– Обижаешь! – Максим Леонидович нырнул в свой кабинет и вынырнул с четырьмя экзотическими бутылками. – Что тебе налить?

– «Изабеллу». Я после Зоны не оклемалась.

– Крепленое? – удивился он.

– Зато виноградное, натуральное, сладкое. Мне сейчас нужно: спирт, глюкоза, кофеин.

– Может, лучше «Токай»?

Вита тут же подставила фужер и, предупреждая возможные возражения, пояснила:

– Сюда больше влезет. Кстати, а кто у нас пятый элемент?

– Не уверен, что ты её помнишь. Августа, моя двоюродная…

– Почему же не помню? Очень даже помню. Это которая с лысыми кошками?

– Какие-то кошки были… и может быть, даже лысые. Надо будет спросить.

Вернулся Адам.

– Руки у меня чистые, – сказал он и даже предъявил их как доказательство. – А совесть – нет. Я на кухне, пока Лионелла Максимовна не видела, слопал кусок колбасы. Я знаю, что это поступок, недостойный офицера. И джентльмена. Но уж очень кушать хочется… такие запахи…

– Гхм… – смутился академик. – Действительно, сколько можно!.. Нелла! – с выражением повторил он для жены. – Ну сколько можно ждать!

– Все, все, все. – Лионелла была само спокойствие. – Никто уже никого не ждет, просто Густочке надо привести себя в порядок. Она по дороге встретилась…

– …с форменными неандертальцами. Я имею в виду, что эти неандертальцы были в форме! – На сцене появилось новое действующее лицо, устремилось к столу, вывалило на ближайшую тарелку ближайшего салату и в полминуты срубало. – Звыняйте, панове, – пояснило оно после сдавленного глотка, – перенервничала. Надо срочно заесть.

– Неприятности надо запивать, – со знанием дела поправил её академик. – Что предпочитаете, миледи?..

– Ма! – страшным шепотом выясняла тем временем Вита. – А на какого черта вы её сегодня одну выпустили? Да ещё в таком виде!

– Не уследили! – виновато оправдывалась Лионелла Максимовна. – Я на кухню, а она – шасть…

Вид у Густочки вполне гармонировал с именем и профессией – доцент-археолог: большие круглые очки, толстая растрепанная коса, белая блузка с воздушными рукавами в бантом на груди и синяя юбка-полуклеш с наскоро замытыми пятнами.

Выяснилось, что Густочка, чьи интересы нервно метались между поздним палеолитом и ранним Средневековьем, не выдержала праздности и на второй день пребывания в столице метнулась в библиотеку: добыть какие-то труды, недоступные в провинции. Первый день её под смехотворным предлогом удерживали в квартире, на второй – выдумать ничего не успели, а сказать правду, естественно, постеснялись. И Густочка едва-едва не влипла, как говорится, «по самое здрасьте».

– Не понимаю! Они шли и бросали камушки в стекла. Во второй, в третий этаж. Стекла иногда разбивались, и тогда они принимались гоготать. А на улице никого, только милицей… полицейский патруль – им навстречу. И вы можете себе представить: полицейские уступают дорогу этим хулиганам, берут под козырек и идут дальше как ни в чем не бывало! Я не выдержала, догоняю их…

– Кого? – с ужасом спросил Адам.

– Полицейских. Говорю: как же так, хулиганство… Как они на меня посмотрели – словно я большая говорящая мышь. И молча пошли дальше. Молча, понимаете?

– Понимаю, – сказала Вита. – Еще как понимаю. У них же приказ. Даже если будут бить их самих…

Густочка так удивилась, что даже замолчала.

– Я сейчас попробую объяснить очень понятно, – сказала Вита. – С воскресенья у этих мальчишек шли выпускные экзамены. Каждый из них доказывал, что в бою именно его подстрелят не сразу. Но что подстрелят обязательно – они все точно знают. Они сдали экзамены на право быть убитыми, даже не просто убитыми, а – в пыль, в атомы… Хоронить обычно нечего. А они пацаны. Им стекла бить нравится. Девочек за косички дергать. Ничего взрослого они уже не успеют.

– Виточка, ну, это же преувеличение…

– Не успеют! Я тебе статистику показывала. А им хочется. Бывает, конечно, всякое, особенно когда ребята постарше…

– Можно подумать, ты их оправдываешь, – сердито-сдержанно (и, видно, не в первый раз) заметила Лионелла.

