Развернувшись, побрели обратно по тропе. Пока добирались до обгоревшей сосны, из приползшей с юга толстой лиловой тучи пролился теплый дождик из тех, что называют грибными. После него жара чуть ослабела, а над лесом выгнулась роскошная радуга, похожая на слоистый полупрозрачный мост.

– Когда пробовать будешь? – осведомилась Саттия, едва стало видно пострадавшее от молнии дерево и уходящая на запад дорога.

– Прямо сейчас, клянусь Селитой. Чего откладывать?

С тропы свернули, не дойдя до дороги с десятка локтей. Зашли за группу молодых сосенок, чтобы укрыться от любопытных взглядов.

Пихать траву в сапоги Олен не стал. Не обращая внимания на насмешливый взгляд спутницы, засунул пучок в седельную сумку. Чайка недовольно фыркнула и переступила с ноги на ногу. Горшочек открыл с осторожностью, внутри обнаружилась темно-коричневая, почти черная мазь с жирным блеском.

– На, – послышался голос Саттии и в поле зрения Олена появился квадратный кусок ткани, обшитый кружевами.

– Это зачем? – он дернул себя за мочку уха.

– Носовой платок, чтобы мазь наносить. Вспомни, что говорила старуха? Если полезешь туда руками, то лишай появится и на них.

– Точно. Спасибо, – Олен взял лоскуток, зачерпнул немного жирной мази и нанес на правую щеку. Там закололо, кожу немножко стянуло, а потом возникло неприятное жжение, расползлось от уха до угла рта. – Ну, что там?

– Покраснело маленько… – синие глаза Саттии расширились, – ого, появилась сыпь! Бурая какая-то…

Олен вскинул руку, чтобы почесаться, но тут же отдернул. Жжение усилилось, возникло ощущение, что на лицо высыпали горсть раскаленных углей и катают из стороны в сторону. Он сжал зубы покрепче, закрыл глаза, чтобы ненароком не показать боли.

– Жутко неприятно, наверное, – в голосе девушки прозвучало уважение, – но ты сильный, ты вытерпишь…

Услышав такое, Олен почувствовал, что готов намазать и вторую щеку. Жжение тем временем уменьшилось, осталась лишь слабая ноющая боль, какой дает о себе знать больной зуб. Рендалл с некоторым трудом развел челюсти, шумно выдохнул и сказал:

– Давай проверим, что получилось. У тебя ведь есть зеркало?

– Конечно, есть, – Саттия извлекла из сумочки на поясе кусок полированной бронзы на длинной ручке. Сверкнули украшающие ее лиловые камушки, но Олен не обратил на них внимания. Он уставился на собственное лицо и в какой уже раз за последние дни подумал, что спит.

Щеку от правого уха до рта покрывало нечто похожее на сосновую кору. В толстой корке виднелись морщины, местами выделялись более светлые участки, именно они были источником боли.

– К-какого… какого это цвета? – спросил Олен, надеясь, что голос его не слишком сильно дрожит.

– Темно-багрового. Стоит признать, что с этой штукой ты стал редкостным уродом, хотя раньше был ничего, симпатичный…

В другой момент Олен порадовался бы, услышав такое. Но сейчас он лишь тупо кивнул и вернул зеркало Саттии. Голова загудела от тревожных мыслей – что если ведьма обманула, и короста не сойдет через три дня? но зачем старухе врать и делать зло людям, увиденным первый раз в жизни?

– Так и будешь стоять, пялиться в одну точку? – оторвал от размышлений голос девушки. – Или дальше пойдем?

– Пойдем.

– Тогда запомни – с этого момента ты мой слуга по имени… Наерн. Мы с тобой едем на турнир из южных земель герцогства Вителия, из городка Виль. Заблудились, а лошадь твоя вчера пала. Понял?

Олен кивнул – сам вряд ли смог бы выдумать что-то, а обман Саттии выглядел довольно правдоподобно. Горшочек с мазью вновь заткнули и убрали в сумку, девушка влезла в седло, и они через заросли направились к дороге. Спустя несколько миль прошли деревню, как две капли воды похожую на ту, где ночевали, ну а дальше селения начали встречаться чаще, чем куски свеклы в борще.

Саттия сидела в седле прямая и хмурая, на любопытные взгляды работающих в поле крестьян внимания обращала меньше, чем на вьющихся рядом слепней. В животе у Олена бурчало, ныли натруженные за день ходьбы ноги, но он упорно шагал за лошадью.

