поступает так, как положено. Такие не прыгают с лифтов. И даже если предположить, что она все-таки занималась лифт-серфингом, то получается, что друзья ее там ОСТАВИЛИ. Как ты думаешь, кто так поступит с подругой?

Купер пожал плечами.

– Дети, что с них взять.

– Они не дети, – возразила я. – Им уже по восемнадцать.

Купер снова пожал плечами:

– По моим понятиям восемнадцать лет – это все равно дети. Но допустим, ты права, и она была, гм, ботаником. У кого были причины столкнуть ее в шахту лифта?

– В личном деле Элизабет только одна запись: ее мать звонила в колледж и просила, чтобы дочери разрешали принимать в своей комнате только девочек.

– Почему? У нее был склонный к насилию дружок, и мать хотела, чтобы он числился персоной нон-грата?

Мы передавали охране общежития предупреждение о ПНГ – персоне нон-грата, – когда кто-то из жильцов, родителей или сотрудников резиденции просил, чтобы конкретного человека не пропускали в здание. Поскольку для прохода в здание нужно предъявить студенческий билет, водительское удостоверение или паспорт, охрана легко могла не пускать в здание человека, включенного в список ПНГ. Как-то раз, в первую неделю моей работы, студенты, работающие на ресепшен, включили в список ПНГ меня. В шутку, как они сказали.

Уверена, с Джастин они никогда так не шутили.

И сомневаюсь, что Купер так внимательно слушал мое ворчание по поводу сумасшедшей работенки в Фишер-холле, чтобы запомнить, что такое ПНГ.

– Нет, – сказала я, немного покраснев. – Дружок не упоминался.

– Это еще не значит, что его нет. Студенты ведь должны регистрировать гостей? Кто-нибудь проверял, не приходил ли в последнюю ночь в гости к Элизабет парень, может быть, тот, о существовании которого ее мать и не знала?

Я замотала головой, не сводя взгляда с задней стены Фишер-холла, которая в лучах заходящего солнца, казалось, светилась алым светом.

– Она жила в комнате еще с одной девушкой, – пояснила я. – Не оставит же она у себя в комнате парня на ночь, когда на соседней кровати спит другая девушка.

– Потому что «ботаники» так не делают?

Мне стало немного неловко.

– Ну да.

Купер пожал плечами.

– Ее соседка по комнате могла провести ночь в другом месте, с кем-то еще.

Об этом я как-то не подумала.

– Ладно, я проверю список посетителей. Это, в любом случае, не помешает.

– Ты хочешь сказать, – уточнил Купер, – что посоветуешь полицейским посмотреть список?

– Полицейским? – удивилась я. – Ты думаешь, этим делом всерьез займется полиция?

– Вероятно. Если у них возникнут такие же сомнения, какие возникли у тебя: насчет того, что «ботаники» не прыгают с крыш лифтов.

Я состроила гримасу. В это время в дверь позвонили, и мы услышали голос Джордана:

– Хизер! Хизер, открой дверь!

Купер даже головы не повернул.

– Его преданность тебе очень трогательна, – заметил он.

– Я тут вообще ни при чем, – возразила я. – Он пытается подпортить настроение тебе. Думаю, добивается, чтобы ты разозлился и выкинул меня. Джордан не успокоится, пока я не буду жить в каком-нибудь картонном ящике посреди Хьюстон-стрит.

– Ну да, очень похоже, что между вами все кончено, – с оттенком иронии заметил Купер.

– Дело не в этом. Я ему даже не нравлюсь, просто он хочет меня наказать за то, что я от него ушла.

– Ага, за то, что тебе хватило духу сделать по-своему! Это как раз то, на что он сам не способен.

– Верно подмечено.

