Даже дорога к Воронежу, вопреки расхожим представлениям, была для этого времени превосходной. Прямой, обсаженной деревьями, чтобы никто с нее не сбился.

…Царь успел побывать в нескольких приказах, потом посидел некоторое время на заседании боярской Думы. Но если в приказах все решалось росчерком его пера, то в Думе каждый блюл свою честь. Говорили согласно чинам и родословным, не спеша, витиевато, ссылаясь на многочисленные примеры, проще же говоря – старательно лили воду, ходя вокруг да около и всячески избегая окончательных решений.

Думой Петр остался недоволен. Даже попытка надавить на бояр почти не удалась. Кое-чего по мелочам царь добиться сумел, а важные вопросы утонули в словоблудии, и даже о чем эти вопросы были, к концу заседания вспоминалось с трудом.

Вечером Петр был уже на Кукуе. Он никогда не упускал возможности побывать внутри государства в государстве, каковым во многом являлась иноземная колония, отдохнуть там душой и телом, свободно побеседовать на интересующие его темы, а порою и узнать нечто новенькое. То, что затем обрушивалось на головы населения, ничего нового не жаловавшего.

До Рождества оставалась неделя с лишним. Новый год первого января на Руси еще никто не праздновал. Он наступал первого сентября, хотя и эта дата праздничной в полном смысле пока не являлась.

Строго говоря, в данный момент вообще еще продолжался Рождественский пост и полагалось очищать тело и душу. А уж о хмельных гуляньях речи быть не могло. Но на Кукуе жили по своим законам. О постах там слушать не хотели. Не то что на остальной территории, где проживали люди православные.

Петр был всегда не прочь пойти наперекор установившимся в стране традициям, считая, что этим приближает Россию к статусу полноправного европейского государства. И уж никаких постов он, соответственно, не соблюдал.

Человеку умному все равно когда гулять, а когда отдыхать от загулов. Петр Алексеевич и всю страну с радостью привел бы к этой нехитрой мысли, да только страна не хотела отрываться от традиций предков, и даже царь тут ничего поделать не мог.

Но и ему никто не мог указать, как себя вести. Став единовластным правителем, Петр окончательно перестал считаться с мнением собственных подданных. Его друзья проживали на Кукуе. Вот их-то он еще послушать мог.

Ночь прошла весело. Следующий день Петр Алексеевич вновь ездил по делам. Он принадлежал к счастливейшим людям на земле – к тем, кто похмелья почти не ведает и потому готов гулять день и ночь, а уже рано утром упорно работать. Словно не была принята накануне доза, любого другого человека уложившая бы на пару дней – отлеживаться и страдать.

Ближе к вечеру самодержец пригласил к себе кучу народа, дабы те могли познакомиться с голландскими мореходами, оставшимися зимовать в России. Моряков, как известно, Петр вообще любил.

…В день прибытия государя Командор был дежурным и никуда отлучиться из полка не мог. Даже если бы его позвали.

Но кто позовет? Русские в большинстве своем к иностранцам относились предвзято. Иностранцы же, проживающие на все том же Кукуе, где снимал дом Санглиер, относились к новому соседу довольно настороженно. Сами они были, как правило, почтенными отцами семейств с соответствующим обликом морале. Про Командора уже через какое-то время поползли слухи, что обе женщины, живущие в его доме, как бы сказать… Ну, не просто живут…

Здесь благопристойные обыватели замолкали, не в силах вымолвить пусть недоказанные, однако вполне достоверные сплетни. Откуда они пошли, кто первым так решил, осталось неизвестным.

Зато прямым следствием стало двойное отношение к Командору. В колонии его уважали как профессионального воина, не один он был иноземным офицером в потешных полках, и в то же время косились за весьма сомнительное поведение в свободное время.

В лицо Сергею никто ничего не высказывал. Не стоит огорчать такого человека, ведь он вполне может огорчить вас в ответ. А вот некоторый холодок отчуждения в общении с ним чувствовался.

На мнение обывателей сам Командор просто плевал. Только было чуть неудобно перед женщинами. Ведь шушукались не только за его спиной. Им тоже доставалась некоторая толика.

