Тигр между тем стремительно и в то же время плавно летел под небесами, порыкивая про себя и то и дело закладывая виражи. У него явно было хорошее настроение.

До ночи Погибшей Луны оставался еще один день. Еще один день унижений, боли, страха – и потом все будет кончено.

Соллий понял, что устал ждать. Устал страдать, устал терпеть. Он почти торопил время, то и дело поглядывая на солнце, которое неуклонно катилось по небу к западному горизонту. Смерть представлялась ему избавлением: мгновенная вспышка боли и света – а затем покой и, кто знает, может быть встреча с Богами? А может быть, и с матерью – той, что оставила его на пороге Дома Близнецов много-много лет назад… В одном Соллий был уверен: ничего ему так не хотелось, как избавления от тягостного плена. Сейчас он готов был заплатить за свободу любую цену. Даже цену жизни.

Арих, казалось, догадывался об этом. Появившись рядом с пленником уже к вечеру, раб сунул ему плошку с грязноватой водицей.

– Кормить тебя больше незачем, – пояснил он. – Луна умерла. Вместе с луной умрешь и ты.

Соллий выпил несколько глотков, поморщился.

– Ты был моим единственным другом здесь, Арих, – сказал он.

Арих скорчил отвратительную рожу.

– Только без этих глупостей, – предупредил он. – Я никому не друг, коль скоро все в мире мне враги.

– Но я тебе не враг…

– Ты враг самому себе, – перебил бывший хаан. – Как ты можешь быть другом кому-то другому? Говорю тебе, оставь свои глупости! Думай лучше о своих Богах и зови их на помощь, потому что люди тебе не помогут.

Соллий не ответил. Он заметил какую-то фигуру, приближающуюся к ним. В принципе, ничего удивительного не было в том, что еще один венут явился поглазеть на пленника, которому сегодняшней ночью предстоит умереть и накормить своей кровью погибшую луну. Удивительно было другое. Никто из венутов не обращал на этого человека никакого внимания. Его как будто не видели. Однако это было невозможно – ведь Соллий хорошо различал его среди других! А Соллий не обладал ни ясновидением, ни шаманским искусством вызывать духов и общаться с ними. Тем более этого нельзя было сказать об Арихе. А он, несомненно, тоже разглядел незнакомца, потому что вдруг напрягся, скуластое лицо его застыло, глаза, и без того узкие, сощурились, превратившись в две щелки.

– Кто это? – спросил Соллий у невольника, удивленный его реакцией.

– Не знаю, – сквозь зубы выговорил Арих. – Но мне это все не нравится…

Между тем незнакомец приблизился. Теперь и Соллий, и Арих имели великолепную возможность разглядывать его почти в упор. Это был плешивый старик с красным лицом. Такой цвет кожи бывает у тех, кто живет на открытом воздухе, ежедневно подвергаясь воздействию палящих солнечных лучей и обжигающих степных ветров. Или у тех, кто после целого дня под солнцем и ветром, усердно прикладывается к бурдюку с горячительным напитком.

Возможно, старик был именно из такой породы людей. Пастух?

Он явно не принадлежал к племени венутов. Он вообще не принадлежал ни к одному из известных Ариху степных племен, хотя родом был именно из степи – об этом говорили характерные черты его плоского лица, его приземистая фигура, неуверенная походка – словно передвигаться пешком, не на лошади, было для него в диковину.

Дед опирался на большую суковатую палку, украшенную пучком разноцветных лент.

Если двое собеседников разглядывали диковинного старика во все глаза, то то же самое можно было сказать и о самом пришельце. Он принялся расхаживать перед Арихом и Соллием взад-вперед, буравя их взглядом. Он то рассматривал их рваную одежду, то пристально изучал кровоподтеки, ссадины и шрамы, то вдруг начинал стучать палкой о землю и что-то бормотать, тряся головой. Словом, откровенно не одобрял увиденного.

Наконец Арих решился прервать затянувшееся молчание. Он встал с земли и поклонился старику.

– Мир тебе, почтенный странник, – проговорил он очень осторожно.

Старик перестал трясти головой и воззрился на Ариха.

– Ты кто? – закричал он вдруг хрипло и затопал ногами. – Кто ты такой, а?

