– Это чотгор? – спросил Салих, радуясь тому, что Алаха по крайней мере пошевелилась. Последние несколько часов – если только действительно минули часы с момента их появления здесь – она сидела неподвижно, как изваяние.

Чотгор. Неприкаянный дух. Злой демон, вечно пакостящий людям и так и норовящий вселиться в чье-нибудь тело и завладеть чужой волей.

Неужели это – дух Ариха?

Как ни враждовал Салих с молодым хааном – если только неприязнь между братом госпожи и ее рабом можно назвать "враждой" – но такой посмертной участи он не пожелал бы и Ариху.

Но это был не чотгор. И на Ариха он тоже не был похож.

Еще мгновение назад рядом с Салихом и Алахой никого не было – и вдруг показался мальчик лет десяти-одиннадцати, одетый причудливо и нарядно. Он был крошечного роста, но держался, несмотря на свой забавный вид, с горделивым достоинством.

– Прости, – проговорил он, вежливо протягивая руки ладонями вперед в знак приветствия. – Мне следовало бы сперва прийти сюда, а потом уже заговаривать с тобой.

Алаха повернула к нему свое страшное лицо.

– Здравствуй, – холодно проговорила она. – Прошу тебя, уйди. Не тревожь меня в час моей боли.

– Однако вон того человека ты не прогоняешь от себя! – укоризненно воскликнул маленький дух.

– Кого?

Алаха, словно только сейчас вспомнив о существовании Салиха, мельком поглядела в его сторону.

Вот так. Он для нее – пустое место. Есть ли рядом какой-то Салих, нет ли его – Алаха этого почти не замечает. Он судорожно вздохнул. Не думал, что его так ранит еще одно свидетельство ее безразличия к нему.

Мальчик засмеялся.

– Не притворяйся, сестра! Ты не прогоняешь от себя вон того человека, потому что он для тебя – такая же обыденность, как твоя рука или нога. Разве человеку свойственно думать о руках или ногах, разве что они болят или же их вовсе нет?

– А духам свойственно? – огрызнулась Алаха.

– Приходится, – серьезно объяснил мальчик. – Некоторые духи, принимая привычный человеку облик, должны очень крепко подумать, прежде чем являться. Иной чотгор, к примеру, вечно забывает, что у человека две ноги. И скачет на одной ноге, страшно довольный собой. Полагает, болван такой, что совершенно уподобился человеку и что никто его от обычного человека и не отличит!

Мальчик хихикнул, но тут же снова напустил на себя серьезность.

Алаха смотрела на него без всякого интереса. И Салих – заразился он ее безразличием, что ли? – тоже почему-то не удивлялся. Хотя духа видел впервые. Вот так, вблизи… Странный какой-то дух. Совсем как ребенок. И разговаривает по-детски. Неужели и духи бывают маленькими?

Да! Он же забыл о самом главном! Почему этот странный нечеловеческий ребенок упорно именует Алаху "сестрой"?

– Ты хотел бы знать, почему я называю твою госпожу "сестрой", – проницательно заметил мальчик и подбоченился. – Ведь ты – тот самый человек, которого называют Салихом и который был выкуплен моей сестрой за несколько монет с головного убора?

– Да, – хмуро согласился Салих. – Правда и это, и то, что я не припомню у моей госпожи такого брата, чтобы был похож на тебя.

– Я… не совсем брат, – признался мальчик. – Но мне так хотелось бы иметь сестру! Особенно такую красивую… Мою мать с рождения называют Чахой, а мой отец – некоторые говорили, будто его прозвание Келе – он аями… Он – ее аями.

Алаха вздрогнула и впервые глянула на новоявленного брата с проблеском интереса.

– Я слышала когда-то… только один раз… Мне кажется, я спала, и этот разговор мне приснился… А может быть, он и был – наяву, только ни мать, ни тетка мне ничего не рассказывали… Чаха утверждала, будто у нее когда-то был ребенок. Только этому никто не верил. Она, как считали, была очень больна, и вся эта история с рождением ребенка… Словом, полагали, будто это – странные мечтания нездоровой девушки, которой не суждено выйти замуж.

– Странные мечтания? – Мальчик счастливо засмеялся. – Хорошенькие мечтания! Да посмотри на меня, сестрица! Разве я похож на облачко или… Впрочем, я ПОХОЖ на облачко. Так все говорят. – Он пригорюнился с забавно-печальным видом.