Командор мельком увидел Петра на другой день. Государь заскочил ненадолго в один из своих любимых полков. Поговорил с солдатами и офицерами, спросил Командора, как ему служится и каковы успехи в обучении, а заодно и остальных делах. Даже шепнул, мол, кое-кто недоволен офицером, для которого закон не писан. Учит людей так, словно не существует никаких правил ведения войны.

И, справедливости ради, изложил мнение командовавшего полком Головина. Того самого, который по совместительству занимал столько постов, что один их список полностью бы занял целую страницу. Мелким почерком, ибо крупным бы не поместилось ни за что и пришлось бы продолжать на следующей.

Головин Санглиера хвалил. Немолодой родовитый боярин, чуть ли не с рождения Петра ему верно служивший, обладал немалым здравым смыслом, да и отнюдь не считал Запад неким эталоном в военных делах.

Похвалой и завершилась вторая встреча с будущим императором. Петр отправился к семеновцам, а Командор некоторое время побыл в канцелярии, доказывая необходимость получения целого ряда хозяйственных вещей. Военное дело не только муштра, учеба, собственно война, наконец. В первую очередь это своеобразный быт. А любой быт нуждается в обустройстве.

Кое-что выбить удалось. Только дать обещали на днях. Добиться большего все равно не получалось. Занятий по случаю зимы практически не было. Какие занятия, если шинели и те не были изобретены, а в плаще русской зимой по улице долго не походишь? Морозы явно опускались под тридцать.

Дома ждал уют, крохотный сын, две женщины, опять вполне помирившиеся, хотя порою и укорявшие единственного мужчину в некотором пренебрежении семьей, и даже их служанка-негритянка. Еще один повод для сплетен обывателей Кукуя. Негров в Европах не видел почти никто.

Самой Жаннет приходилось несладко. Бог с ним, с языком. По-русски говорить она более-менее могла. Но как привыкнуть к холоду, когда снега раньше никогда не видела?

Черный человек и белый снег совмещаются плохо.

Насладиться домашним уютом Сергею не дали. За воротами остановились сани, и в дом ввалился Голицын. Всего лишь поручик, хотя в двадцать лет это тоже порядочный чин, зато самый настоящий князь.

– Добрый вечер, Миша. С чем пожаловал? Проходи, сейчас велю что-нибудь подать. – Собственный возраст, служебное положение, а главное – расположение князя позволяли Командору говорить ему «ты». – Обедал?

– Некогда. – Румяный с мороза Голицын даже не стал снимать шубу. Лишь сделал несколько шагов к печке и протянул к ней озябшие руки. – Нас зовет государь.

– Куда? – односложно уточнил Командор.

Петр мог назначить встречу где угодно.

– Во дворец Лефорта, – так же коротко ответил князь.

Есть приглашения, от которых отказаться невозможно. Хотя встречаться с самодержцем на пиру Кабанову совсем не хотелось. В отличие от Петра, после предыдущей встречи Командор приходил в себя два дня и даже на третий чувствовал себя плоховато. Хотя и потреблял в неограниченном количестве рассол и то, что по идее должно было поправить надорванное царским гостеприимством здоровье.

– Хорошо. Только переоденусь.

Дома в форме Кабанов не ходил. Отправляться же к государю в штатском было неудобно.

– Девочки, я к царю. Скоро не ждите, – попутно успел предупредить Юлю с Наташей Кабанов.

Тем оставалось лишь вздохнуть. А думали, будет вечерок в своем кругу. Прошлый Сергей провел в полку.

Снаружи лютовал мороз. Если бы не меховой полог в санях, то до дворца можно было превратиться в снеговика. Или хотя бы в сосульку. Правда, в форменной треуголке и при шпаге.

Дворец Лефорта был освещен не в пример лучше, чем в прошлый раз. Тогда Петр устроил застолье лишь для ближайших людей. Недавнее поражение не располагало к разгулу. Сейчас неудача успела забыться, да и число приглашенных, своих и чужих, было таково, словно наступил какой-нибудь праздник.