Оглушить того, кто пришел к нему, прорваться к выходу и уйти в джунгли...

Но к тому моменту, когда в руках оказалась набитая дурманом трубка, Виктор решил, что ни за что так не поступит. Слишком мало шансов на успех имел такой спонтанный побег.

— Кури, — мягко сказал расположившийся на стуле человек.

Виктор уверенно поднес трубку к губам. После первой затяжки дым показался сладким, как мед, вторая отдавала мерзкой горечью, а после третьей из глаз хлынули слезы.

На мгновение увидел того, кто дал ему дурман. В руках тот держал трубку и еще что-то непонятное. На деревянной маске выделялся орлиный клюв, причудливое одеяние украшали перья на рукавах, на груди болталось множество ленточек и металлических фигурок в виде деревьев, человеческих костей, животных, людей.

Тело онемело, последовал знакомый провал.

Но погрузиться в видения Виктору не дали. Дикая боль, исходящая от плеча, пронизала тело, заставила его содрогнуться. Открыв глаза, Зеленский обнаружил, что лежит, слабый, как новорожденный, а вокруг клубится тьма...

— Кури дальше, — пришел из нее мурлыкающий голос.

Втягивать в себя дым было тяжело, точно он обрел вязкость гудрона, но возражать сил не оказалось, и Виктор послушно сосал, втягивая в легкие отдающие чем-то кислым струйки.

Ощущение было такое, точно втягивал в себя воздух, наполненный сотнями крошечных иголочек. Грудь кололо изнутри, но остановиться он не мог.

— Достаточно, — сказал кто-то, чьего лица Виктор не мог видеть, и вынул у него из рук трубку. — Теперь подождем, когда боль овладеет тобой.

Виктор лежал и чувствовал, что не в силах пошевелить даже пальцем. Неприятное ощущение расползалось от груди, охватывая живот, пах, сползая по ногам.

В последнюю очередь оно добралось до головы. Внутри черепа точно развели костер, пытающие струйки стекали по вискам, щекотали затылок. Виктор захотел закричать, но смог выдавить из себя лишь жалкий всхлип.

— Передозировка дурмана рождает боль, дикую, непереносимую, — сказал кто-то мягким, как пух, голосом. — И избавиться от нее можно единственным образом — начав говорить...

— Неужели? — Виктор с невероятным трудом заставил себя произнести слово и с удивлением ощутил, что на мгновение стало легче.

— Конечно, — подтвердил невидимый собеседник. — Я буду задавать вопросы, а ты отвечай... Твое имя?

— Виктор Зеленский.

— Возраст?

Чуть ли не до судороги сжав челюсти, Виктор заставил себя промолчать. Понимал, что, начни он говорить сейчас, потом не сможет остановиться, не сумеет сдержаться и выболтает все, лишь бы избавиться от мучений.

Боль тут же усилилась, огнем охватило грудь.

— Ты молчишь? — удивился обладатель мягкого голоса. — Зачем? Облегчи себе жизнь! Ведь я задаю такие простые вопросы. Скажи мне, сколько тебе лет?

— Тр... — Рот открывался сам, губы и язык шевелились, и Виктору приходилось насиловать собственные мускулы, бороться с ними.

Силы уходили, он словно плавал в океане боли. И утонул бы в нем, если бы не память, подсунувшая воспоминания о холодной планете под названием Новая Америка, об училище Месяценосного Креста Веры, где готовили священников для Крестового Джихада.

Вспомнился предмет, именуемый Темным Искусством. Занятия по нему проходили в полутемном подвале, где студентов учили тому, как обращаться с болью, вызывать ее и сдерживать, пользоваться ею как инструментом и не допускать, чтобы она становилась госпожой.

Кто знал, что тогдашние уроки пригодятся в будущем?

Виктор слышал, что его о чем-то продолжают спрашивать, тормошат, один раз тело охватила судорога от электрического разряда, но он не обращал на это внимания.

Он был занят. Отделил боль от себя, позволил ей царствовать в теле, освободив при этом сознание. После этого остановил мысли и стал наблюдать за тем, как корчится плоть.

Главное было — не подумать о том, как ему на самом деле плохо.