– Хороши косички! – почти одновременно возмутилась Густа. – А в подворотню силком затаскивать – это как?

Лионелла ахнула.

– И?..

– Да нет, я отболталась, – замахала ручками Густа. Побелевшая как мел Вита медленно выпрямилась и очень медленно произнесла:

– Отболталась – это хорошо. Это ты молодец, тетя. Потому что за изнасилование гардемарины своих расстреливают. На месте.

Она подошла к шкафу, вытащила пачку «Кэмела» и, выходя на балкон, уже нормальным голосом сказала:

– Па, ну, придумай ты, чем ей по дому заняться сегодня-завтра. Кошек каких-нибудь притащи, что ли… Адам, составь мне компанию. Мы ненадолго, а то жрать жутко хочется.

…Адам в первый раз видел, чтобы так курила женщина – сигарету в три затяжки.

– Что-то было? – спросил он.

– Ага.

– Не расскажешь?

– Нет. Потом. Не знаю.

Бросила окурок в траву и вытащила вторую сигарету. Когда они вернулись к столу, с виду все уже успокоилось. Лионелла раскладывала по тарелкам еду, академик колдовал над бокалами, сооружая сложный многоцветный коктейль, Густочка, сосредоточенно ахая, наворачивала крабовый салат. Неизвестно, чему учит история, а вот походная жизнь, видимо, любого доцента приучает лопать все, что дают, при первой возможности. Без комплексов и без интеллигентской рефлексии: что делать, кто виноват и едят ли курицу руками.

Еще как едят! С хрустом! Во всяком случае, любимую ножку Витка уцепила моментально – иначе было бы не спасти. Лионелла набрала воздуху… И тут вторую ножку с ворчанием отломила Густочка.

Адам счел себя обязанным сгладить ситуацию:

– Лионелла Максимовна! Вита мне говорила, что вы готовите такой королевский рыбный салат… А у меня глаза разбежались.

– Это с грецкими орехами и копченой скумбрией? Сейчас я вам положу, Адамчик, угощайтесь. Где это вы так загорели? В отпуске были?

– В отпуске я уже лет пять не был. А загара мне по работе хватает. У нас же база в Бейруте, страшное дело. Это мне, можно сказать, повезло, что я там ещё арабом не стал. Швед у нас один был, так он за полтора года абсолютно черный сделался, волосы закурчавились… В общем, негр и негр. Отозвали парня.

– А Виточка совсем не загорает, – сокрушенно пожаловалась Лионелла. – И тоже в отпуск не идет. Все время что-то неотложное. Что у вас за работа такая?

– Выбки певедохнут, – с набитым ртом пояснила Вита. – Уйду в отпуск – ковмить некому будет. И хана аквавиуму.

Академик, отчаявшись привлечь к себе внимание цивилизованными методами, постучал ложечкой по бокалу. Адам среагировал первым. Он вскочил на ноги и торжественно провозгласил:

– За прекрасных дам!

И все наконец-то выпили. После чего застолье, увязшее было непонятно в чем, выправилось, вырулило и покатилось как должно.

Но когда академик сам встал, чтобы сказать тост, заработал висевший в коридоре репродуктор: щелкнул, зашипел и негромко, по нарастающей, затрубил сбор. Мелодия отзвучала, и голос каперанга Геловани произнес:

– Внимание! Всем гардемаринам выпускного курса немедленно прервать отпуск и вернуться в Школу. Повторяю: всем гардемаринам выпускного курса вернуться в Школу до восемнадцати ноль-ноль. Это не учебная тревога. Все опоздавшие будут отчислены без права восстановления…

Адам и Вита переглянулись, и Адам метнулся к телефону. Его ждали в полном молчании, только Густочка нервно вздыхала и несколько раз порывалась о чем-то спросить.

Он вернулся, с сожалением развел руками:

– Труба зовет. Лионелла Максимовна, Максим Лео… нидович… спасибо за обед, за беседу… Августа, было очень приятно…

– Ага, мы поскакали… – Вита порывисто обняла обоих родителей сразу, чмокнула тетушку, с сожалением оглянулась на обезноженную курицу…

– Ой, подождите, я вам с собой!.. – спохватилась Лионелла.

…На лестнице Адам взял Виту за плечи, развернулк себе лицом:

– В небе – черт-те что. Никто не знает. Кузены жгут бумаги – грузовиками. Ты поняла?