И Салих словно со стороны увидел самого себя, одетого в теплые, но делающие его неуклюжим вещи. Увидел свое лицо, обветренное и хмурое, с тревожными глазами.

– Я не хотел нарушать покоя вашей земли, – сказал он, останавливаясь. – Я пришел сюда случайно.

Девушка улыбнулась. Вторая, снизившись, принялась летать вокруг.

– Никто не обеспокоен, – заверила она. – Тебе худо, Бескрылый. Иди с нами!

И Салих, поблагодарив за приглашение, послушно побрел следом. Вот когда он в полной мере ощутил себя "бескрылым"! Глядя, как резвятся в воздухе молодые виллы, как легко и радостно им общаться друг с другом, с солнечным светом, с горами, он чувствовал себя прикованным к земле, обремененным громоздкой плотью и не меньшей тяжестью давних дум.

Его встретили Крылатые. Совершенство их легких, маленьких тел, странных, неуловимо нечеловеческих и в то же время прекрасных лиц поразило Салиха. "Бескрылый… Бескрылый…" – непрестанно билось у него в голове.

Да, он – Бескрылый.

Толпа расступилась, и показался человек с длинными седыми волосами и гордой, прямой осанкой. Вождь, сообразил Салих. Как здесь принято обращаться к вождям? Как их приветствуют? Не угадаешь ведь: в Саккареме надлежит опускать глаза и низко кланяться, а перед венценосным шадом так и вовсе простираться на земле, раскинув руки; в Вечной Степи за взгляд себе под ноги его чуть не избили в кровь: степняки не любят, когда перед ними кто-нибудь высматривает подземных духов…

Вождь смотрел на гостя и ждал. Ждал терпеливо, спокойно. Даже, пожалуй, доброжелательно.

Что ж, коли так…

Салих поклонился, не спеша, почтительно. Выпрямляясь, молвил, тщательно выговаривая каждое слово:

– Будь здрав и силен, Отец Мужей.

Вождь быстро повернул голову к одной из вилл, пришедших вместе с незнакомцем. Та быстро просвистела, по-птичьи процокала что-то и улыбнулась. Эта улыбка, точно эхом, появилась и на лице вождя. Он жестом показал Салиху, что тот может остаться.

– Я не обременю вас надолго, Крылатые Господа, – заверил Салих, обращаясь к вождю и в то же время вертя головой во все стороны как бы в поисках того, кто понял бы его речь. – Я жду здесь ту, что ушла в пещеры… Видят Боги, я последовал бы за ней даже в самое сердце Самоцветных Гор, где кипит и плавится руда…

Вождь еще раз улыбнулся, терпеливо и приветливо, а затем ушел, оставив гостя на попечение любопытных молодых вилл.

К вечеру Салиха уже замучили. С цветами в волосах, с кружкой козьего молока в руке, он сидел на мягкой траве в окружении девушек и подростков, которые наперебой обучали его своей речи. Он послушно закрывал глаза, когда тонкие, невесомые пальчики прикасались к его векам, и вслушивался в себя, в мир вокруг, в своих собеседников, пытаясь увидеть те картины, что рисовали они в своем воображении.

Иногда перед его внутренним взором пролетало что-то… Земля глубоко внизу, под крылатым псом… Широкие перепончатые крылья симуранов, их жесткая шерсть, их мощные лапы… Тропинка и на ней люди – там, в долине, где все кажется игрушечным… Но чаще он улавливал только свет и веселое, доброе тепло.

"Бескрылый". Этим все сказано.

Каково же было удивление Салиха, когда на следующий день он обнаружил, что он – не единственный Бескрылый, нашедший приют у виллинов. Просто тот, второй, сторонился – и своих добросердечных хозяев, нового гостя.

Встретились они случайно. Салих с гребнем в руке охаживал большого золотисто-коричневого симурана. Утром он сказал вилле, которая показала ему место для ночлега и принесла теплое одеяло, что не хочет быть для племени обузой. Она засмеялась, жестом показав, что без работы его, в таком случае, не оставит. И принесла большой деревянный гребень с широкими зубцами.

Вот теперь Салих и трудился. Симуран подставлял чесальщику лохматые бока, то и дело шумно вздыхал, поворачивал морду и косил глазом на непонятное существо, которое и похоже на Крылатых Господ, и не похоже на них. Больно уж неуклюжее, громадное это существо, больно уж оно шумное.

