– Тебе мало полиции? В твоем возрасте я вообще только и делала, что трепалась и трахалась.

– Да в общем… – Мартиросян замялся. – В общем, я тоже. Но иногда тоскливо. Я вот на этих людей смотрю – им ведь тоже тоскливо дома, в Сетях, вот они и торчат здесь. Видишь, даже почти не разговаривают, только смотрят и прогуливаются. И все пойдут слушать Коппенберга. Слушать хорошо – думать не нужно. Прикрыл глаза и слушаешь.

– Ах, вот зачем это все, – ухмыльнулась Наташа. – Думать боишься?

– Да не боюсь, а просто не о чем. Вот ты появилась… Я о тебе стал думать.

Данилова посмотрела на реку, пытаясь сообразить, в самом ли деле парусов стало меньше! Да, вот еще два серфингиста выбрались на берег, за ними байдарочник. Жарко, очень жарко. Как там рыба еще не сварилась? Впрочем, под водой, у самого дна, наверное, прохладней.

– Ты давно купался?

– Можно! – Сергей тут же начал подниматься.

– Да я просто так спросила! – Наташа даже стукнула в сердцах по земле. – Я вот не помню даже когда. Живу у самой реки, а в воду лезть не хочется.

– Ну и правильно. – Мартиросян сел, на этот раз поближе. – На той неделе мы утопленника нашли. Записка при нем была, предсмертная, он ее в банку положил и пленкой еще обернул. Молодой совсем, но уже совершенно сдвинутый: в записке писал про клонов, что боится их и себя вроде тоже… Ты все еще хочешь коктейль?

Наташа посмотрела на браслет. Почти девятнадцать, через час Тофик покинет Башенку, если не изменил привычкам. Значит, времени осталось только на выпивку, душ и дорогу. Нет, ничего сегодня у Сергея не выгорит.

– Идем. Ты, кстати, меня не подбросишь до Экспресса? Мне скоро ехать на восток.

– Подброшу… – уныло протянул Мартиросян, поднимая куртку. – Хочешь, довезу прямо до места?

– Нет, на мотоцикле слишком долго. Ехал бы ты домой.

– А я выходной завтра и послезавтра тоже. – Он вытер со лба пот. – Скучно.

– Ну тогда… тогда я сама доберусь до экспресса. А ты оставайся у меня.

Сергей так искренне просиял, что Наташе захотелось погладить его по голове. Бедненький. Кто-то изнутри посоветовал пригасить эти материнские инстинкты, которые до добра никогда не доводят, но капитан Данилова приказала этому кому-то заткнуться.

Тофик встретил ее в длинном халате, перепоясанном широким кушаком с золотыми кистями. Войдя в квартиру, Наташа опустила голову, и начальник сразу заметил ее смущение:

– Не думай обо мне плохо, я не всегда тащу подчиненных в постель. Просто только что из душа. Как добралась?

– Нормально.

– Не разувайся! – Тофик первым прошел в гостиную, уставленную тяжелой, массивной мебелью. – Садись и рассказывай. Заночуешь, кстати? Я не буду приставать.

– Нет, вернусь домой, меня ждут.

– Ждут – это хорошо. Сок будешь?

Тофик не употреблял спиртного, вроде бы из-за какой-то болезни, и не курил. Приняв от него бокал, Данилова опустилась в кресло, привыкая к запаху чужого жилья.

– Десятый час уже, – тактично подсказал подполковник, отхлебнув соку.

– Да, да! Я… задержалась. Вот, распечатала в уличном сетевике. – Наташа шлепнула на пол распечатку. – Все очень интересно, спасибо. Только меня, наверное, уже выследили. Будут неприятности, Тофик Тимурович?

– Давай-ка на «ты», как раньше, – попросил хозяин. – Значит, ты все прочла, молодец. Я хотел сэкономить время, чтобы ты успела все оценить, обдумать. Мы не поймали тех крыс, что убили в прошлом году Ким и ее напарника. Ты это поняла, да?

Наташа кивнула.

– Ищем какую-то организацию, не понимая даже приблизительно принципов ее действия. Пока нам известно следующее: это крысы, то есть люди, которые живут по-крысиному, не имеют личных карт, не пользуются Сетями. Религия или другие заморочки не позволяют этим крысам владеть имуществом, даже огнестрельным оружием. Однако их боги требуют причинять жертвам как можно больше мучений, а если есть время – пожирать их. Не только сердце и печень, как ты знаешь, – в старом метро находили стоянки крыс с обглоданными начисто человеческими костями.

– Не только человеческими, – напомнила Наташа. – Собаки, кошки.