Купер обычно немногословен, но когда говорит, он всегда выражается очень точно. Едва он узнал, что я наткнулась на Джордана с Таней, он позвонил мне на мобильный и сказал: если я ищу место, где поселиться, то верхний этаж его дома – в моем распоряжении. Я объяснила, что по милости матери осталась без денег, тогда Купер сказал, что в качестве платы за жилье я буду выставлять счета его клиентам и вести учет расходов, чеки на которые пока что валяются где попало. И ему хорошо – не придется платить бухгалтеру по 175 долларов в час за эту самую работу.

Вот так. Я убралась из пентхауса на Пятой авеню, где мы жили с Джорданом, и переехала в дом Купера. Проведя здесь всего одну ночь, я уже чувствовала себя так, будто мы с Люси обитали в этом доме всегда.

Конечно, работу легкой не назовешь. Купер говорил, что, по его прикидкам, она должна занимать часов десять в неделю, но у меня получались все двадцать. На то, чтобы разгрести гору мелких клочков бумаги и разобраться в разных записях, нацарапанных на помятых квитанциях, а то и на спичечных коробках, у меня обычно уходило все воскресенье и еще несколько вечеров в будни.

Но все равно, когда речь идет о плате за квартиру, то двадцать часов в неделю – это пустяки. Как-никак, я занимаю целый этаж в доме в Гринвич-Виллидж, а такое жилье по рыночной цене запросто может стоить тысячи три в месяц.

И я знаю, почему Купер так поступил. Вовсе не потому, что в глубине души питает страсть к бывшим поп-звездам двенадцатого размера. Его поступок не имеет ко мне лично никакого отношения. Купером двигало другое. Поселив меня у себя, он страшно разозлил этим свое семейство и особенно младшего брата. Купер обожает дразнить Джордана, а Джордан, в свою очередь, ненавидит Купера. По его словам, за то, что Купер – незрелый и безответственный.

Но я думаю, дело в другом. Джордан завидует Куперу: когда родители, пытаясь заставить Купера подчиниться и жить по правилам семьи (то есть присоединиться к «Гладкой дорожке»), перестали помогать ему деньгами, Купер не испугался бедности, более того, нашел собственный путь в жизни без помощи «Картрайт рекордс». Я всегда подозревала, что Джордан тоже хотел бы иметь в себе силы послать родителей подальше, как это сделал Купер.

– Ну, – сказал Купер (как звуковой фон слышался крик Джордана: «Ну хватит, открывайте, я знаю, что вы там!»), – приятно, конечно, сидеть тут и слушать, как Джордан беснуется под дверью, но мне нужно работать.

Он поставил бутылку и встал. Я понимала, что не стоит так на него таращиться, но ничего не могла с собой поделать. В наступающих сумерках Купер казался особенно загорелым. Причем я точно знала, что это не искусственный загар, как у его брата. Купер приобрел свой загар, часами просиживая за каким-нибудь кустами с телефотообъективом, направленным на дверь мотеля. Впрочем, Купер никогда не рассказывает мне подробности своего рабочего дня.

– Ты работаешь? – удивилась я. – В субботу вечером? Что же ты собираешься делать?

Купер хмыкнул. Это у нас с ним такая игра: я пытаюсь заставить его проболтаться о деле, над которым он сейчас работает, а он не поддается на мои уловки. Купер очень серьезно подходит к вопросам конфиденциальности.

А еще он считает, что его дела слишком щекотливые, чтобы посвящать в них бывшую подружку младшего брата. Мне кажется, Купер всегда будет видеть во мне пятнадцатилетнюю девчонку с конским хвостиком, объявляющую со сцены в торговом центре, что у нее сахарная лихорадка.

– Ловкий ход, – сказал Купер. – А ты чем собираешься заняться?

Я задумалась. Магда сегодня работает за кассой кафетерия в две смены и после работы пойдет прямиком домой, чтобы смыть с волос запах кухни. Можно было бы позвонить Пэтти – это моя подруга, она работала у нас на подтанцовках, одна из немногих подруг, которая у меня осталась с тех времен, когда я работала в музыкальном бизнесе. Но она теперь замужем, у нее маленький ребенок и нет времени встречаться с незамужними подругами.