– Прости, если нарушил твое сосредоточение… – смиренно сказал Арих, склоняя голову.

– А! Мое сосредоточение! Кому есть дело до моего сосредото… Лезут с вопросами! Молокососы! Невоспитанные болваны! – Старик остановился и некоторое время молча жевал губами. Затем снова взревел: – Да кто ты такой, а?

– Он пленник венутов, – пришел на помощь Ариху Соллий. – Он их невольник. Они захватили его в плен, почтенный, и сделали рабом.

Соллий почти тотчас же пожалел о том, что вмешался в разговор. Весь свой необузданный гнев странник обратил теперь на него.

– А! Второй умник выискался! Лезет, когда не спрашивают! Я тебя спрашивал? Нет, ты мне ответь, я тебя спрашивал? Кого я спрашивал? Никакого почтения! Почему ты молчишь? Дурак! Кто ты такой? А?

– Я – Ученик Богов-Близнецов, почтенный, – ответил Соллий, старательно подражая подчеркнуто смиренному тону, каким Арих разговаривал с возмущенным старцем.

– Богов! Близнецов! Ученик! Смеху подобно! – Старик затряс палкой перед самым носом у Соллия. – Так почему ты сидишь тут связанный, как баран?

– Потому что меня должны убить, – ответил Соллий, опуская глаза. Ему вдруг стало невыносимо стыдно. Раньше он всегда считал, что умереть за свою веру – достойно подражания и зависти. Что человек может отказаться почти от всего, что ему дорого в жизни, но только не от веры. За веру приходится умирать, если не удается ради нее жить. Но вот теперь неведомо откуда вылез этот странный, бесноватый старец – какой-то бездомный степняк, у которого явно не все дома – грозит ему дубиной, обзывает дураком… и он, Соллий, кажется, готов признать, что старик прав.

Но почему ему так стыдно? Почему? Ведь он никого не предал!

Старик напустился на Соллия с новой силой:

– А ты человек! Ты не баран! – Внезапно он снова замолчал и потом заговорил совсем другим тоном, как бы обращаясь к самому себе: – Впрочем, существенна ли разница между человеком и бараном? Это надлежит рассмотреть со всех сторон и обдумать…

Наступило молчание. Соллий, воспользовавшись передышкой, постарался встретиться глазами с Арихом. То, что он прочитал во взгляде степняка, его насторожило еще больше. Арих был растерян, сбит с толку и, пожалуй, испуган. Такого откровенного страха в глазах невольника Соллий еще не видывал. Арих был способен выдержать, не дрогнув, гнев своих хозяев. У него и мускул бы на лице не шевельнулся, если бы его огрели плетью или палкой, как нередко случалось. Но теперь он чуял в этом диковатом старце что-то такое, от чего у него мороз шел по коже. Страх Ариха невольно передался и Соллию.

Соллий слегка поднял брови, как бы задавая вопрос. Арих еле заметно покачал головой.

Соллий прикусил губу. Что же происходит? И почему ни один венут еще не подошел к ним, бранясь на чем свет стоит и грозя пришельцу кулаками за то, что он остановился поболтать с пленником?

Неужели венуты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НЕ ВИДЯТ СТАРИКА?

– А, надоело! – вдруг сказал старик раздраженно. Он повернулся и, пыля, пошел прочь.

Соллий ошеломленно смотрел ему вслед. Выждав, чтобы старик отошел на достаточно большое расстояние, он спросил Ариха:

– Ты узнал его? Кто он такой?

– Молчи, – прошептал Арих. Он был бледен, как мел. – Не говори ничего. Может быть, он вернется…

– Да кто же он?

– Могу сказать тебе одно: он НЕ ЧЕЛОВЕК. Замолчи же наконец!

Старик тем временем остановился, словно в нерешительности. Он потоптался на месте, помял в кулаке свою растрепанную бороду, зачем-то подергал разноцветные ленты, привязанные к его посоху – точнее, грубой палке. Затем, точно вспомнив что-то, просиял и уверенно зашагал обратно.

Арих напрягся, как пружина, готовая выпрямиться.

– Вот что, – еще издалека закричал он своим громким, хриплым голосом, – мой внук Хурсай говорил мне… Да, он говорил мне о какой-то своей родне среди людей… будто венуты разорили его родню, что ли…