Алаха покачала головой.

– Ты похож на МАЛЕНЬКОЕ ГАДКОЕ облачко.

Мальчик погрозил ей кулачком, потом снова улыбнулся.

– Словом, напрасно они думали, будчто Чаха больна и все такое… У нее на самом деле был ребенок. И это – я! Меня вырастил дедушка.

– Дедушка?

– Небесный Стрелок, Старик, Когудэй. Его называют по-разному. Это мой дед. Отец отца. У Когудэя много сыновей и еще больше внуков…

– Где тетя Чаха? – спросила Алаха деловито.

– Мама теперь с нами. – Мальчик улыбнулся светло и радостно. – Мы теперь никогда не расстанемся. Моя мать, мой отец и я. Может быть, у меня еще будут родные братья и сестры… Но сейчас ты, Алаха, – моя единственная сестра, пусть и не совсем родная.

Алаха прикусила губу.

– Я должна отомстить, – глухо проговорила она. – Если ты дух, братец, то должен знать, кто убил всю мою родню.

– Не знаю, – быстро отозвался мальчик. – Кстати! Ты можешь называть меня Хурсай. Так иногда обращается ко мне отец.

– Не лги мне, Хурсай, – молвила Алаха и встала. Рядом с крошечным мальчиком она казалась рослой. Нависая над двоюродным братцем, как скала, Алаха добавила: – Пойми, я не смогу жить, не отомстив за свой род. Права была тетя Чаха: я – последняя. Теперь я на самом деле ПОСЛЕДНЯЯ.

– Или первая, – еле слышно шепнул мальчик. – Ты должна родить ребенка, Алаха. Он продлит твой род, не даст ему угаснуть. Ты – последняя, а он будет первым. По-настоящему первым.

– Для того, чтобы родить ребенка, неразумное ты дитя, мало одной матери и ее желания продлить свой род, – назидательно сказала Алаха. – Нужен еще достойный отец для ее детей. Лоно дочери хаанов – драгоценнейший сосуд, предназначенный для вынашивания вождей. Родив от первого встречного, я могу родить обычного ублюдка.

– Я, кстати, знаю, откуда берутся дети, – чванливо сообщил ребенок и подбоченился.

Несмотря на всю трагичность ситуации, несмотря на то, что лицо Алахи несло на себе следы почти нечеловеческой скорби, Салих едва не расхохотался. Слишком уж странным был этот разговор, слишком необычным этот горделивый ребенок, неведомо откуда появившийся перед ними на пепелище. И как-то забывалось о том, что Хурсай – не человек, а дух. И крошечный его рост уже не воспринимался как некий недостаток. Эти степные духи, эти АЯМИ, умели так держаться, что разница в размерах между ними и обыкновенными людьми довольно быстро переставала бросаться в глаза. Еще одно колдовство?

Хурсай добавил, лукаво посверкивая черными глазками:

– К тому же я не предлагаю тебе принимать в себя семя первого встречного.

("Ого, как он умеет выражаться, этот молокосос!" – подумал Салих. Он едва не подскочил, заслышав столь откровенные выражения, да еще из уст ребенка, да еще обращенные к молоденькой девушке, почти девочке. Там, где Салих родился и жил до… словом, до того дня, когда ему пришлось расстаться со своей семьей, – там было не принято говорить о таких вещах. Тем более – так выразительно.)

Но двоюродных брата и сестру это ничуть не смущало. Обычаи Вечной Степи были другими – такими же открытыми, как сама эта Степь. Здесь негде было спрятаться. И люди здесь ничего не скрывали. "Постепенно я привыкну и к этому", – подумал Салих.

А мальчик между тем продолжал, произнося свою речь с важностью, достойной мудрого старейшины. Он слегка выпячивал живот и помахивал рукой в такт своим словам:

– Тот, кто лучше всех подходит в мужья НЕКОЕЙ АЛАХЕ, давно уже с нею знаком и будет для нее добрым спутником. Он будет хранить ее, как хранил до сих пор. Он подарит ей прекрасных детей и будет для них заботливым отцом. А НЕКОЕЙ АЛАХЕ стоило бы повнимательнее посмотреть по сторонам… Вот совет, который посылает тебе мой дедушка. К дедушкиным советам стоит прислушиваться! Это все говорят, и мама, и отец, и мой дядя, и дядина жена…