Подшерсток, вычесанный из крылатого пса, Салих складывал в корзину. Набралось уже больше половины. Время от времени Салих проводил рукой по гладким, шелковистым бокам и нашептывал чудесному зверю ласковые и льстивые слова. Так он поступал с лошадьми – а симуран, по представлению Салиха, мало чем отличался от коня. Такой же близкий человеку, умный, красивый.

Набравшись смелости, коснулся могучих крыльев. Симуран сморщил нос – ему не понравилось это прикосновение. Салих тотчас отдернул руку и снова взялся за гребень.

Он не сразу почувствовал на себе сторонний взгляд. Видать, в безопасности себя мнил – вот и не озирался по сторонам.

Тот, кто наблюдал за ним вот уже несколько минут, тоже был Бескрылым. Длинные светлые волосы гостя виллинов были заплетены в косы, перетянутые ремешками. С первого взгляда он казался старым: обильная проседь в волосах и бороде, резкие морщины на очень бледном, слегка одутловатом лице с красными, будто нарисованными пятнами на щеках и уродливым шрамом, пересекавшим это лицо наискось. Салиху не потребовалось даже выискивать следы недавних кандалов на запястьях незнакомца – цвет кожи сказал ему обо всем и сразу.

– Поздорову тебе, брат, – сказал Салих, заговорив с незнакомцем первым.

Тот угрюмо отмолчался. "Я тебе не брат", – безошибочно прочитал Салих в его глазах. Он снова отвернулся к симурану. "Что приставать к человеку? – подумалось Салиху. – По всему видать, кто он и откуда. Только из рудников выносят такую страшную бледность… Сколько же лет нужно не видеть солнечного света? Вон, щурится… Глаза, наверное, слезятся."

У самого Салиха слезы начинали течь только при ярком солнечном свете или при сильном ветре. Но он знал, что бывают люди, проведшие на руднике не год и не полтора, как он сам, а десятки лет – те начинали превращаться в летучих мышей: превосходно видели в темноте, но слепли на свету. Впрочем, на свет они так и не выходили. Очень немногим удавалось покинуть Самоцветные Горы.

Ни одного побега за долгие столетия существования рудника. Только те, за кого внесли выкуп. Только они.

Кто же выкупил эту угрюмую громадину?

Салих вновь осторожно покосился на незнакомца. Северянин. Впрочем, что гадать – достаточно глянуть на его косы. Венн! Кому же он понадобился? Неужто виллам?

Да нет, не может быть! Виллы стараются не связываться с Бескрылыми, если в том нет особой нужды. Ведь не родич же он здешнему вождю, в самом деле!

Венн не уходил. Лежал себе на траве, закрыв глаза и подставив солнцу изуродованное лицо. Время от времени Салих поглядывал в его сторону, но разговоров больше пока не затевал. Незачем. Да и бесполезное это занятие. По прежним временам Салих знал, что разговорить венна немногим проще, чем перемолвиться парой слов с каким-нибудь бревном. Поэтому, скажем, словоохотливые арранты и считают их неотесанными дикарями. Салих держался иного мнения. Впрочем, ему почти не приходилось встречаться с северянами.

Бескрылый тяжело, с сипением дышал. Словно в груди у него кто-то засел. Кто-то недобрый, нехороший. И Салих ничуть не удивился, когда тот вдруг закашлялся, пряча лицо в траве.

Симуран тревожно шевельнул крыльями, повернул морду в сторону надрывно кашлявшего венна, раздул мягкие ноздри. Салих успокаивающе потрепал чудесного зверя по боку. Венн несколько раз судорожно вздохнул и затих. "Устал", – подумал Салих. Ему доводилось видеть людей, вот так же кашлявших в забое, выплевывавших вместе с комками крови куски отмиравших легких. Доброго мало – этот человек, похоже, долго не протянет. Хотя… Кто их знает, веннов? Они, говорят, живучи.

От размышлений Салиха отвлекла вилла. Невесомая, тонкая, крошечного роста – почти ребенок – она не вбежала, а, казалось, взлетела на невидимых крыльях к двум Бескрылым, держа в руках большую корзину, полную яблок. Венн с трудом оторвал голову от травы и, завидев виллу, поднялся на ноги. Поклонился ей как младший старшему – медленно, с почтением.