– Узнаю эти места, – сказала девушка, когда они перешли речушку по дощатому мостику и стал виден холм, увенчанный тремя разросшимися на просторе соснами, – там, дальше на запад, широкий тракт. Я по нему проезжала. Если не ошибаюсь, то неподалеку большой постоялый двор…

Олен подумал, что готов улечься хоть под кустом, и сердито посмотрел на багровое солнце, склонившееся к закату, но все такое же жаркое.

Дорога обогнула холм и вывела к широкому разбитому тракту. Когда выехали на него, из-под копыт начала подниматься пыль, а на обочинах стали встречаться груды мусора. У Олена засвербело в носу, и он принялся чихать. Остановиться оказался не в силах до самого постоялого двора.

Тот располагался на берегу круглого пруда и напоминал увеличенную в несколько раз крестьянскую усадьбу. За распахнутыми воротами виднелся широкий двор, коновязь. Вывеска над крыльцом изображала губастого мужика с алыми щеками и черными усами. Зажав в руке кружку с пивом, он умильно улыбался. Вдоль стены стояли телеги, груженые мешками, на них дремали возчики. Бегали слуги, доносился истошный поросячий визг, над расположенной чуть в стороне от других построек баней поднимался дым.

– Эльфы, – пробормотал Олен, внимательнее приглядевшись к возчикам. Мускулы живота нервно сжались.

– Ну и что? – тихо ответила Саттия. – Людей в лес не пускают, но торговать-то надо? Эти парни из ствола Золотой Луны, чьи земли далеко на востоке. Вряд ли им есть до нас дело. И не забывай играть роль слуги.

Она проехала ворота, спрыгнула на землю. Лежащие на мешках эльфы, чьи волосы были заплетены в косички, лениво скосили глаза на девушку, но даже не прервали беседы. Олен разглядел на пряжках их роскошных поясов вставку в виде желтого полумесяца. Но не успел что-либо сказать, как получил хлесткую пощечину.

– Что ты пялишься по сторонам, хам? – напустилась на него Саттия. – А ну отведи лошадь в конюшню…

– Не надо беспокоиться, мессана, – подскочил один из слуг постоялого двора, взял повод, – я все сделаю. Кобылка ваша будет вычищена и накормлена.

Саттия бросила ему серебряную монетку. Слуга поймал ее и, согнувшись в поклоне, ухитрился подмигнуть красному от злости и обиды Олену. Тот выдавил из себя кривую усмешку, принял седельные сумки и поторопился к двери под вывеской со щекастым усачом, чтобы распахнуть ее перед хозяйкой.

Та поднялась на крыльцо величественно, словно императрица, надменно кивнула:

– Молодец, Наерн. Надеюсь, что больше таких оплошностей не будет.

– Да, мессана, – ответил Олен, радуясь, что ему напомнили «собственное» имя.

За дверью открылся просторный зал, уставленный длинными столами. Из-за стойки Саттии улыбнулся хозяин, похожий на собственную вывеску.

– Что угодно? – завопил он, на мгновение перекрыв царящий на постоялом дворе гам. – Прошу, заходите…

Девушка прошествовала к стойке, Олен просеменил за ней, на ходу оглядывая зал.

Народу было, как в святилище на праздник. Отдельной группой сидели эльфы, у дальней стенки пьяный гном-ремесленник мычал какую-то песню, в такт ударяя кулаком по столу. Лежащие на столешнице головы его собутыльников мерно вздрагивали при каждом ударе, подпрыгивали валяющиеся на боку кувшины. Ближе к стойке сидели обычные селяне, болтали, перебивая друг друга.

Над большим очагом поворачивалась проткнутая вертелом баранья туша, с нее на угли капал жир, в стороны полз чад. Служанки в белых передниках сновали туда-сюда, будто серебристые рыбки в мутной воде. У входной двери скучали двое широкоплечих вышибал.

– Не извольте беспокоиться, – отвечал хозяин на просьбы Саттии, глаза его горели, – вашего слугу мигом накормим, вода будет прямо сейчас. Ужин подадим немного позже. Можете подниматься.

Закончив разговор, девушка повернулась к «слуге».

– Наша комната на втором этаже, в правом крыле. На двери черная подкова. Когда поешь, поднимешься.