– Мы не знаем точно, чьи стоянки. Но про те, где остались человеческие черепа, можем твердо сказать: это наши подопечные. Кто там жрет собак и кошек, голубей да ворон, тех же крыс – я не знаю, их все жрут. Однажды был зафиксирован ночной налет на магазин, оба охранника убиты, украдено много мясного. А вот спиртное оставили… И сигареты наших крыс тоже не интересуют, и на аптеки они не нападают. Исповедуют вполне здоровый образ жизни, вот как. Минутку…

Тофика отвлек звон компьютера, он послушал браслет, потом ушел в соседнюю комнату с кем-то переговорить. Гостья подошла к окну, всмотрелась в пустынные улицы, лаская в руке бокал. Последние горожане возвращались из парка с прогулки. Народ все больше молодой, до пятидесяти, – это очень отличало Хотьково от Строгино. Что бы сказали жители, прочитав закрытый доклад с городского сайта? Пошли бы следующим вечером гулять в ближний лесок или предпочли бы собрать вещи и уехать из города? Молодежи сейчас везде не хватает.

– Жена вдруг соскучилась… – вернулся Тофик.

– Ты женат? – искренне удивилась Наташа. Женщины, работающие в полиции, освобождаются от деторождения, мужчины – от вступления в брак. Зачем это понадобилось Таги-заде, который тянет лямку прямо с юности?

– Она так хотела… А что особенного? – Тофик налил себе еще сока. – Имущественные проблемы меня не слишком волнуют, мне ничего не нужно. Отчисляю половину заработка, да… Нина, как жена полицейского, не рожает. Что мне, жалко? Зато если мне все осточертеет, уеду в Сибирь, там домик, грибы, рыбалка.

– Подледная.

– Да брось, в Сибири хорошо.

– Давно не виделся с ней?

– Лет двенадцать. А что?

– Да так… Значит, все твои похождения незаконны. Странно. – Наташа покачала головой. Состоящий в законном браке мужчина совершает преступление, гуляя на стороне. Узнает Нина – и по суду заберет у него все имущество. Вот только Данилова не знала, обязана ли будет рожать бывшая жена полицейского. – Полицейские, по-моему, нарушают законы чаще всех остальных.

– Так это естественно! Диалектика, так сказать, единство противоположностей… Все, не заговаривай мне зубы! – Тофик выпрямился. – Мы внедряли агентов, половина бомжей работала на нас. А цыгане из таборных сами прислали информацию, они напуганы. Напуганы гораздо больше нас, понимаешь? Две недели назад сдался табор Чернозуба. Слышала о таком?

– Нет.

– Нелюбопытная ты, Данилова… Новости даже не смотришь. Сам барон вполне легальный человек, но половина его табора крысятничала, занималась наркотиками. Кордон придушил их бизнес, а потом у него стали пропадать люди. Чернозуб крепился, пытался сам что-то сделать… Потом вышел на нас, просил для своих амнистии. Кое-что сделали, но я заставил барона оставить несколько человек внизу, в качестве платы. Он сидел здесь, в этой комнате, на все соглашался. И что же? Люди ушли, а связи с ними нет.

– Могли просто затаиться, цыганам верить нельзя. – Я и не верю. Но Чернозуб – вот он, живет в Люберцах. Он бесится, требует найти своих цыган, отправить в тоннели экспедиционный корпус… Даже угрожал мне, спьяну конечно. И я начинаю понемногу верить. В городе становится все опаснее, особенно ночью.

– Мне один человек говорил, что встретил среди крыс знакомого, москвича, – решилась Наташа. – Врал? Откуда вообще берутся крысы?

– Давай-ка говорить по существу. Откуда берутся цыгане? Ниоткуда, они просто есть. Это народ, Наташа, и ничего бранного в слове «цыган» нет. Так почему ты называешь их крысами вместе со всем остальным сбродом? Только путаешь себя и меня.

– Я не всех цыган зову крысами! – вспыхнула Данилова. – Только тех, что… асоциальны.

– Таборных цыган, – уточнил Тофик. – Но это все равно цыгане. Бизнес, построенный на крови… Своей крови, родной. Считай, кстати, что в Москве его больше нет, просто Чернозуб продержался дольше других. Почти все таборы, с которыми барон так любил устраивать перестрелки, откочевали в разные стороны еще до постройки Кордона. Выходит, что полиции они не боялись и конкурентов не боялись, а тут струхнули. Имели между прочим даже станковые пулеметы… Да-да! – Подполковник хрипло рассмеялся. – Целый арсенал! Чернозуб его сдал по нашему соглашению. Из-за этого Пименов пока и не трогает Раису – совсем недавно нас в мэрии хвалили, ордена дали.