Сказать, что Васильев растерялся – это ничего не сказать. Пока лейтенант двигал свою речь в голове Васильева возникло не менее сотни вопросов. Но задал он только один:
– Как же это – Первое мая? Я, как помню, в августе сюда приехал…
– Не волнуйтесь зря, гражданин. – Савин был просто счастлив, заметив Васильевское недоумение. – Просто, в Городе на практике осуществилась великая мечта всего человечества, и сказка стала былью. Вот, поживёте немного у нас… освоитесь… сами поймёте что к чему. Теперь, что касается Первого мая. Согласитесь, что у трудящихся, у нашего доблестного рабочего класса должны быть и праздники, а не только будни. И чем больше этих праздников, тем лучше. Вот, к примеру, завтра Первое мая, а послезавтра – Новый год.
– Какой Новый год? – снова возник Васильев. – Новый год зимой, а сейчас лето.
– А у нас всё время лето. – объяснил Савин Васильеву, как неразумному ребёнку. Поэтому Новый год мы празднуем когда захотим. Да! Вот ещё! – спохватился следователь. – Совсем Вы меня заболтали. Вот Ваши вещи, изъятые при аресте. – он пододвинул поближе к Васильеву пакет. – Можете и не проверять – нам чужого не надо. Правда, Ваш американский паспорт заменён на наш. Только представьте с какой гордостью Вы будете вынимать из широких штанин!.. Доллары Ваши обменены по действующему курсу – девяносто четыре копейки за доллар.
– Спасибо. – сказал Васильев. Уж очень ему хотелось побыстрее вырваться из этой конторы.
– Вот и хорошо, что мы нашли взаимопонимание. – зарадовался лейтенант. – Я уверен, что и по следующему вопросу мы найдём точки соприкосновения. Васильев изобразил предельное внимание.
– Вы, товарищ, должны понимать, что посильное сотрудничество с нами – это большая честь для любого гражданина, тем более коммуниста.
– Я беспартийный, – перебил Васильев. – И никогда не был членом.
– Странно. – удивился Савин. – Но, в конце концов, это дело времени. Рано или поздно Партия окажет Вам доверие… Так о чем это я?.. Да! Я о том, что сотрудничество – это большая честь.
– Так вы и есть эта самая честь, совесть и разум эпохи? – неискренне удивился Васильев.
– Увы. – с грустью отметил лейтенант. – Честь у нас в Горкоме находится, ум – в Горисполкоме, а совесть в Народном суде.
– А вы тогда что? – задал Васильев нелепый вопрос.
– А мы – прямая кишка. – гордо ответил Савин и, заметив Васильевскую улыбку, добавил. – Без ума, чести и совести всю жизнь жить можно, а Вы попробуйте хотя бы недельку пожить без прямой кишки? То, то!.. Так вот мы и предлагаем Вам сотрудничество. И мы уверены, что с Вашей энергией и работоспособностью Вы окажете неоценимую услугу, так сказать.
– Не имеете права. – спокойно сказал Васильев и, увидев недоумение лейтенанта, пояснил. – Я – иностранный гражданин. Следовательно мою вербовку должен вести отдел внешней разведки. А у вас такого отдела нет.
– Действительно… Как – то не продумали этот вопрос. – разочарованно протянул лейтенант, но тут же воспрял духом. – Но мы ещё встретимся. Вот решим этот вопрос, получим полномочия, так сказать, и встретимся.
Лейтенант Савин выписал пропуск на выход. Васильев сгрёб пакет со своим барахлишком, прихватил на дорожку лейтенантскую сигарету, и оказался на воле.
А на воле было хорошо. Васильев прошёл мимо здания детской больницы, во дворе которой красовались трёхметровые бетонные фигуры зверей. Видимо, по замыслу скульптора больные дети должны были радостно выбегать в больничный двор и водить хороводы вокруг этих монстров.
Васильев прошёл не торопясь в городской парк, присел там на скамейку и закурил лейтенантскую сигарету. Надежд на то, что всё происходящее – бред почти не осталось. Васильев курил и думал, что всё просто – это или он сошёл с ума, или Город. Оставалось только понять – кто. Васильев начал рассуждать:
– Говорят, что сумасшедший не допускает и мысли, что он сумасшедший. А я такую мысль допускаю. Значит я здоров. И сошёл с ума не я, а Город. А если Город сошёл с ума, то всё происходящее вполне объяснимо.
Васильев поднялся и побрёл к своему бывшему дому, думая о том, что надо просто принять правила игры. И потихоньку придумать как отсюда вырваться.
Улица, по которой шёл Васильев, была уже в праздничном наряде: между домами висели гирлянды разноцветных лампочек и транспаранты «Мир, труд, май! «. Витрины магазинов тоже были убраны в красное. Васильев, идя через центральную площадь с памятником Ленину, а потом по улице мимо магазина тканей, мимо странного Парка скульптур с изваянием Дон Кихота, у которого пацаны не только обломали меч, но и пооборвали медные латы, мимо чудом сохранившихся строений девятнадцатого века всё пытался понять хоть что – нибудь, но так ни до чего не додумался.