Сколько провел в этом оцепенении, час или несколько минут, так и не понял. Просто в один момент ощутил, как боль потихоньку отступает, а к телу возвращается способность двигаться.

Когда открыл глаза, то в комнатушке горел свет, а на стуле рядом с лежанкой сидел Монро.

— Задал ты нам задачу, — сказал полковник. — Но доказательств твоей виновности по-прежнему нет, поэтому будем считать, что подозрения с тебя сняты.

— Вот как? — Виктор с трудом сел, перед глазами все померкло от навалившегося головокружения.

— Осторожнее! — Монро придержал Зеленского за плечо. — Должен признать, что примененный к тебе метод открытия истины несколько грубоват...

— Я это прочувствовал, — сказал Виктор и потянулся к одежде.

Прошло еще пять минут, прежде чем он понял, что может нормально идти, не натыкаясь на стены.

— Надеюсь, что никаких обид? — спросил полковник. — Это было лишь для дела!

— Никаких, — ответил Виктор, борясь с желанием двинуть директору лагеря в глаз.

— Тогда держи плащ и пошли.

Виктор послушно нацепил застегивающуюся у горла накидку с капюшоном и вслед за Монро вышел в коридор. Тут ожидал Рашид в таком же плаще, Михайлова видно не было.

— Идите, — махнул рукой директор. — Места для вас отведены в двенадцатом бараке. Поселят, накормят и все прочее...

— Хорошо, — кивнул Рашид. Он явно знал, где находится двенадцатый барак, в то время как Виктор никогда не видел на территории лагеря здания с таким номером.

На улице властвовал шторм. Стоило открыть дверь, как внутрь ринулся ветер, швырнул в лицо пригоршню воды.

С юга, со стороны моря, доносился ритмичный грохот. Похоже было, что вода, озверев, пошла на приступ суши. Ливень хлестал не хуже сотен кнутов. Деревья жалобно скрипели и изгибались, точно престарелые гимнастки.

— Иди за мной! — проорал Рашид, на мгновение перекрыв гул стихии.

— Понял! — крикнул в ответ Виктор.

К его удивлению, Рашид двинулся на север, туда, где, кроме кладбища и ограды, ничего вроде бы не было. Они миновали торчащие из зелени мокрые надгробия, некоторое время шли вдоль шатающегося забора, пока не наткнулись на маленькую калитку.

Рашид уверенно открыл ее и пошел прямо в джунгли. Он лавировал между стволов, обходил сплетения кустарника. Виктор топал за ним, ощущая, как ботинки напитываются влагой.

Через сумрак впереди мелькнул огонек, потом они вышли к вытянутому, вросшему в землю зданию, расположенному в таких густых зарослях, что увидеть его можно было, только наткнувшись на стену.

С козырька над дверью извергались потоки воды, а узкие окошки светились приятным желтым светом.

— Пришли, — объявил Рашид и постучал в дверь. — Барак номер двенадцать!

— И кто тут живет? — поинтересовался Виктор.

— Те, кому на территории лагеря лучше не мелькать.

Дверь открылась, и за ней обнаружилась могучая фигура Сагановски.

— Ха! — сказал он. — Заходите, ребята. Ужин как раз готов!

Проснулся Виктор довольно поздно. Дождь еще лил, судя по доносящемуся сверху равномерному шуму, но вот грома слышно не было, да и завывания ветра утратили былую ярость.

Соседняя койка в небольшом отсеке на двоих, где поселили Виктора и Рашида, оказалась застелена, а из коридора доносились голоса. От вчерашних «поисков правды» осталась ноющая боль в затылке и першение в горле.

— Черт бы побрал этот дурман, — пробормотал Виктор, поднимаясь с кровати.

С обитателями двенадцатого барака он познакомился вчера. Их оказалось двадцать. Тут обитали «призраки» мужского и женского пола, «сломавшиеся», исцеленные и вступившие в братство, а ныне по той или иной причине оказавшиеся на Меру.

Сейчас барак выглядел пустынным. В центральном холле несколько мужчин, расположившись за большим столом, играли в карты. Когда Виктор с полотенцем на плече выбрался в коридор, один из них помахал ему.